Школьная библиотека

нелепая и не менее прелестная партнерша прилежно кидалась накаждый мяч и все всегда мазала; но обе они развлекалисьнеобычайно и ясными, звенящими голосами, не переставая, велиточный счет в этой своей бессмысленной игре.

Помню, я как-то предложил достать им холодных напитков:поднялся по гравием посыпанной тропинке и вернулся, неся двавысоких стакана ананасного сока, с газированной водой и янтарнымльдом. Вдруг я почувствовал пустоту в груди и остановился:девочек не было на площадке. Я наклонился, чтобы поставитьстаканы на скамью - и почему-то с какой-то ледяной ясностьюувидел лицо только что убитой Шарлотты. Я огляделся, и мнепоказалось, что мелькнула фигура Лолиты в белых трусиках,удалявшаяся сквозь пятнистую тень по садовой дорожке всопровождении высокого мужчины, который нес две ракеты. Яринулся за ними, но когда я стал пробиваться с треском черезкустарник, то увидел, в вариантном поле зрения (как если былиния жизни то и дело раздваивалась), мою Лолиту в длинныхштанах и ее подругу в трусиках, шагающих взад и вперед поплевелистой полянке и хлещущих ракетами по кустам вбеспорядочных поисках последнего потерянного мяча.

Перебирать эти светлые мелочи побуждает меня главнымобразом желание доказать моим судьям, что я прямо из силвыбивался, чтобы доставить моей Лолите всевозможныеудовольствия. Как восхитительно было видеть ее, ребенка,показывающей другому ребенку одно из немногих своих достижений,например, особый способ прыгать со скакалкой! Меньшая нимфетка,прозрачно-бледная красотка с незагорелыми лопатками, держаправой рукой кисть левой за спиной, смотрела во все глаза - KRKсмотрело и павлиное солнце, лежавшее на гравии под цветущимидеревьями, посреди моего многоочитого рая - смотрела, как моявеснущатая и вульгарная егоза подпрыгивала, повторяя движениястольких других играющих девочек, видом которых я так упивалсяна испещренных солнцем, обильно политых, свеже пахнувшихтротуарах и парапетах древней Европы. Немного погодя, онавозвращала скакалку своей маленькой испанской подруге и в своюочередь смотрела, наблюдая за повторением урока, иногда отводяволосы со лба, или складывая на груди руки и наступая носкомсудной ноги на подъем другой, или легко опустив руки на свои ещемальчишеские бедра, и я шел проверить, канчили ли наконецпроклятые метельные горничные убирать наш коттедж; убедившлсь вэтом, я на прощание ласково кивал застенчивой,черноволосойдевочке - пажу моей принцессы - и, отеческим жестом глубокозапустив пальцы под кудри Лолиточки, а затем нежно, но крепкообхватив ее за шею, вел мою артачившуюся детку в наш укромныйдомик для быстрого сопряжения перед обедом.

"Чья это кошка так расцарапала вас, бедного?" восклицаласпелая, мясистая, красивая женщина - отталкивающего для менятипа, из тех, которым я всегда особенно нравился, - обращаясь комне за табль-д'отом в "большом доме" во время обеда, послекоторого должны были качаться обещанные Лолите танцы. Вот почемуя старался держаться подальше от людей, между тем как Лолита,напротив, делала все возможное, чтобы вовлечь в свою орбитунаибольшее число потенциальных свидетелей.

Она, образно говоря, виляла хвп1тиком - и даже всем своиммаленьким задом, как это делают сучки - когда, бывало, к намподсыпался осклабившийся незнакомец и заводил бодрый разговор,исходя из сравнения географических данных на номерных знакахнаших машин: "Далеко же вы заехали!" Любознательные родители,желая выключать из Лолиты что-нибудь обо мне, предлагали ейпойти с их детьми в кино, но я всегда за нее отказывался. Мы сней несколько раз едва не попались. Каскады клозетовпреследовали меня, конечно, во всех наших караван-сараях; но яникогда не представлял себе, до чего тонки эти вафельныеперегородки в мотелях "соединенного" типа, покуда, кактовечером, после слишком громких с моей стороны стоновнаслаждения, мужское покашливание за стеной заполнило паузустоль же отчетливо, как если бы я сам прочистил горло; а надругое утро, пока я пил утреннее кофе в молочном баре (Лолитавсегда спала поздно и любила, чтобы я ей приносил кувшинчикгорячего кофе в постель), мой давешний сосед, пожилой дурак вбезрамных очках на длинном добродетельном носу и спрофессиональносоюзным значком в петлице, изловчился преспокойновтянуть меня в беседу, в течение которой поинтересовался, невстает ли моя "супружница" столь же неохотно, как и его, когдане находится дома на ферме; и если бы не душило меня сознаниечудовищной опасности, я бы извлек много удовольствия изстранного, удивленного выражения, появившегося на его тонкогубомобветренном лице, когда я лаконично ответил, сползая с высокоготабурета, что "я, слава Богу, вдов".

Как сладостно было приносить ей это кофе - и не давать егоей, покуда она не исполнит своей утренней обязанности! Каким ябыл вдумчивым другом, каким страстным отцом, каким внимательнымпедиатром, обслуживавшим все телесные нужды моей полубрюнеточки!Упрекаю природу только в одном - в том, что я не мог, какхотелось бы, вывернуть мою Лолиту наизнанку и приложить жадныегубы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровойпечени, морскому винограду легких, чете миловидных почек! Вособенно тропические дни, в липкой духоте коттеджа, мненравилось прохладное ощущение кожаного сиденья кресла под моеймассивной наготой. Я держал ее у себя на коленях. Она сидела,как обыкновеннейший ребенок, ковыряя в носу, вся поглощеннаялегким чтением в приложении к газете, с-.оль же равнодушная кпроявлению моего блаженства, как если бы это был случайныйпредмет, на который она села - башмак, например, или кукла, илирукоятка ракеты - и который она не вынимала из-под себя простопо лени. Глазами она прослеживала приключения своих любимыхперсонажей на страничке юмора (среди них была хорошонарисованная неряха-девчонка в белых носочках, скуластенькая иугловатая, которой я сам не прочь был бы насладиться). Любилаизучать подробности на Фотографиях фатальных автомобильныхстолкновений. Никогда не сомневалась в реальности места, времении обстоятельств, будто бы относившихся к рекламным снимкамголоногих красавиц. И до странности увлекалась портретамипровинциальных невест, некоторые из которых были в полномвенчальном облачении, с букетами в руках и очками на носу.

На нее садилась муха и прогуливалась в окрестностях еепупочка или принималась исследовать нежные, бледные венчикисосцов. Она пыталась поймать ее в кулак (Шарлоттин способ) изатем обращалась к отделу "Посмотрим, насколько высообразительны".

"Посмотрим, насколько вы сообразительны. Думаете ли вы, чтобыло бы меньше преступлений против нравственности, если быдевочки придерживались некоторых правил. Не играли бы поблизостиобщественных уборных. Не принимали бы ни сластей от чужих, нипредложения "прокатиться". Записывали бы номер автомобиля,подобравшего их..."

"...и фабричную марку сластей", подсказал я.

Она продолжала, отодвигая щеку от моей наступавшей щеки (иэто был, заметь, еще легкий день, о мой читатель!)

"Если нет у тебя карандаша, но ты уже умеешь читать -"

"Мы", вставил я шутливо, "средневековые мореходы, положилив эту бутылку..."

"Если", повторила она, "у тебя нет карандаша, но если тыуже умеешь читать и писать - вот что он хочет сказать, понимаешьтеперь, балда? - то попробуй нацарапать номер на земле придороге..."

..."своими коготками, Лолита"

3

Она вошла в мою страну, в лиловую и черную Гумбрию, снеосторожным любопытством; она оглядела ее спренебрежительно-неприязненной усмешкой; и теперь мне казалось,что она была готова отвергнуть ее с самым обыкновеннымотвращением. Никогда не вибрировала она под моими перстами, ивизгливый окрик ("что ты, собственно говоря, делаешь?") был мнеединственной наградой за все старания ее растормошить. Чудесномумиру, предлагаемому ей, моя дурочка предпочитала пошлейшийфильм, приторнейший сироп. Подумать только, что выбирая междусосиской и Гумбертом - она неизменно и беспощадно брала в ротпервое. Не помню, упомянул ли я название бара, где я завтракал,в предыдущей главке? Он назывался так: "Ледяная Королева"

Улыбаясь не без грусти, я сказал Лолите: "А ты - моя ледянаяпринцесса". Она не поняла этой жалкой шуточки.

О, не хмурься, читатель! Я вовсе не стремлюсь создатьвпечатление, что мне не давалось счастье. Милый читатель долженпонять, что странник, обладающий нимфеткой, очарованный ипорабощенный ею, находится как бы за пределом счастья! Ибо нетна земле второго такого блаженства, как блаженство нежитьнимфетку. Оно "вне конкурса", это блаженство, оно принадлежит к