Книга "Лолита". Страница 69
Рита, которую я предпочитал не показывать, прозябала - кажется,не очень благопристойно - в пришоссейной гостинице, где я еенавещал два раза в неделю. Затем она исчезла, но менеебесчеловечно, чем ее предшественница: через месяц я нашел ее вКантрипской тюрьме. Она держалась с большим достоинством,лишилась червеобразного отростка в тюремной больнице и покляласьмне довольно убедительно, что дивный голубой мех, который, пословам некоей важной дамы, миссис Мак-Крум, она у нее украла,был на самом деле подарком, сделанным ей с большойнепосредственностью несколько подвыпившим мистером Мак-Крумом. Ясмог вытащить ее оттуда без того, чтобы обратиться к ее нервномубрату, и вскоре после этого мы вернулись с ней в Нью-Йорк, опятьна западную сторону Центрального Парка, заглянув по дороге вБрайсланд, через который, впрочем, Рита и я уже проезжали впредыдущем году.
Меня тогда охватило непреодолимое желание восстановить моепребывание там с Лолитой. Утратив всякую надежду выследитьбеглянку и ее похитителя, я вступил в новую фазу существования:я теперь пытался ухватиться за старые декорации и спасти хотя быгербарий прошлого: souvenir, souvenir, que me veux-tu?Верлэновская осень звенела в воздухе, как бы хрустальном. Вответ на открытку с просьбой резервировать номер с двумякроватями и ванной профессор Гамбургер немедленно получилучтивый отказ. Все было, мол, занято. Оставалась одна подвальнаякомната без ванной с четырьмя кроватями, но она вряд ли бы мнеподошла. Вот заголовок их почтовой бумаги:
ПРИВАЛ ЗАЧАРОВАННЫХ ОХОТНИКОВ
ВСЕ НАПИТКИ ЦЕРКВИ СОБАКИ
(кроме спиртных) на удобном расстоянии не допускаются
для верующих
Я усомнился в истине первого заявления. Все? Подавался литам гренадин, например, как в тротуарных кофейнях Европы? Менятакже интересовало, не отдал ли бы охотник, зачарованный илинормальный, место в церкви за пса - и тут я вдруг вспомнил, соспазмой боли, сцену, достойную большого художника: Petite NympheAccroupie; но этот шелковистый кокер-спаньель был, возможно,крещеный. Нет - я не чувствовал себя в силах выдержатьмучительное посещение знакомого холла. В мягком,пыльно-окрашенном, осеннем Брайсланде таились другие возможностивоскресить былое. Оставив Риту в ближайшем баре, я отправился вгородскую библиотеку. Чирикающая старая дева с величайшейготовностью помогла мне найти середину августа 1947 года впереплетенном комплекте Брайсландского Вестника, и вот я ужесидел в уединенном углу под голой лампочкой и переворачивалогромные и хрупкие страницы тома, черного, как гроб, и едва лине крупнее самой Лолиты.
Читатель! Брудер! Каким глупым Гомбургом был этотГомельбург! Так как его сверхчувствительная природа страшиласьдействительности, он считал возможным насладиться, по крайнеймере, кусочком ее - что напоминает, как десятый или двадцатыйФриц или Иван в терпеливом хвосте насильников прикрывает белоелицо женщины ее же черной шалью, чтобы не видеть ее невозможныхглаз, пока наконец добывает свою солдатскую радость в угрюмом,разграбленном поселке. Мне же хотелось добыть в напечатанномвиде снимок, случайно запечатлевший мой посторонний образ в туминуту, когда фотограф от "Брайс0ндского Вестника"сосредоточивался на Д-ре Браддоке и его группе. Страстномечталось мне, чтобы сохранился Портрет Неизвестного Изверга
Невинный аппарат, поймавший меня на темном моем пути к ложуЛолиты, - вот тема для Мнемозины! Тщетно пытаюсь объяснитьсущность этого позыва. Его можно, пожалуй, сравнить с темобморочным любопытством, которое заставляет нас вооружитьсяувеличительным стеклом, чтобы рассмотреть хмурые фигурки (вобщем, натюр морт - и всех сейчас вырвет) собравшихся раннимутром у плахи, - но выражение лица пациента все-таки никак неразобрать на снимке, Как бы то ни было, я буквально задыхался, иодин угол фолианта рока все бодал меня в брюхо, пока я листал илетал по листам глазами. В воскресенье, 24-го, в одном из двухместных кинематографов шел фильм "Одержимые", а в другом "Грубая Сила". Мистер Пурдом, независимый табачный аукционист,говорил, что с 1925 года он курит только "Омэн Фаустум". РослыйPocc, футболист, и его миниатюрная невеста были на вечере умиссис Гумберт Перрибой, 58, Эраннис Авеню. Существует паразит,величина которого составляет целую одну шестую часть организма,вместившего его. Дюнкерк был впервые укреплен в десятом веке
Белые носки для барышен, 39 центов; спортивные оксфордскиебашмачки, 3 доллара 98 центов. Вино, вино, вино, изрек автор"Темного Возраста", который не разрешил нашему фотографу снятьего, подходит, может быть, персидскому буль-булю, но я всегдаговорю, что дождь, дождь, дождь, стучащий по гонтовой крыше,лучший друг роз и вдохновения. Так называемые "ямочки"происходят от прирастания кожи к более глубоко лежащим тканям
Греки отразили сильную партизанскую атаку. Ах, наконец: абрисдевочки в белом и пастор Браддок в черном; но, если и касалосьмимоходом его дородного корпуса чье-то призрачное плечо, ничегоотносящегося до меня я узнать тут не мог.
Поразительный паразит пошел за Ритой в бар. С той грустнойулыбкой, которая появлялась у нее на лице от избытка алкоголя,она представила меня агрессивно-пьяному старику, говоря, что он- запамятовала вашу фамилию, дорогуша - учился с ней в однойшколе. Он дерзко попробовал задержать ее, и в последовавшейпотасовке я больно ушиб большой палец об его весьма твердуюголову. Затем мне пришлось некоторое время прогуливать ипроветривать Риту в раскрашенном осенью парке ЗачарованныхОхотников. Она всхлипывала и повторяла, что скоро, скоро я брошуее, как все в жизни ее бросали, и я спел ей вполголосазадумчивую французскую балладу и сочинил альбомный стишок ей взабаву:
Палитра кленов в озере, как рана,
Отражена. Ведет их на убой
В багряном одеянии Диана
Перед гостиницею голубой
Она спросила: "Но почему голубой, когда она белая? Почему Господи Боже мой..." - и зарыдала снова. Я решительно повел ее кавтомобилю. Мы продолжали наш путь в Нью-Йорк, и там она опятьзажила в меру счастливо, прохлаждаясь под дымчатой синевойпосреди нашей маленькой террасы на тридцатом этаже. Замечаю, чтокаким-то образом у меня безнадежно спутались два разных эпизода- мое посещение Брайсландской библиотеки на обратном пути вНью-Йорк и прогулка в парке на переднем пути в Кантрип, ноподобным смешением смазанных красок не должен брезговатьхудожник-мнемозинист
27
Почтовый ящичек с моим именем, в вестибюле дома, позволялполучателю разглядеть сквозь застекленную щель кое-что из того,что всунул туда почтальон. Уже несколько раз случалось, чтоарлекинская игра света, упавшего сквозь стекло на чей-нибудьпочерк, так искажала его, что получалось сходство с Лолитинойрукой, и это приводило меня в состояние чуть ли не обморока, такчто приходилось ! прислоняться к ближней урне, - едва неоказывавшейся моей. Всякий раз, что это случалось, всякий раз,что на миг привидевшиеся мне любимые, петлистые, детскиекаракули превращались опять, с отвратительной простотой, вскучный почерк одного из немногих моих или Ритиныхкорреспондентов, я вспоминал, с болезненной усмешкой, далекоемое, доверчивое, Додолоресовое былое, когда я бывал обманутдрагоценно освещенным окном, за которым высматривало мое рыщущееоко - неусыпный перископ постыдного порока - полуголую,застывшую, как на кинопленке, нимфетку с длинными волосами Алисыв Стране Чудес (маленькой прелестницы более счастливогособрата), которые она как раз, по-видимому, начинала или кончаларасчесывать. От совершенства огненного видения становилосьсовершенным и мое дикое блаженство - ибо видение находилось внедосягаемости, и потому блаженству не могло помешать сознаниезапрета, тяготевшее над достижимым. Кто знает, может быть,истинная сущность моего "извращения" зависит не столько отпрямого обаяния прозрачной, чистой, юной, запретной, волшебнойкрасоты девочек, сколько от сознания пленительной неуязвимости Iположения, при котором бесконечные совершенства заполняют пробелмежду тем немногим, что дарится, и всем тем, что обещается, всемтем, что таится в дивных красках несбыточных бездн. Mesfenetres! Повисая между закатными облаками и приливающей ночью,скрежеща зубами, я собирал и притискивал всех демонов моей
