Книга "Анна Каренина". Страница 112
Михайлов продал Вронскому свою картинку и согласился делать портретАнны. В назначенный день он пришел и начал работу
Портрет с пятого сеанса поразил всех, в особенности Вронского, нетолько сходством, но и особенною красотою. Странно было, как мог Михайлов найти ту ее особенную красоту. "Надо было знать и любить ее, как ялюбил, чтобы найти это самое милое ее душевное выражение", - думалВронский, хотя он по этому портрету только узнал это самое милое ее душевное выражение. Но выражение это было так правдиво, что ему и другимказалось, что они давно знали его
- Я сколько времени бьюсь и ничего не сделал, - говорил он про свойпортрет, - а он посмотрел и написал. Вот что значит техника
- Это придет, - утешал его Голенищев, в понятии которого Вронский имели талант и, главное, образование, дающее возвышенный взгляд на искусство. Убеждение Голенищева в таланте Вронского поддерживалось еще итем, что ему нужно было сочувствие и похвалы Вронского его статьям имыслям, и он чувствовал, что похвалы и поддержка должны быть взаимны
В чужом доме и в особенности в палаццо у Вронского Михайлов был совсемдругим человеком, чем у себя в студии. Он был неприязненно почтителен,как бы боясь сближения с людьми, которых он не уважал. Он называл Вронского - ваше сиятельство и никогда, несмотря на приглашения Анны и Вронского, не оставался обедать и не приходил иначе, как для сеансов. Аннабыла более, чем к другим, ласкова к нему и благодарна за свой портрет
Вронский был с ним более чем учтив и, очевидно, интересовался суждениемхудожника о своей картине. Голенищев не пропускал случая внушать Михайлову настоящие понятия об искусстве. Но Михайлов оставался одинаково холоден ко всем. Анна чувствовала по его взгляду, что он любил смотреть нанее; но он избегал разговоров с нею. На разговоры Вронского о его живописи он упорно молчал и так же упорно молчал, когда ему показали картинуВронского, и, очевидно, тяготился разговорами Голенищева и не возражалему
Вообще Михайлов своим сдержанным и неприятным, как бы враждебным, отношением очень не понравился им, когда они узнали его ближе. И они радыбыли, когда сеансы кончились, в руках их остался прекрасный портрет, аон перестал ходить
Голенищев первый высказал мысль, которую все имели, - именно, что Михайлов просто завидовал Вронскому
- Положим, не завидует, потому что у него талант: но ему досадно, чтопридворный и богатый человек, еще граф (ведь они вс° это ненавидят), безособенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на этовсю жизнь. Главное, образование, которого у него нет
Вронский защищал Михайлова, но в глубине души он верил этому, потомучто, по его понятию, человек другого, низшего мира должен был завидовать
Портрет Анны, - одно и то же и писанное с натуры им и Михайловым,должно бы было показать Вронскому разницу, которая была между ним и Михайловым; но он не видал ее. Он только после Михайлова перестал писатьсвой портрет Анны, решив, что это теперь было излишне. Картину же своюиз средневековой жизни он продолжал. И он сам, и Голенищев, и в особенности Анна находили, что она была очень хороша, потому что была гораздоболее похожа на знаменитые картины, чем картина Михайлова
Михайлов между тем, несмотря на то, что портрет Анны очень увлек его,был еще более рад, чем они, когда сеансы кончились и ему не надо былобольше слушать толки Голенищева об искусстве и можно забыть про живописьВронского. Он знал, что нельзя запретить Вронскому баловать живописью;он знал, что он и все дилетанты имели полное право писать, что им угодно, но ему было неприятно. Нельзя запретить человеку сделать себебольшую куклу из воска и целовать ее. Но если б этот человек с куклойпришел и сел пред влюбленным и принялся бы ласкать свою куклу, как влюбленный ласкает ту, которую он любит, то влюбленному было бы неприятно
Такое же неприятное чувство испытывал Михайлов при виде живописи Вронского; ему было и смешно, и досадно, и жалко, и оскорбительно
Увлечение Вронского живописью и средними веками продолжалось недолго
Он имел настолько вкуса к живописи, что не мог докончить своей картины
Картина остановилась. Он смутно чувствовал, что недостатки ее, мало заметные при начале, будут поразительны, если он будет продолжать. С нимслучилось то же, что и с Голенищевым, чувствующим, что ему нечего сказать, и постоянно обманывающим себя тем, что мысль не созрела, что онвынашивает ее и готовит материалы. Но Голенищева это озлобило и измучало, Вронский же не мог обманывать и мучать себя и в особенности озлобляться. Он со свойственною ему решительностью характера, ничего необъясняя и не оправдываясь, перестал заниматься живописью
Но без этого занятия жизнь его и Анны, удивлявшейся его разочарованию,показалась ему так скучна в итальянском городе, палаццо вдруг стал такочевидно стар и грязен, так неприятно пригляделись пятна на гардинах,трещины на полах, отбитая штукатурка на карнизах и так скучен стал всеодин и тот же Голенищев, итальянский профессор и немец-путешественник,что надо было переменить жизнь. Они решили ехать в Россию, в деревню. ВПетербурге Вронский намеревался сделать раздел с братом, а Анна повидатьсына. Лето же они намеревались прожить в большом родовом имении Вронского
XIV Левин был женат третий месяц. Он был счастлив, но совсем не так, какожидал. На каждом шагу он находил разочарование в прежних мечтах и новоенеожиданное очарование. Левин был счастлив, но, вступив в семейнуюжизнь, он на каждом шагу видел, что это было совсем не то, что он воображал. На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как онбы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно,не качаясь, - надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, кудаплыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукамбольно, что только смотреть на это легко, а что делать это хотя и оченьрадостно, но очень трудно
Бывало, холостым, глядя на чужую супружескую жизнь, на мелочные заботы, ссоры, ревность, он только презрительно улыбался в душе. В его будущей супружеской жизни не только не могло быть, по его убеждению, ничегоподобного, но даже все внешние формы, казалос
