Школьная библиотека

и Весловским шел оживленный и таинственный разговор. Мало того, что шелтаинственный разговор, он видел в лице своей жены выражение серьезногочувства, когда она, не спуская глаз, смотрела в красивое лицо Васеньки,что-то оживленно рассказывавшего

- Очень у них хорошо, - рассказывал Васенька про Вронского и Анну. Я, разумеется, не беру на себя судить, но в их доме чувствуешь себя всемье

- Что ж они намерены делать? - Кажется, на зиму хотят ехать в Москву

- Как бы хорошо нам вместе съехаться у них! Ты когда поедешь? - спросил Степан Аркадьич у Васеньки

- Я проведу у них июль

- А ты поедешь? - обратился Степан Аркадьич к жене

- Я давно хотела и непременно поеду, - сказала Долли. - Мне ее жалко,и я знаю ее. Она прекрасная женщина. Я поеду одна, когда ты уедешь, иникого этим не стесню. И даже лучше без тебя

- И прекрасно, - сказал Степан Аркадьич. - А ты, Кити? - Я? Зачем я поеду? - вся вспыхнув, сказала Кити. И оглянулась на мужа

- А вы знакомы с Анною Аркадьевной? - спросил ее Весловский. - Онаочень привлекательная женщина

- Да, - еще более краснея, отвечала она Весловскому, встала и подошлак мужу

- Так ты завтра едешь на охоту? - сказала она

Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, которыйпокрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно былоему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если онаспрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому,чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена

- Да, я поеду, - ненатуральным, самому себе противным голосом отвечалон ей

- Нет, лучше пробудьте завтра день, а то Долли не видала мужа совсем,а послезавтра поезжайте, - сказала Кити

Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: "Не разлучай меняс ним. Что ты уедешь - мне все равно, но дай мне насладиться обществомэтого прелестного молодого человека"

- Ах, если ты хочешь, то мы завтра пробудем, - с особенной приятностьюотвечал Левин

Васенька между тем, нисколько и не подозревая того страдания, котороепричинялось его присутствием, вслед за Кити встал от стола и, следя заней улыбающимся, ласковым взглядом, пошел за нею

Левин видел этот взгляд. Он побледнел и с минуту не мог перевести дыхания. "Как позволить себе смотреть так на мою жену!" - кипело в нем

- Так завтра? Поедем, пожалуйста, - сказал Васенька, присаживаясь настуле и опять подворачивая ногу по своей привычке

Ревность Левина еще дальше ушла. Уже он видел себя обманутым мужем, вкотором нуждаются жена и любовник толькоE4ля того, чтобы доставлять имудобства жизни и удовольствия... Но, несмотря на то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку об его охотах, ружье, сапогах и согласился ехать завтра

На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем, чтосама встала и посоветовала Кити идти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ейпотом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку: - Это у нас не принято

В глазах Левина она была виновата в том, что она допустила такие отношения, и еще больше виновата в том, что так неловко показала, что они ейне нравятся

- Ну что за охота спать! - сказал Степан Аркадьич, после выпитых заужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. - Смотри, смотри, Кити, - говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, - что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собой прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной быспеть

Когда все разошлись, Степан Аркадьич еще долго ходил с Весловским поаллее, и слышались их спевавшиеся на новом романсе голоса

Слушая эти голоса, Левин насупившись сидел на кресле в спальне жены иупорно молчал на ее вопросы о том, что с ним; но когда, наконец, она сама, робко улыбаясь, спросила: "Уж не что ли нибудь не понравилось тебе сВесловским?" - его прорвало, и он высказал все; то, что он высказывал,оскорбляло его и потому еще больше его раздражало

Он стоял пред ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей глазами и прижимал к груди сильные руки, как будто напрягая все силы свои,чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко,если б оно вместе с тем не выражало страдания, которое трогало ее. Скулыего тряслись, и голос обрывался

- Ты пойми, что я не ревную: это мерзкое слово. Я не могу ревновать иверить, чтоб... Я не могу сказать, что я чувствую, но это ужасно... Я неревную, но я оскорблен, унижен тем, что кто-нибудь смеет думать, смеетсмотреть на тебя такими глазами..

- Да какими глазами? - говорила Кити, стараясь как можно добросовестнее вспомнить все речи и жесты нынешнего вечера и все их оттенки

Во глубине души она находила, что было что-то именно в ту минуту, какон перешел за ней на другой конец стола, но не смела признаться в этомдаже самой себе, тем более не решалась сказать это ему и усилить этимего страдание

- И что же может быть привлекательного во мне, какая я?.

- Ах!- вскрикнул он, хватаясь за голову. - Ты бы не говорила!.. Значит, если бы ты была привлекательна..

- Да нет, Костя, да постой, да послушай! - говорила она, с страдальчески-соболезнующим выражением глядя на него. - Ну, что же ты можешьдумать? Когда для меня нет людей, нету, нету!.. Ну хочешь ты, чтоб я никого не видала? В первую минуту ей была оскорбительна его ревность; ей было досадно,что малейшее развлечение, и самое невинное, было ей запрещено; но теперьона охотно пожертвовала бы и не такими пустяками, а всем для его спокойствия, чтоб избавить его от страдания, которое он испытывал

- Ты пойми ужас и комизм моего положения, - продолжал он отчаянным шепотом, - что он у меня в доме, что он ничего неприличного, собственно,ведь не сделал, кроме этой развязности и поджимания ног. Он считает этосамым хорошим тоном, и потому я должен быть любезен с ним

- Но, Костя, ты преувеличиваешь, - говорила Кити, в глубине души радуясь той силе любви к ней, которая выражалась теперь в его ревности

- Ужаснее всего то, что ты - какая ты всегда, и теперь, когда ты такаясвятыня для меня, мы так счастливы, так особенно счастливы, и вдруг такая дрянь... Не дрянь, зачем я его браню? Мне до него дела нет. Но зачто мое, твое счастье?.

- Знаешь, я понимаю, отчего это сделалось, - начала Кити

- Отчего? отчего? - Я видела, как ты смотрел, когда мы говорили за ужином

- Ну да, ну да!- испуганно сказал Левин

Она рассказала ему, о чем они говорили. И, рассказывая это,она задыхалась от волнения. Левин помолчал, потом пригляделся к ее бледному, испуганному лицу и вдруг схватился за голову

- Катя, я измучал тебя! Голубчик, прости меня! Это сумасшествие! Катя,я кругом виноват. И можно ли было из такой глупости так мучаться? - Нет, мне тебя жалко

- Меня? Меня? Что я? Сумасшедший... А тебя за что? Это ужасно думать,что всякий человек чужой может расстроить наше счастье

- Разумеется, это-то и оскорбительно..

- Нет, так я, напротив, оставлю его нарочно у нас все лето и буду рассыпаться с ним в любезностях, - говорил Левин, целуя ее руки. - Вот увидишь. Завтра... Да, правда, завтра мы едем

VIII На другой день, дамы еще не вставали, как охотничьи экипажи, катки итележка стояли у подъезда, и Ласка, еще с утра понявшая, что едут наохоту, навизжавшись и напрыгавшись досыта, сидела на катках подле кучера, взволнованно и неодобрительно за промедление глядя на дверь, из которой все еще не выходили охотники. Первый вышел Васенька Весловский вбольших новых сапогах, доходивших до половины толстых ляжек, в зеленойблузе, подпоясанной новым, пахнущим кожей патронташем, и в своем колпачке с лентами, и с английским новеньким ружьем без антапок и перевязи

Ласка подскочила к нему, поприветствовала его, попрыгав, спросила у негопо-своему, скоро ли выйдут те, но, не получив от него ответа, вернуласьна свой пост ожидания и опять замерла, повернув набок голову и насторожив одно ухо. Наконец дверь с грохотом отворилась, вылетел, кружась иповертываясь на воздухе, Крак, половопегий пойнтер Степана Аркадьича, ивышел сам Степан Аркадьич с ружьем в руках и с сигарой во рту. "Тубо,тубо, Крак!" - покрикивал он ласково на собаку, которая вскидывала емулапы на живот и грудь, цепляясь ими за ягдташ. Степан Аркадьич был одетв поршни и подвертки, в оборванные панталоны и короткое пальто. На голове была развалина какой-то шляпы, но ружье новой системы было игрушечка,и ягдташ и патронташ, хотя истасканные, были наилучшей доброты

Васенька Весловский не понимал прежде этого настоящего охотничьего ще