Школьная библиотека

Содержание

Тень птицы

Море богов

Дельта

Свет Зодиака

Иудея

Камень

Шеол

Пустыня дьявола

Страна содомская

Храм Солнца

Геннисарет

ТЕНЬ ПТИЦЫ

I

Второй день в пустынном Черном море. Начало апреля, с утра свежо иоблачно. Воздух прозрачен, краски несколько дики

Стая краснолапых чаек долго провожала нас вчера, долго плыла на тугихострых крыльях, косясь на длинный малахитовый след за кормою. Низкие,плоские берега Новороссии скрылись вчера еще в полдень. Перед вечеромскрылись и чайки..

Quocumque adspicas nihil est nisi pontus et aer..

Сизо-алый закат был холоден и мутен. Огонек, еще при свете закатавспыхнувший на верхушке мачты, был печален, как лампада над могилой

Неприятный ветер, крепко дувший по правому борту, рано согнал всех с палуб, и тяжелая черная труба хрипела, распуская по ветру космы дыма. Аночь с мутно-бледной луной и неясными тенями, едва означавшимися от ванти дыма, была еще холоднее..

Шумно и тревожно было вчера утром. С тревожным и радостным чувствомспустился я с одесской горы в этот постоянно волнующий меня мир порта в этот усеянный мачтами город агентств, контор, складов, рельсовых путей, каменного угля, товаров. По жидкой весенней грязи среди сброда босяков и грузчиков-кавказцев с их чалмами из башлыков и орлиными глазами,среди извозчиков, волов, влачащих нагруженные телеги, и жалобно кричащихпаровозов, пробрался я к черной громаде нашего переполненного людьми игрузом парохода, вымпела которого, в знак скорого выхода в море, ужетрепетали в жидком бледно-голубом небе. И, как всегда, бесконечно долгими казались часы последних торопливых работ, топот ног по сходням, грохот лебедок, проносящих над головами огромные клади, и яростная командакапитанских помощников. Но затихли лебедки, сошли, как серые лошади,рослые жандармы на сорную пристань - и, с грохотом сдвинув с себя сходни, пароход сразу порвал всякую связь с землею. Все ладно заняло на немсвое определенное место - в наступившей тишине,

под

стеклянноетреньканье телеграфа, начался медленный выход в море. Тяжелая корма дрожит, плавно отделяясь от пристани и выбивая из-под себя клубы кипени,чайки жалобно визжат и дерутся над красной рачьей скорлупой в радужныхкухонных помоях. С берега, из затихшей черной толпы, и с лодок машут белыми платками. Берег все отходит, уменьшается. По правому борту уже тянется каменная лента мола. Неожиданно выглянуло солнце - и сзади, затрубами и мачтами, резче обозначился город, а впереди, в зеркальных бликах от зеленой качающейся воды, засияла белая маячная башня. Потом и маяк прошел мимо, озарив своим отблеском, бугшприт медленно и неуклонностал заворачивать к югу, огромной дугой выгнулись широкий клубящийсяслед винта и черный хвост дыма над ним, солнечный свет и ветер переменили по бортам места..

Сутки прошли незаметно. Просыпаешься под топот матросов, моющих палубу, с отрадной мыслью, что ночь провел, предавшись воле Божьей, возлетонкой железной стенки, за которой всю ночь шумно переливались волны

Одеваешься возле открытого иллюминатора, в который тянет прохладной свежестью, и с радостью вспоминаешь, что Россия уже за триста миль от тебя... В пути со мною Тезкират Саади, "усладительнейшего из писателейпредшествовавших и лучшего из последующих, шейха Саади Ширазского, дабудет священна память его!" И вот, в этой свежести утра, весны и моря, ясижу на юте и читаю:

- "Рождение шейха последовало во дни Атабека Саади, сына Зенги..

- Родившись, употребил он тридцать лет на приобретение познаний,тридцать на странствования и тридцать на размышления, созерцание и творчество..

- И так протекли дни Саади, пока не воспарил феникс чистого духа шейха на небо - в пятницу в месяце Шеввале, когда погрузился он, как водолаз, в пучину милосердия Божия..

- Как прекрасна жизнь, потраченная на то, чтобы обозреть Красоту Мираи оставить по себе чекан души своей!

- Много странствовал я в дальних краях земли, - читаю я дальше

- Я коротал дни с людьми всех народов и срывал по колоску с каждойнивы

- Ибо лучше ходить босиком, чем в обуви узкой, лучше терпеть всеневзгоды пути, чем сидеть дома!

- Ибо на каждую новую весну нужно выбирать и новую любовь: друг,прошлогодний календарь не годится для нового года!"

В круглых сиренево-серых облаках все чаще начинает проглядывать живоенебо. Иногда появляется и солнце, - тогда кажется, что кто-то радостно ишироко раскрывает ласковые глаза. Мгновенно меняются краски далей, мгновенно оживает море в. золотистом, теплом свете..

- "Да, да! Да, да!" - твердит машина, мимо которой твердо прохожу япо чистой, крепкой палубе, убегающей и повышающейся к носу

Я прохожу среди наставленных друг на друга клеток, переполненных мирно переговаривающимися курами, слышу странный в море запах птичника, останавливаюсь у решетки борта: густым сине-лиловым маслом светит сквозьрешетку вода, бегущая навстречу, и с каждым часом, делается все болеетяжелой, непохожей на жидкую, желтоватую воду возле берегов Новороссии... Дальше трап, перекинутый над шахтой трюма от спардека к носу. Изшахты глядят крупы лошадей и дымчатых быков, по-деревенски пахнет стойлом, прелым сеном... Потом я стою на носу и смотрю то на острую железнуюгрудь, грубо режущую воду, то на лежачую мачту бугшприта, медленно, ноупорно лезущую в голубой склон неба. Вода стекловидными валами разваливается на стороны и бежит назад широкими снежными грядами; глубоко внизукраснеет подводная часть носа, - и вдруг из-под него стрелой вырываетсяострорылая туша дельфина, за ней другая... и долго-долго мелькают в водеих летящие вперегонки спины. Моему телу живо передается это буйное животное веселье, и вся душа моя содрогается от счастья. Через несколькочасов я опять увижу святую Софию. Через несколько дней я буду в Греции

Потом на Ниле, близ Сфинкса... И пойду к Баальбеку, к руинам капища,"воздвигнутого самим Каином в гордости и безумии"..

II

Перед вечером над спардеком появился белый китель грузного старика-командира, против солнца блеснули круглые глаза бинокля; уже открываются на горизонте, в золотистом предвечернем свете, дымчатые силуэты Малоазийских и Балканских предгорий. Хохол, едущий на Афон, старик в огромных сапогах, в коротком сером казакине и с очень маленькой головою,вышел на трап над трюмом и крестится, кланяясь им. По трапу бегут на бакбосые, с подвернутыми штанами, матросы. Жадно смотрю вперед - и, наконец, различаю, что предгория, расступаясь, медленно открывают устье Босфора

Пароход легко режет заштилевшее море и как бы уменьшается, приближаясь к четким линиям вырастающих впереди каменистых, серо-зеленых холмовАзии и Европы

Вот поднялись справа и слева белые маяки - и потянуло теплом берега изнакомым ароматом каких-то турецких цветов, - прелестным сладковатымароматом, похожим на аромат сухой трухи в дуплистом дереве

Затихая, замедляя ход, в блеске отражений от зеркальной воды на красноватых скалах, бесшумно входим в Коваки

Первые турецкие сады, первые черепичные крыши, первый минарет и первый кипарис..

- Отдай! - ясно слышится в тишине, наступившей на пароходе

И с грохотом летит вниз стопудовый якорь..

Когда-то я купил в этой стране руин и кладбищ, еще до сих пор именуемой на языке старой Турции "Вратами счастия", несколько лубочных картин

03EНа одной был турецкий богатырь в желтом тюрбане, бьющийся с кентавромПолканом возле ярко-зеленого дуба. На другой - святой город, состоящийиз одних мечетей, минаретов и надгробных столбиков. На третьей - караванверблюдов, нагруженный гробами

"Возвести народам о путешествии к дому святому, дабы приходили онитуда из дальних стран пешком и на быстрых верблюдах", - были начертанынад гробами слова Корана

Да, они были когда-то, эти святые города. Бьиги благочестивые старцы,отказывавшие по смерти своей все имение свое на нищих, калек и стамбульских собак, завещавшие доставить гроб свой через пустыню в Мекку и