Книга "Анна Каренина". Страница 107

жать себя хорошо в этом положении - не быть смешным. А он не смешон, ненатянут, он видно, что тронут

- Кажется, вы ждали этого? - Почти. Она всегда его любила

- Ну, будем смотреть, кто из них прежде станет на ковер. Я советовалаКити

- Все равно, - отвечала Львова, - мы все покорные жены, это у нас впороде

- А я так нарочно первая стала с Васильем. А вы, Долли? Долли стояла подле них, слышала их, но не отвечала. Она была растрогана. Слезы стояли у ней в глазах, и она не могла бы ничего сказать, нерасплакавшись.Она радовалась на Кити и Левина; возвращаясь мыслью к своей свадьбе, она взглядывала на сияющего Степана Аркадьича, забывала всенастоящее и помнила только свою первую невинную любовь. Она вспоминалане одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о нихв то единственное торжественное для них время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясьот прошедшего и вступая в таинственное будущее.В числе этих всех невест,которые приходили ей на память, она вспомнила и свою милую Анну, подробности о предполагаемом разводе которой она недавно слышала. И она также,чистая, стояла в померанцевых цветах и вуале. А теперь что? - Ужасно странно, - проговорила она


Не одни сестры, приятельницы и родные следили за всеми подробностямисвященнодействия; посторонние женщины, зрительницы, с волнением, захватывающим дыхание, следили, боясь упустить каждое движение, выражение лица жениха и невесты и с досадой не отвечали и часто не слыхали речейравнодушных мужчин, делавших шутливые или посторонние замечания

- Что же так заплакана? Или поневоле идет? - Чего же поневоле за такого молодца? Князь, что ли? - А это сестра в белом атласе? Ну, слушай, как рявкнет дьякон: "Да боится своего мужа"


- Чудовские? - Синодальные

- Я лакея спрашивала. Говорит, сейчас везет к себе в вотчину. Богатстрасть, говорят. Затем и выдали

- Нет, парочка хороша

- А вот вы спорили, Марья Власьевна, что карналины в отлет носят

Глянь-ка у той в пюсовом, посланница, говорят, с каким подбором... Так,и опять этак

- Экая милочка невеста-то, как овечка убранная! А как ни говорите,жалко нашу сестру

Так говорилось в толпе зрительниц, успевших проскочить в двери церкви

VI Когда обряд обручения окончился, церковнослужитель постлал пред аналоем в середине церкви кусок розовой шелковой ткани, хор запел искусный исложный псалом, в котором бас и тенор перекликались между собой, и священник, оборотившись, указал обрученным на разостланный розовый кусокткани. Как ни часто и много слушали оба о примете, что кто первый ступитна ковер, тот будет главой в семье, ни Левин, ни Кити не могли об этомвспомнить, когда они сделали эти несколько шагов. Они не слышали и громких замечаний и споров о том, что, по наблюдению одних, он стал прежде,по мнению других, оба вместе

После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались лиони другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новаяслужба. Кити слушала слова молитвы, желая понять их смысл, но не могла

Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда все большеи больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимоDия

Молились "о еже податися им целомудрию и плоду чрева на пользу, о ежевозвеселитися им видением сынов и дщерей". Упоминалось о том, что богсотворил жену из ребра Адама, и "сего ради оставит человек отца и матерьи прилепится к жене, будет два в плоть едину", и что "тайна сия великаесть"; просили, чтобы бог дал им плодородие и благословение, как Исаакуи Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих

"Все это было прекрасно, - думала Кити, слушая эти слова, - все это и неможет быть иначе", - и улыбка радости, сообщавшаяся невольно всем смотревшим на нее, сияла на ее просветлевшем лице

- Наденьте совсем! - послышались советы, когда священник надел на нихвенцы и Щербацкий, дрожа рукою в трехпуговичной перчатке, держал высоковенец над ее головой

- Наденьте!- прошептала она улыбаясь

Левин оглянулся на нее и был поражен тем радостным сиянием, котороебыло на ее лице; и чувство это невольно сообщилось ему. Ему стало, также как и ей, светло и весело

Им весело было слушать чтение послания апостольского и раскат голосапротодьякона при последнем стихе, ожидаемый с таким нетерпением постороннею публикой. Весело было пить из плоской чаши теплое красное вино сводой, и стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и взяв их оберуки в свою, повел их при порывах баса, выводившего "Исаие ликуй", вокруг аналоя. Щербацкий и Чириков, поддерживавшие венцы, путаясь в шлейфеневесты, тоже улыбаясь и радуясь чему-то, то отставали, то натыкались навенчаемых при остановках священника. Искра радости, зажегшаяся в Кити,казалось, сообщилась всем бывшим в церкви. Левину казалось, что и священнику и дьякону, так же как и ему, хотелось улыбаться

Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравилмолодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на еелице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилосьли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом итихо сказал: - Поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа, - и взял у них из рук свечи

Левин поцеловал с осторожностью ее улыбавшиеся губы, подал ей руку и,ощущая новую, странную близость, пошел из церкви. Он не верил, не могверить, что это была правда. Только когда встречались их удивленные иробкие взгляды, он верил этому, потому что чувствовал, что они уже былиодно

После ужина в ту же ночь молодые уехали в деревню

VII Вронский с Анною три месяца уже путешествовали вместе по Европе. Ониобъездили Венецию, Рим, Неаполь и только что приехали в небольшойитальянский город, где хотели поселиться на некоторое время

Красавец обер-кельнер с начинавшимся от шеи пробором в густых напомаженных волосах, во фраке и с широкою белою батистовою грудью рубашки, сосвязкой брелок над округленным брюшком, заложив руки в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину

Услыхав с другой стороны подъезда шаги, всходившие на лестницу,обер-кельнер обернулся и, увидав русского графа, занимавшего у них лучшие комнаты, почтительно вынул руки из карманов и, наклонившись, объяснил, что курьер был и что дело с наймом палаццо состоялось. Главный управляющий готов подписать условие

- А! Я очень рад, -сказал Вронский. - А госпожа дома или нет? - Они выходили гулять, но теперь вернулись, - отвечал кельнер

Вронский снял с своей головы мягкую с большими полями шляпу и отерплатком потный лоб и отпущенные до половины ушей волосы, зачесанные назад и закрывавшие его лысину. И, взглянув рассеянно на стоявшего еще иприглядывавшегося к нему господина, он хотел пройти

- Господин этот русский и спрашивал про вас, - сказал обер-кельнер

Со смешанным чувством досады, что никуда не уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизниВронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; ив одно и то же время у обоих просветлели глаза

- Голенищев! - Вронский! Действительно, это был Голенищев, товарищ Вронского по Пажескому корпусу. Голенищев в корпусе принадлежал к либеральной партии, из корпусавышел гражданским чином и нигде не служил. Товарищи совсем разошлись повыходе из корпуса и встретились после только один раз

При этой встрече Вронский понял, что Голенищев избрал какую-то высокоумную либеральную деятельность и вследствие этого хотел презирать деятельность и звание Вронского. Поэтому Вронский при встрече с Голенищевымдал ему тот холодный и гордый отпор, который он умел давать людям исмысл которого был таков: "Вам может нравиться или не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно все равно: вы должны уважать меня, еслихотите меня знать". Голенищев же был презрительно равнодушен к тонуВронского. Эта встреча, казалось бы, еще больше должна была разобщитьих. Теперь же они просияли и вскрикнули от радости, узнав друг друга

Вронский никак не ожидал, что он так обрадуется Голенищеву, но, вероятно, он сам не знал, как ему было скучно. Он забыл неприятное впечатлениепоследней встречи и с открытым радостным лицом протянул руку бывшему товарищу. Такое же выражение радости заменило прежнее тревожное выражениелица Голенищева

- Как я рад тебя встретить! - сказал Вронский, выставляя дружелюбноюулыбкой свои крепкие белые зубы

- А я слышу: Вронский, но который - не знал. Очень, очень рад! - Войдем же. Ну, что ты делаешь? - Я уже второй год живу здесь. Работаю

- А! - с участием сказал Вронский. - Войдем же






Возможно заинтересуют книги: