Школьная библиотека

зонтик

- По чрезвычайному дождю грязь по здешним улицам нестерпимая, - доложилАлексей Егорович в виде отдаленной попытки в последний раз отклонить баринаот путешествия. Но барин, развернув зонтик, молча вышел в темный какпогреб, отсырелый и мокрый старый сад. Ветер шумел и качал вершинамиполуобнаженных деревьев, узенькие песочные дорожки были топки и скользки

Алексей Егорович шел как был, во фраке и без шляпы, освещая путь шага натри вперед фонариком

- Не заметно ли будет? - спросил вдруг Николай Всеволодович

- Из окошек заметно не будет, окромя того, что заранее вс¬ предусмотрено, тихо и размеренно ответил слуга

- Матушка почивает?- Заперлись по обыкновению последних дней ровно в девять часов и узнатьтеперь для них ничего невозможно. В каком часу вас прикажете ожидать? прибавил он, осмеливаясь сделать вопрос

- В час, в половине второго, не позже двух

- Слушаю-с

Обойдя извилистыми дорожками весь сад, который оба знали наизусть, онидошли до каменной садовой ограды и тут в самом углу стены отыскалималенькую дверцу, выводившую в тесный и глухой переулок, почти всегдазапертую, но ключ от которой оказался теперь в руках Алексея Егоровича

- Не заскрипела бы дверь? - осведомился опять Николай Всеволодович

Но Алексей Егорович доложил, что вчера еще смазана маслом, "равно исегодня". Он весь уже успел измокнуть. Отперев дверцу, он подал ключНиколаю Всеволодовичу

- Если изволили предпринять путь отдаленный, то докладываю, будучи неуверенв здешнем народишке, в особенности по глухим переулкам, а паче всего зарекой, - не утерпел он еще раз. Это был старый слуга, бывший дядька НиколаяВсеволодовича, когда-то нянчивший его на руках, человек серьезный истрогий, любивший послушать и почитать от божественного

- Не беспокойся, Алексей Егорыч

- Благослови вас бог, сударь, но при начинании лишь добрых дел

- Как? - остановился Николай Всеволодович, уже перешагнув в переулок

Алексей Егорович твердо повторил свое желание; никогда прежде он не решилсябы его выразить в таких словах вслух пред своим господином

Николай Всеволодович запер дверь, положил ключ в карман и пошел по проулку,увязая с каждым шагом вершка на три в грязь. Он вышел наконец в длинную ипустынную улицу на мостовую. Город был известен ему как пять пальцев; ноБогоявленская улица была вс¬ еще далеко. Было более десяти часов, когда оностановился наконец пред запертыми воротами темного старого домаФилипповых. Нижний этаж теперь, с выездом Лебядкиных, стоял совсем пустой,с заколоченными окнами, но в мезонине у Шатова светился огонь. Так как небыло колокольчика, то он начал бить в ворота рукой. Отворилось оконце, иШатов выглянул на улицу; темень была страшная, и разглядеть было мудрено;Шатов разглядывал долго, с минуту

- Это вы? - спросил он вдруг

- Я, - ответил незванный гость

Шатов захлопнул окно, сошел вниз и отпер ворота. Николай Всеволодовичпереступил через высокий порог и, не сказав ни слова, прошел мимо, прямо вофлигель к Кириллову

V

Тут вс¬ было отперто и даже не притворено. Сени и первые две комнаты былитемны, но в последней, в которой Кириллов жил и пил чай, сиял свет ислышался смех, и какие-то странные вскрикивания. Николай Всеволодович пошелна свет, но, не входя, остановился на пороге. Чай был на столе. Средикомнаты стояла старуха, хозяйская родственница, простоволосая, в однойюбке, в башмаках на босу ногу и в заячьей куцавейке. На руках у ней былполуторагодовой ребенок, в одной рубашенке, с голыми ножками, сразгоревшимися щечками, с белыми всклоченными волосками, только-что изколыбели. Он, должно быть, недавно расплакался; слезки стояли еще подглазами; но в эту минуту тянулся рученками, хлопал в ладошки и хохотал, какхохочут маленькие дети, с захлипом. Пред ним КирилEв бросал о пол большойрезиновый красный мяч; мяч отпрыгивал до потолка, падал опять, ребеноккричал: "мя, мя!" Кириллов ловил "мя" и подавал ему, тот бросал уже самсвоими неловкими рученками, а Кириллов бежал опять подымать. Наконец "мя"закатился под шкаф. "Мя, мя!" кричал ребенок. Кириллов припал к полу ипротянулся, стараясь из-под шкафа достать "мя" рукой. Николай Всеволодовичвошел в комнату; ребенок, увидев его, припал к старухе и закатился долгим,детским плачем; та тотчас же его вынесла

- Ставрогин? - сказал Кириллов, приподымаясь с полу с мячом в руках, безмалейшего удивления к неожиданному визиту, -хотите чаю?Он приподнялся совсем

- Очень, не откажусь, если теплый, - сказал Николай Всеволодович; - я весьпромок

- Теплый, горячий даже, - с удовольствием подтвердил Кириллов: - садитесь:вы грязны, ничего; пол я потом мокрою тряпкой

Николай Всеволодович уселся и почти залпом выпил налитую чашку

- Еще? - спросил Кириллов

- Благодарю

Кириллов, до сих пор не садившийся, тотчас же сел напротив и спросил:- Вы что пришли?- По делу. Вот прочтите это письмо, от Гаганова; помните, я вам говорил вПетербурге

Кириллов взял письмо, прочел, положил на стол и смотрел в ожидании

- Этого Гаганова, - начал объяснять Николай Всеволодович, -как вы знаете, явстретил месяц тому, в Петербурге, в первый раз в жизни. Мы столкнулисьраза три в людях. Не знакомясь со мной и не заговаривая, он нашел-такивозможность быть очень дерзким. Я вам тогда говорил; но вот чего вы незнаете: уезжая тогда из Петербурга раньше меня, он вдруг прислал мнеписьмо, хотя и не такое, как это, но однако неприличное в высшей степени иуже тем странное, что в нем совсем не объяснено было повода, по которомуоно писано. Я ответил ему тотчас же, тоже письмом, и совершенно откровенновысказал, что вероятно он на меня сердится за происшествие с его отцом,четыре года назад, здесь в клубе, и что я с моей стороны готов принести емувсевозможные извинения, на том основании, что поступок мой был неумышленныйи произошел в болезни. Я просил его взять мои извинения в соображение. Онне ответил и уехал; но вот теперь я застаю его здесь уже совсем вбешенстве. Мне передали несколько публичных отзывов его обо мне, совершенноругательных и с удивительными обвинениями. Наконец сегодня приходит этописьмо, какого верно никто никогда не получал, с ругательствами и свыражениями: "ваша битая рожа". Я пришел, надеясь, что вы не откажетесь всекунданты

- Вы сказали, письма никто не получал, - заметил Кириллов: - в бешенствеможно; пишут не раз. Пушкин Гекерну написал. Хорошо, пойду. Говорите как?Николай Всеволодович объяснил, что желает завтра же, и чтобы непременноначать с возобновления извинений и даже с обещания вторичного письма сизвинениями, но с тем однако что и Гаганов, с своей стороны, обещал бы неписать более писем. Полученное же письмо будет считаться как не бывшеевовсе

- Слишком много уступок, не согласится, - проговорил Кириллов

- Я прежде всего пришел узнать, согласитесь ли вы понести туда такиеусловия?