Книга "Лолита". Страница 61
молодостью, классической чистотой траектории, но, невзирая набеговой ее темп, ее было нетрудно вернуть, ибо никакойзакорючинки или изюминки не было у длинного, элегантногоподскока ее мяча.
Меня заставляет стонать от обиды мысль, что я мог так легкообессмертить все эти волшебные узоры, запечатлев их нацеллулоидовой ленте. Насколько они бы превосходили темоментальные снимки, которые я (безумец!) сжег! Ее смэшотносился к ее сервису, как относится сектет к октету в сонете,ибо ее натренировали, мою прелесть, немедленно после подачипросеменить к сетке на проворных, ярких, в белой обуви ножках
Никто бы не мог сказать, что лучше у нее выходит - драйв справаили драйв слева: один был зеркальным отображением другого, - уменя в самых чреслах до сих пор покалывает от пистолетной пальбыэтих ударов, которым вторили четкое эхо и выкрики Электры. Однойиз жемчужин игры Долли был короткий удар с полулета, которомувеликий Нед Литам научил ее в Калифорнии.
Она предпочитала сцену плаванию и плавание теннису; все жея утверждаю, что, если бы я не подломил в ней чегото (в то времяя не отдавал себе отчета в этом!), ее идеальный стиль совмещалсябы с волей к победе, и она бы развилась в настоящую чемпионку
Долорес, с двумя ракетами под мышкой в Вимбльдоне (1952),Долорес на рекламе папирос "Дромадер" (1960), Долорес, ставшаяпрофессионалкой (1961), Долорес, играющая чемпионку тенниса вкинодраме (1962), Долорес и ее седой, смиренный, притихший муж,бывший ее тренер, престарелый Гумберт (2000).
Никакой не существовало лукавинки в ее манере играть если, однако, не считать за финту нимфетки веселое равнодушие кисходу игры. Она, столь жестокая и коварная в обыденной жизни,тут проявляла такую невинность, такую откровенность, такоедоброжелательство в смысле пласировки, что даже посредственному,но настойчивому игроку, как бы он коряво и неумело ни играл,удавалось так прихлопывать и подрезывать мяч, чтобы проковырятьсебе путь к победе. Несмотря на малый рост, она покрывала всюсвою половину (1053 квадратных фута) площадки с необыкновеннойлегкостью, однажды вступив в ритм обмена и покуда могла этимритмом управлять; но всякая резкая атака, всякая внезапнаяперемена тактики со стороны противника приводили ее в состояниеполной беспомощности. Ей, скажем, недоставало одного пункта,чтобы выиграть партию - тут-то ее второй сервис, который,довольно типично, был даже сильнее и стильнее первого (ибо в нейотсутствовали те внутренние задержки, которые знакомы осторожнымигрокам) звучно ударялся об арфовую струну сетки - и отскакивалв аут. Отшлифованная бисерина ее "скатного" удара подхватываласьи возвращалась в угол противником, у которого, казалось, четыреноги и кривой гребок в руках. Ее драматичные драйвы ивосхитительные слетники пренаивно падали к его ногам. Вновь ивновь она мазала легкий мяч - и, смеясь, пародировала досадутем, что склонялась вперед в балетном изнеможении, с повисшим солба локоном. До того бесплодными оказывались ее грация и блеск,что она даже не могла побить пыхтящего Гумберта, основной ударкоторого был старомодный "подъемный" драйв.
Думаю, что я особенно чувствителен к магии игр. В моихшахматных сессиях с Гастоном я вио5л вместо доски квадратноеуглубление, полное прозрачной морской воды с редкими раковинамии каверзами, розовато светящимися на ровном мозаичном дне,казавшемся бестолковому партнеру мутным илом и облаком сепии
Первую же теннисную учебу, которой я когда-то мучил Лолиту (дотого, как уроки великого калифорнийца явились для нееоткровением), я теперь вспоминал как нечто гнетущее и горестное- не только потому, что мою безнадежную ученицу такотвратительно раздражал каждый мой совет, но еще и потому, чтодрагоценная симметрия корта, вместо того, чтобы отражатьдремавшую в ней гармонию, оказывалась исковерканной вконецнеуклюжестью и усталостью ребенка, которого только злила мояпедагогическая бездарность. С тех пор все переменилось, и в тотдень, в ясной колорадской атмосфере Чампиона, на превосходнейшемкорте у подножия крутой каменной лестницы, ведущей к "ОтельЧампион", где мы стояли, мне почуялось, что могу отдохнуть откошмара неведомых измен, окунувшись в чистоту ее стиля, ее души,ее неотъемлемой грации.
День был безветренный. Она лупила крепко и плоско, сосвойственным ей вольным махом, возвращая мяч за мячом над самойсеткой в глубь корта, и ритмический распорядок этих ударов былтак классически прост, что собственное мое передвижениесводилось, в общем, к плавному прогуливанию туда-сюда настоящие игроки поймут, что я туг хочу выразить. Резаный,довольно густо скошенный сервис, который я унаследовал от етца(научившегося ему, в свою очередь, от француза Декюжи илибельгийца Бормана - старых его друзей и великих чемпионов)наделал бы моей Лолите немало трудностей, захоти я их причинить
Но кто бы решился смутить такую ясноглазую милочку? Упомянул лия где-нибудь, что ее голы рука была отмечена прививочнойосьмеркой оспы? Что я любил ее безнадежно? Что ей было всеголишь четырнадцать лет?
Любознательная бабочка, нырнув, тихо пролетела между нами.
Вдруг вижу - откуда ни возьмись, появляются двое втеннисных трусиках: рыжий мужчина, лет на восемь моложе меня, собожженными на солнце малиновыми голенями; и довольно матоваябрюнеточка, года на два старше Лолиты, с капризным ртом ижестким взглядом. Как это обыкновенно бывает у добросовестныхновичков, их ракеты были в чехлах и рамах, и несли они их нетак, как носишь естественные и удобные продления некоторыхспециализированных мышц, а как если бы это были молотища,мушкетоны, коловороты или мои собственные вкусные, громоздкиегрехи. Несколько бесцеремонно усевшись около моего драгоценногов некотором смысле пиджака на скамейку сбоку от площадки, онипринялись весьма громогласно восхищаться чередой ударов,состоявшей из чуть ли не пятидесяти обменов, которые Лолитаневинно помогла мне выходить и поддержать, пока перебой в сериине заставил ее издать стон при виде того, как ее смэш ушел зачерту, после чего она на мгновение поникла, ослабев от смеха, золотое мое существо!
Меня разбирала жажда; я направился к фонтанчику питьевойводы. Этим воспользовался рыжий, чтобы подойти ко мне и вскромных выражениях предложить игру вчетвером. "Меня зовут БилльМид", сказал он, "а это, Фэй Пэйдж, актриска. Ма фиансэ" добавил он (указывая своей нелепо забронированной ракетой насветскую Фэй, уже болтавшую с Лолитой). Я начал было отвечать:"Спасибо, но" - (ненавижу, когда мою чистокровку впутывают втяп-да-ляпицу пошлых сапожников), когда меня отвлек поразительномузыкальный оклик: отельный казачок дробно бежал вниз поступеням к нашей площадке и делал мне знаки. Оказалось, что менятребуют к телефону по экстренному иногороднему вызову, - стольэкстренному, что для меня даже "держат линию". "Иду", сказал я,схватил пиджак (тяжесть кольта во внутреннем кармане) и сказалЛолите, что сейчас вернусь. Она как раз подбирала мячик(европейским способом, т. е. соединенным рывком носка ноги икрая ракеты, что было одной из немногих хороших вещей, которым яее научил) и улыбнулась, - она улыбнулась мне!
Некий зловещий штиль дозволял сердцу держаться на плаву,пока я следовал за мальчишкой к отелю. Есть краткая американскаяфраза, в которой разоблачение, возмездие, застенок, смерть ивечность выражаются путем удивительно отталкивающей формулы"дзис ис ит", - "вот оно!", "это оно и есть!" Я оставил Лолиту вдовольно посредственных руках, но все равно. Буду, конечно,бороться. Бешено бороться. Лучше все уничтожить, чем от нееотказаться. Да, действительно, крутоватая лестница.
В бюро гостиницы горбоносый мужчина с очень темным, думаю,прошлым, которое стоило бы расследовать, передал мне сообщение,написанное его рукой. Междугородная линия меня все-таки недождалась. В записке говорилось: "Мистер Гумберт. Звониладиректорша Бурдалейской (так!) школы. Летний номер: Бурдолей2-82-82. Пожалуйста, позвоните ей не откладывая. Чрезвычайноважное дело".
Я сложил свое длинное тело в телефонную будку, принялтаблетку и в продолжении десяти минут воевал с исчадьямипризрачного пространства. Постепенно наладился некий квартет;сопрано: такого номера нет в Бердслее; альт: мисс Пратт уехала вАнглию; тенор: Бердслейская школа не звонила; бас: звонить онане могла, так как все равно никто не знал, что в этот именнодень я буду именно в этой колорадской гостинице. Больноуязвленный мной горбоносый служащий любезно согласился выяснить,вызывали ли меня вообще из "Бурдолея". Оказалось - не вызывали
Вероятно, какой-то местный шалун набрал номер и смылся. Япоблагодарил служащего. Он ответил: ради Бога. Побывав вжурчащем писсуаре и зарядившись в баре, я пустился в обратныйпуть. С первой же терассы я увидел наш корт: он казалсявеличиной с детскую грифельную доску - плохо вытертую
Золотистая Лолита участвовала в игре смешанных пар. Она
