Школьная библиотека

жаждут. И наконец уже в самой последней сцене вдруг появляется Вавилонскаябашня, и какие-то атлеты ее наконец достраивают с песней новой надежды, икогда уже достраивают до самого верху, то обладатель, положим хоть Олимпа,убегает в комическом виде, а догадавшееся человечество, завладев егоместом, тотчас же начинает новую жизнь с новым проникновением вещей. Ну,вот эту-то поэму и нашли тогда опасною. Я, в прошлом году, предлагалСтепану Трофимовичу ее напечатать, за совершенною ее, в наше время,невинностью, но он отклонил предложение с видимым неудовольствием.....

и сам не смел напоминать о вчерашнем, а только заглядывал ей некотороевремя в глаза. Но она ничего не забывала, а он забывал иногда слишком ужскоро и, ободренный ее же спокойствием, нередко в тот же день смеялся ишкольничал за шампанским, если приходили приятели. С каким должно быть ядомона смотрела на него в те минуты, а он ничего-то не примечал! Разве черезнеделю, через месяц, или даже через полгода, в какую-нибудь особую минуту,нечаянно вспомнив какое-нибудь выражение из такого письма, а затем и всеписьмо, со всеми обстоятельствами, он вдруг сгорал от стыда и до тогобывало мучился, что заболевал своими припадками холерины.....

по-моему, и в старости был необыкновенно внушителен. Да и какая же старостьв пятьдесят три года? Но по некоторому гражданскому кокетству, он не тольконе молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и в костюме своем,высокий, сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на патриарха или,еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный в тридцатыхгодах при каком-то издании, особенно когда сидел летом в саду, на лавке,под кустом расцветшей сирени, опершись обеими руками на трость, с раскрытоюкнигой подле и поэтически задумавшись над закатом солнца.....

собираться коллективная подписка против "безобразного поступка" ВарварыПетровны, не захотевшей тотчас же прогнать генерала. В иллюстрированномжурнале явилась карикатура, в которой язвительно скопировали ВарваруПетровну, генерала и Степана Трофимовича на одной картинке, в виде трехретроградных друзей; к картинке приложены были и стихи, написанные народнымпоэтом единственно для этого случая. Замечу от себя, что действительно умногих особ в генеральских чинах есть привычка смешно говорить: "Я служилгосударю моему"... то-есть точно у них не тот же государь, как и у нас,простых государевых подданных, а особенный, ихний

Оставаться долее в Петербурге было, разумеется, невозможно, тем более, чтои Степана Трофимовича постигло окончательное fiasco.....

молоденькой и хорошенькой, взял за ней приданое и кроме того имел трехподросших дочерей. Всю семью держал в страхе божием и взаперти, былчрезмерно скуп и службой скопил себе домик и капитал. Человек былбеспокойный, при том в маленьком чине; в городе его мало уважали, а ввысшем круге не принимали. К тому же он был явный и не раз уже наказанныйсплетник, и наказанный больно, раз одним офицером, а в другой раз почтеннымотцом семейства, помещиком. Но мы любили его острый ум, любознательность,его особенную злую веселость. Варвара Петровна не любила его, но он всегдакак-то умел к ней подделаться

Не любила она и Шатова, всего только в последний год ставшего членомкружка.....

пропаганды идей. А наконец надобно же было с кем-нибудь выпить шампанскогои обменяться за вином известного сорта веселенькими мыслями о России и"русском духе", о боге вообще и о "русском боге" в особенности; повторить всотый раз всем известные и всеми натверженные русские скандалезныеанекдотцы. Не прочь мы были и от городских сплетен, при чем доходили иногдадо строгих высоко-нравственных приговоров. Впадали и в общечеловеческое,строго рассуждали о будущей судьбе Европы и человечества; докторальнопредсказывали, что Франция после цезаризма разом ниспадет на степеньвторостепенного государства, и совершенно были уверены, что это ужасноскоро и легко может сделаться.....

- Ни России, ни народа! - завопил и Шатов, сверкая глазами; - нельзя любитьто, чего не знаешь, а они ничего в русском народе не смыслили! Все они, ивы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинскийособенно; уж из того самого письма его к Гоголю это видно. Белинскийточь-в-точь как Крылова Любопытный не приметил слона в Кунсткамере, а вс¬внимание свое устремил на французских социальных букашек; так и покончил наних. А ведь он еще, пожалуй, всех вас умнее был! Вы мало того чтопросмотрели народ, - вы с омерзительным презрением к нему относились, уж потому одному, что под народом вы воображали себе один только французскийнарод, да и то одних парижан, и стыдились, что русский народ не таков.....

на душе его есть, может быть, какая-нибудь роковая тайна; другимположительно нравилось, что он убийца. Оказалось тоже, что он был весьмапорядочно образован; даже с некоторыми познаниями. Познаний конечно немного требовалось, чтобы нас удивить; но он мог судить и о насущных, весьмаинтересных темах и, что всего драгоценнее, с замечательноюрассудительностию. Упомяну как странность: все у нас, чуть не с первогодня, нашли его чрезвычайно рассудительным человеком. Он был не оченьразговорчив, изящен без изысканности, удивительно скромен и в то же времясмел и самоуверен как у нас никто.....

смела на этот счет. Он уже и кроме того завел несколько знакомств в этомтретьестепенном слое нашего общества и даже еще ниже, - но уж такую имелнаклонность. У Липутина же в доме до сих пор еще не был, хотя с ним самим ивстречался. Он угадал, что Липутин зовет его теперь вследствие вчерашнегоскандала в клубе и что он, как местный либерал, от этого скандала ввосторге, искренно думает, что так и надо поступать с клубными старшинами,и что это очень хорошо. Николай Всеволодович рассмеялся и обещал приехать

Гостей набралось множество; народ был не казистый, но разбитной

Самолюбивый и завистливый Липутин всего только два раза в год созывалгостей, но уж в эти разы не скупился.....