Книга "Лолита". Страница 60
"хляп-хляп-хляп".
"Шина капут, мистер", весело сказала моя добрая девочка.
Я остановился - на краю горной пропасти. Лолита сложила нагруди руки и оперлась вытянутой ногой в приборную доску. Явылез, осмотрел правое заднее колесо. Нижняя половина несчастнойшины приняла отвратительно прямоугольную форму. Траппостановился в пятидесяти ярдах позади нас. На этом расстояниилицо его было лишь сальным пятном, но пятно смеялось. Я решилвоспользоваться случаем и направился к нему - с блестящей идеейзанять у него рычаг, хотя у меня был свой. Он немного попятился
Я больно споткнулся об камень - и создалась атмосфера повальноговеселья. Тут колоссальный грузовик вырос за машиной Траппа и сгромом проехал мимо меня, после чего я услышал, как он судорожногукнул. Я невольно обернулся - и увидел, что мой автомобильмедленно уползает. Издали я различил головку Лолиты, нелепосидевшей за рулем, причем мотор работал, хотя я помнил, чтовыключил его.
За короткий, полный трепета промежуток времени,потребовавшегося мне, чтобы добежать до хлюпающей и наконецостановившейся машины, я успел подумать, что в течение двух летмоя малютка вполне имела возможность набраться элементарныхзнаний в области управления автомобилем. Яростным рывком яоткрыл дверцу. Мне было чертовски ясно, что она пустила мотор,чтобы отвлечь меня от господина Траппа. Впрочем, этот фортельоказался ненужным, ибо, пока я догонял ее, Трапп круто повернулпосредине дороги и укатил. Я посидел, перевел дух. Лолитаспросила, не скажу ли я спасибо ей за то, что она так ловкозатормозила, когда автомобиль вдруг поехал под гору. Не получивответа, она погрузилась в изучение дорожной карты. Я вышел изавтомобиля и начал "колесование(TM), как называла эту операциюпокойная Шарлотта. Мне казалось, что я теряю рассудок.
Переменив колесо, мы продолжали наше фарсовое путешествие
После унылого и совершенно лишнего спуска дорога сталаподниматься петлями все выше и выше. В особенно крутом месте нампришлось плестись за громадным грузовиком, давеча обогнавшимнас. Он теперь с ужасными стонами полз вверх по извивам дороги,и его невозможно было объехать. Из его кабинки выпорхнул кусочекгладкого серебра - внутренняя обертка жевательной резинки - и,полетев назад, прилип на миг к нашему переднему стеклу. Мнепришло в голову, что, ежели я действительно схожу с ума, можеткончиться тем, что я убью кого-нибудь. На всякий случай (сказалтот Гумберт, который сидел на суше, тому Гумберту, которыйбарахтался Бог знает где) хорошо бы кое-что подготовить например, перевести пистолет из коробки в карман, - дабы бытьготовым воспользоваться свободой безумия, когда оно найдет
20
Тем, что я разрешил Лолите заниматься театральной игрой, ядопустил (влюбленный простак!), чтобы она научилась всемизощрениям обмана. Как теперь выяснялось, дело не ограничивалосьготовыми ответами на такие вопросы, как: что представляет собойосновной конфликт в "Гедде Габлер"; или: в каких сценах "Любвипод Ильмами" предельно нарастает действие; или: в чем состоитпреобладающее настроение "Вишневого Сада"; на самом деле ейпреподавались разные способы изменять мне. О, с какимнегодованием я теперь вспоминал ту задаваемую ей "симуляцию пятичувств", в которой она так часто упражнялась в нашейбердслейской гостиной! Я устраивался так, чтобы незаметнонаблюдать за ней, когда она, двигаясь как субъект под гипнозомили участник мистического ритуала, и как бы давая утонченнуюверсию детской игры, в которой девочки воображают себя дивами,изображала мимикой, что бы она сделала, услыхав стон в темноте,увидав впервые совсем новенькую молодую мачеху, проглотивчто-нибудь невкусное, вроде желтоватого желе, понюхавраздавленный сочный пучок травы в плодовом саду или дотронувшисьдо того или другого несуществующего предмета хитрыми, тонкимипальцами нимфетки. Среди моих бумаг до сих пор сохранилсямимеографический список следующих заданий.
"Осязательная тренировка. Представь себе, что берешь идержишь пинг-понговый мячик, яблоко, липкий финик, новыйпушисто-фланелевый теннисный мяч, горячую картофелину, ледянойкубик, котенка, подкову, карманный фонарь цилиндрической формы.
Перебирай концами пальцев следующие воображаемые вещи:хлебный мякиш, резинку, ноющий висок близкого человека, образецбархата, розовый лепесток.
Ты - слепая девочка. Ощупай, начиная с лица, следуищихлюдей: Греческого юношу; Сирано-де-Бержерака; Деда Мороза;младенца; хохочущего от щекотки фавна; спящего незнакомца;собственного отца".
Но до чего прелестна бывала она, и при навевании этихнежных чар, и при мечтательном исполнении других волшебныхобязанностей! Кроме того, иногда, в особенно предприимчивыебердслейские ночи, я обещал ей какоенибудь удовольствие илиподарок, если она потанцует для меня, и, хотя ее рутинные скачкис раскинутыми ногами не столько напоминали томные и вместе с темугловатые движения парижских petits rats, сколько прыжки техголоногих дивчин в коротеньких юбках и толстых свитерах, которыеорганизованными воплями и гимнастическим беснованием поощряютстудентов, играющих в американское регби, все же ритмика ее несовсем еще развившихся членов очень нравилась мне. Но все этобыло ничто, по сравнению с неописуемым зудом наслаждения,который я испытывал от ее теннисной игры: могу только сказать,что это было дразнящее, бредовое ощущение какого-то повисания насамом краю - нет, не бездны, а неземной гармонии, неземнойлучезарности.
Несмотря на преклонный возраст, она более чем когдалибобыла нимфеткой в своей белой теннисной одежде, с абрикосовымзагаром на руках и ногах. Крылатые заседатели! Никакой загробнойжизни не принимаю, если в ней не объявится Лолита в таком виде,в каком она была тогда, на колорадском курорте между Сноу иЭльфинстоном - и, пожалуйста, чтобы все было так же правильно,как тогда: 'широкие, белые мальчишеские трусики, узенькая талия,абрикосовая голая поясница, белый грудной платок, ленты которогоидут наверх, кругом шеи, кончаясь сзади висячим узлом и оставляянеприкрытой ее до безумия молоденькие и обаятельные лопатки сэтим абрикосовым пушком на них, и прелестные нежные косточки игладкую, книзу суживающуюся спину! Ее кепка была с белымкозырьком. Ее ракета обошлась мне в небольшое состояние. Дубина,стоеросовая дубина! Ведь я мог бы заснять ее на кинопленке! Онабы тогда осталась и посейчас со мной, перед моими глазами, впроекционной камере моего отчаяния!
Перед сервисом, до того как приступить к действию, Лолитакак бы делала передышку, выстаивая два-три такта за меловойчертой, и при этом, бывало, разок-другой бросит мяч об землю илиноском белой туфельки поскребет по грунту, всегда свободнодержась, всегда оставаясь спокойно-веселой - она, которая такредко бывала веселой в ее сумрачной домашней обстановке!По-моему, ее теннисная игра представляла собой высшую точку, докоторой молодое существо может довести сценическое искусство,хотя для нее, вероятно, это составляло acero лишь геометрическуюсущность основной действительности жизни.
Изящная ясность всех ее движений находила свое слуховоедополнение в чистом, тугом звоне каждого ее удара. Войдя в ауруее власти, мяч делался белее, его упругость становиласькачественно драгоценнее. Прецизионный инструмент, который онаупотребляла по отношению к нему, казался в миг льнущегосоприкосновения необычайно цепким и неторопливым. Скажу больше:ее стиль был совершенно точной имитацией самого что ни на естьпервоклассного тенниса, лишенной, однако, в ее руках какихлибопрактических результатов. Как мне сказала Электра Гольд, сестраЭдузы, изумительная молодая тренировщица, когда однажды я сиделна твердой скамейке, начинавшей пульсировать подо мной, исмотрел, как Долорес Гейз, как бы шутя, гоняла по всему кортухорошенькую Линду Голль (которая, впрочем, побила ее): "У вашейДолли вделан магнит для мяча в самую середку ракетных жил, но,ейБогу, зачем быть такой вежливенькой?" Ах, Электра, не все лиравно - при такой грации! Помнится, присутствуя при первой же ихигре, я почувствовал, как усвоение этой красоты меня буквальнооблило едва выносимым содроганием. У моей Лолиты была чуднаяманера чуть приподымать полусогнутую в колене левую ногу прираскидистом и пружинистом начале сервисного цикла, когдаразвивалась и на мгновение натягивалаC в лучах солнца живаясеть равновесия между четырьмя точками - пуантой этой ноги, едваопушенной подмышкой, загорелой рукой и далеко закинутым назадовалом ракеты, меж тем как она обращала блестящий оскалулыбающегося рта вверх к маленькой планете, повисшей так высоков зените сильного и стройного космоса, который она сотворила сопределенной целью - напасть на него звучным хлестком своегозолотого кнута. Ее подача отличалась прямотой, красотой,
