Школьная библиотека

розоватый ковер: я обомлел, вообразив почему-то, что она толькоскатилась туда и может выскочить обратно.

"Ну, кто был прав?", сказал Куильти. "Вам бы следовало бытьосторожнее. Дайте-ка мне эту вещь, чорт возьми".

Он потянулся за кольтом. Я пихнул шута обратно в кресло

Густая отрада редела. Пора, пора было уничтожить его, но яхотел, чтобы он предварительно понял, почему подвергаетсяуничтожению. Я заразился его состоянием. Оружие в моей рукеказалось вялым и неуклюжим.

"Сосредоточьтесь", сказал я, "на мысли о Долли Гейз,которую вы похитили - "

"Неправда!" крикнул он. "Вы чушь порете. Я спас ее отизвращенного негодяя. Покажите мне вашу бляху, если вы сыщик,вместо того, чтобы палить мне в ногу, скотина! Где бляха? Я неотвечаю за чужие растления. Чушь какая! Эта увеселительнаяпоездка была, признаюсь, глупой шуткой, но вы ведь получилидевчонку обратно? Довольно пойдемте, хлопнем по рюмочке".

Я спросил, желает ли он быть казненным сидя или стоя.

"Это я должен обдумать", ответил он. "Вопрос серьезный

Между прочим - я допустил ошибку. О которой весьма сожалею. Я,видите ли, не получил никакого удовольствия от вашей Долли. Какни грустно, но я, знаете ли, импотент. А кроме того, я ведьустроил ей великолепные каникулы. Она познакомилась в Техасе сзамечательными людьми. Вы слыхали, например - "

И, неожиданно подавшись вперед, он навалился на меня,причем мой пистолет полетел под комод. К счастью, он был болеепорывист, нежели могуч, и я без труда пихнул его обратно вкресло.

Отдышавшись, он сложил руки на груди и сказал:

"Ну вот, доигрались. Vous voilh dans de beaux draps, monvieux".

Я наклонился. Он не двинулся. Я наклонился ниже.

"Дорогой сэр", сказал он, "перестаньте жонглировать жизньюи смертью. Я драматург. Я написал много трагедий, комедий,фантазий. Я сделал в частном порядке фильмы из "Жюстины" Сада идругих эскапакостей восемнадцатого века. Я автор пятидесяти двухудачных сценариев. Я знаю все ходы и выходы. Дайте мне взятьсяза это. В другой комнате есть, кажется, кочерга, позвольте мнеее принести, и с ее помощью мы добудем ваше имущество".

Суетливо, деловито, лукаво, он встал снова, пока говорил

Я пошарил под комодом, стараясь одновременно не спускать с негоглаз. Вдруг я заметил, что дружок торчит из-под радиатора близкомода. Мы опять вступили в борьбу. Мы катались по всему ковру,в обнимку, как двое огромных беспомощных детей. Он был наг подхалатом, от него мерзко несло козлом, и я задыхался, когда онперекатывался через меня. Я перекатывался через него. Мыперекатывались через меня. Они перекатывались через него. Мыперекатывались через себя.

В напечатанном виде эта книга читается, думаю, только вначале двадцать первого века (прибавляю к 1935-ти девяносто лет,живи долго, моя любовь); и пожилые читатели, наверное, вспомнятв этом месте "обязательную" сцену в ковбойских фильмах, которыеони видели в раннем детстве. Нашей потасовке, впрочем,недоставало кулачных ударов, могущих сокрушить быка, и летающеймебели. Он и я были двумя крупными куклами, набитыми грязнойватой и тряпками. Все сводилось к безмолвной, бесформенной вознедвух литераторов, из которых один разваливался от наркотиков, адругой страдал неврозом сердца и к тому же был пьян. Когда,наконец, мне удалось овладеть своим драгоценным оружием иусадить опять сценариста в его глубокое кресло, мы оба пыхтели,как королю коров и барону баранов никогда не случается пыхтетьпосле схватки.

Я решил осмотреть пистолет - наш пот мог, чего доброго, внем что-нибудь испортить - и отдышаться, до того как перейти кглавному номеру программы. С целью заполнить паузу, я предложилему прочитать собственный приговор - в той ямбической форме,которую я ему придал. Термин "поэтичеюAое возмездие" особенноудачен в данном контексте. Я передал ему аккуратно написанный намашинке листок.

"Ладно", сказал он. "Прекрасная мысль. Пойду за очками" (онпопытался встать).

"Нет"

"Как хотите. Читать вслух?"

"Да".

"Поехали. Ага, это в стихах":

За то, что ты взял грешника врасплох,

За то, что взял врасплох,

За то, что взял,

За то, что взял врасплох мою оплошность..

"Ну, это, знаете, хорошо. Чертовски хорошо!"

...Когда нагим Адамом я стоял

Перед законом федеральным

И всеми жалящими звездами его

"Прямо великолепно!"

За то, что ты воспользовался этим

Грехом моим, когда

Беспомощно линял я, влажный, нежный,

Надеясь на благую перемену,

Воображая брак в гористом штате,

И целый выводок Лолит..

"Ну, это я не совсем понял"

За то, что ты воспользовался этой

Основою невинности моей,

За то, что ты обманом

"Чуточку повторяетесь, а? Где я остановился?.. Да"

За то, что ты обманом отнял

Возможность искупленья у меня,

За то, что взял ее

В том возрасте, когда мальчишки

Играют пушечкой своей..

"Так-с, первая сальность"

Она пушистой девочкой была,

Еще носила маковый венок,

Из фунтика еще любила есть

Поджаренные зерна кукурузы

В цветистом мраке, где с коней за деньги

Оранжевые падали индейцы,

За то, что ты ее украл

У покровителя ее,

- А был он величав, с челом как воск

Но ты - ему ты плюнул

В глаз под тяжелым веком, изорвал

Его шафрановую тогу,

И на заре оставил кабана

Валяться на земле в недуге новом,

Средь ужаса фиалок и любви,

Раскаянья, отчаянья, а ты

Наскучившую куклу взял

И, на кусочки растащив ее,

Прочь бросил голову. За это,

За все, что сделал ты,

За все, чего не сделал я,

- Ты должен умереть!"

"Ну что ж, сэр, скажу без обиняков, дивное стихотворение!Ваше лучшее произведение, насколько могу судить".

Он сложил листок и отдал мне его.

Я спросил его, хочет ли он сказать что-нибудь для неговажное перед смертью. Кольт был опять "применим в отношении кперсоне". Он посмотрел на него. Он глубоко вздохнул.

"Послушайте, дядя", сказал он. "Вы пьяны, а я больнойчеловек. Давайте отложим это дело. Я нуждаюсь в покое. Я долженпестовать свою импотентность. Сегодня заходят друзья, чтобывезти меня на большой матч. Этот фарс с пальбой из пистолетастановится страшно скучным. Мы с вами светские люди во всем - вэротических вкусах, белых стихах, меткой стрельбе. Если высчитаете, что я вас обидел, я готов на необычайные компенсации