Школьная библиотека

объявлений в кельнской газете. Роллинг, в свою очередь, помещал в однойиз бульварных парижских газет две-три строчки: "Все внимание сосредоточьте на анилине... ", "Дорог каждый день, не жалейте денег..." и такдалее.

Гарин отвечал: "Окончу скорее, чем предполагал... ", "Место найдено... ", "Приступаю... ", "Непредвиденная задержка..."

Роллинг: "Тревожусь, назначьте день..." Гарин ответил: "Отсчитайтетридцать пять со дня подписания договора..."

Приблизительно с этим его сообщением совпала ночная телефонограммаРоллингу от Семенова. Роллинг пришел в ярость, - его водили за нос. Тайные сношения с "Аризоной", помимо всего, были опасны. Но Роллинг не выдал себя ни словом, когда на следующий день говорил с мадам Ламоль.

Теперь, в часы бессонниц, Роллинг стал "продумывать" заново свою"партию" со смертельным врагом. Он нашел ошибки. Гарин оказывался не такуже хорошо защищен. Ошибкой его было согласие на путешествие Зои, - конец партии для него предрешен. Мат будет сказан на борту "Аризоны".

Но на борту "Аризоны" происходило не совсем то, о чем думал Роллинг

Он помнил Зою умной, спокойнорасчетливой, холодной, преданной. Он знал,с какой брезгливостью она относилась к женским слабостям. Он не мог допустить, чтобы долго могло длиться ее увлечение этим нищим бродягой,бандитом Гариным. Хорошая прогулка по Средиземному морю должна прояснитьее ум.

Зоя действительно была как в бреду, когда в Гавре села на яхту. Несколько дней одиночества среди океана успокоили ее. Она пробуждалась, жила и засыпала среди синего света, блеска воды, под спокойный, как вечность, шум волн. Содрогаясь от омерзения, она вспоминала грязную комнатуи оскалившийся, стеклянноглазый труп Ленуара, закипевшую дымную полосупоперек груди Утиного Носа, сырую поляну в Фонтенебло и неожиданныевыстрелы Роллинга, точно он убивал бешеную собаку...

Но все же ум ее не прояснялся, как надеялся Роллинг. Наяву и во снечудились какие-то дивные острова, мраморные дворцы, уходящие лестницамив океан... Толпы красивых людей, музыка, вьющиеся флаги... И она - повелительница этого фантастического мира...

Сны и видения в кресле под синим тентом были продолжением разговора сГариным в Вилль Давре (за час до убийства). Один на свете человек, Гарин, понял бы ее сейчас. Но с ним были связаны и стеклянные глаза Ленуара, и разинутый страшный рот Гастона Утиный Нос.

Вот почему у Зои остановилось сердце, когда неожиданно в трубку радиозабормотал голос Гарина... С тех пор она ежедневно звала его, умоляла,грозила. Она хотела видеть его и боялась. Он чудился ей черным пятном влазурной чистоте моря и неба... Ей нужно было рассказать ему о снах наяву. Спросить, где же его Оливиновый пояс? Зоя металась по яхте, лишаякапитана Янсена и его помощника присутствия духа.

Гарин отвечал:

"... Жди. Будет все, что ты захочешь. Только умей хотеть. Желай, сходи с ума - это хорошо. Ты мне нужна такой. Без тебя мое дело мертвое".

Таково было его последнее радио, точно так же перехваченное Роллингом. Сегодня Зоя ждала ответа на запрос, - в какой точно день его нужнождать на яхте? Она вышла на палубу и облокотилась о перила. Яхта едвадвигалась. Ветер затих. На востоке поднимались испарения еще невидимойземли, и стоял пепельный столб дыма над Везувием.

На мостике капитан Янсен опустил руку с биноклем, и Зоя чувствовала,что он, как зачарованный, смотрит на нее. Да и как было ему не смотреть,когда все чудеса неба и воды были сотворены только затем, чтобы ими любовалась мадам Ламоль, - у перил над молочнолазурной бездной.

Невероятным, смешным казалось время, когда за дюжину шелковых чулок,за платье от большого дома, просто за тысячу франков Зоя позволяла слюнявить себя молодчикам с коротенькими пальцами и сизыми щеками... Фу!.

Париж, кабаки, глупые девки, гнусные мужчины, уличная вонь, деньги,деньги, деньги, - какое убожество... Возня в зловонной яме!..

Гарин сказал в ту ночь: "Захотите - и будете наместницей бога иличерта, что вам больше по вкусу. Вам захочется уничтожать людей, - иногдав этом бывает потребность, - ваша власть надо всем человечеством... Такая женщина, как вы, найдет применение сокровищам Оливинового пояса..."

Зоя думала:

"Римские императоры обожествляли себя. Наверно, им это доставлялоудовольствие. В наше время это тоже не плохое развлечение. На что-нибудьдолжны пригодиться людишки. Воплощение бога, живая богиня среди фантастического великолепия... Отчего же, - пресса могла бы подготовить моеобожествление легко и быстро. Миром правит сказочно прекрасная женщина

Это имело бы несомненный успех. Построить где-нибудь на островах великолепный город для избранных юношей, предполагаемых любовников богини. Появляться, как богиня, среди этих голодных мальчишек, - недурные эмоции".

Зоя пожала плечиком и снова посмотрела на капитана:

- Подите сюда, Янсен

Он подошел, мягко и широко ступая по горячей палубе.

- Янсен, вы не думаете, что я сумасшедшая?

- Я не думаю этого, мадам Ламоль, и не подумаю, что бы вы мне ни приказали.

- Благодарю. Я вас назначаю командором ордена божественной Зои.

Янсен моргнул светлыми ресницами. Затем взял под козырек. Опустил руку и еще раз моргнул. Зоя засмеялась, и его губы поползли в улыбку.

- Янсен, есть возможность осуществить самые несбыточные желания..

Все, что может придумать женщина в такой знойный полдень... Но нужно будет бороться...

- Есть бороться, - коротко ответил Янсен.

- Сколько узлов делает "Аризона"?

- До сорока.

- Какие суда могут нагнать ее в открытом море?

- Очень немногие...

- Быть может, нам придется выдержать длительную погоню.

- Прикажете взять полный запас жидкого топлива?

- Да. Консервов, пресной воды, шампанского... Капитан Янсен, мы идемна очень опасное предприятие.

- Есть идти на опасное предприятие.

- Но, слышите, я уверена в победе...

Склянки пробили половину первого... Зоя вошла в радиотелефонную рубку. Села к аппарату. Она потрогала рычажок радиоприемника. Откуда-топоймались несколько тактов фокстрота.

Сдвинув брови, она глядела на хронометр. Гарин молчал. Она снова стала двигать рычажок, сдерживая дрожь пальцев.

...Незнакомый, медленный голос по-русски проговорил в самое ухо:

"...Если вам дорога жизнь... в пятницу высадитесь в О5аполе... в гостинице "Сплендид" ждите известий до полудня субботы".

Это был конец какой-то фразы, отправленной на длине волны четырестадвадцать один, то есть станции, которой все это время пользовался Гарин.

Третью ночь подряд в комнате, где лежал Шельга, забывали закрыватьставни. Каждый раз он напоминал об этом сестре-кармелитке. Он внимательно смотрел за тем, чтобы задвижка, соединяющая половинки створчатыхставен, была защелкнута как следует.

За эти три недели Шельга настолько поправился, что вставал с койки ипересаживался к окну, поближе к пышнолистным ветвям платана, к чернымдроздам и радугам над водяной пылью среди газона.

Отсюда был виден весь больничный садик, обнесенный каменной глухойстеной. В восемнадцатом веке это место принадлежало монастырю, уничтоженному революцией. Монахи не любят любопытных глаз. Стена была высока,и по всему гребню ее поблескивали осколки битого стекла.

Перелезть через стену можно было, лишь подставив с той стороны лестницу. Улички, граничившие с больницей, были тихие и пустынные, все жефонари там горели настолько ярко и так часто слышались в тишине за стеной шаги полицейских, что вопрос о лестнице отпадал.

Разумеется, не будь битого стекла на стене, ловкий человек перемахнулбы и без лестницы. Каждое утро Шельга из-за шторы осматривал всю стенудо последнего камешка. Опасность грозила только с этой стороны. Человек,посланный Роллингом, вряд ли рискнул бы появиться изнутри гостиницы. Ночто убийца так или иначе появится, Шельга не сомневался.

Он ждал теперь осмотра врача, чтобы выписаться. Об этом было известно. Врач приезжал обычно пять раз в неделю. На этот раз оказалось, чтоврач заболел. Шельге заявили, что без осмотра старшего врача его не выпишут. Протестовать он даже и не пытался. Он дал знать в советское посольство, чтобы оттуда ему доставляли еду. Больничный суп он выливал враковину, хлеб бросал дроздам.

Шельга знал, что Роллинг должен избавиться от единственного свидетеля. Шельга теперь почти не спал, - так велико было возбуждение. Сестра-кармелитка приносила ему газеты, - весь день он работал ножницами иизучал вырезки. Хлынову он запретил приходить в больницу. (Вольф был вГермании, на Рейне, где собирал сведения о борьбе Роллинга с Германскойанилиновой компанией.)

Утром, подойдя, как обычно, к окну, Шельга оглядел сад и сейчас жеотступил за занавес. Ему стало даже весело. Наконец-то! В саду, с северной стороны, полускрытая липой, к стене была прислонена лестница садовника, верхний конец ее торчал на пол-аршина над осколками стекла.

Шельга сказал:

- Ловко, сволочи!

Оставалось только ждать. Все было уже обдумано. Правая рука его, хотяи свободная от бинтов, была еще слаба. Левая - в лубках и в гипсе, сестра крепко прибинтовала ее к груди. Рука с гипсом весила не меньшепятнадцати фунтов. Это было единственное оружие, которым он мог защищаться.

На четвертую ночь сестра опять забыла закрыть ставни. Шельга на это