Книга "БЕСЫ". Страница 10
смела на этот счет. Он уже и кроме того завел несколько знакомств в этомтретьестепенном слое нашего общества и даже еще ниже, - но уж такую имелнаклонность. У Липутина же в доме до сих пор еще не был, хотя с ним самим ивстречался. Он угадал, что Липутин зовет его теперь вследствие вчерашнегоскандала в клубе и что он, как местный либерал, от этого скандала ввосторге, искренно думает, что так и надо поступать с клубными старшинами,и что это очень хорошо. Николай Всеволодович рассмеялся и обещал приехать
Гостей набралось множество; народ был не казистый, но разбитной
Самолюбивый и завистливый Липутин всего только два раза в год созывалгостей, но уж в эти разы не скупился. Самый почтеннейший гость, СтепанТрофимович, по болезни не приехал. Подавали чай, стояла обильная закуска иводка; играли на трех столах, а молодежь, в ожидании ужина, затеяла подфортепиано танцы. Николай Всеволодович поднял мадам Липутину - чрезвычайнохорошенькую дамочку, ужасно пред ним робевшую, - сделал с нею два тура,уселся подле, разговорил, рассмешил ее. Заметив наконец какая онахо0ошенькая, когда смеется, он вдруг, при всех гостях, обхватил ее за талиюи поцеловал в губы, раза три сряду, в полную сласть. Испуганная беднаяженщина упала в обморок. Николай Всеволодович взял шляпу, подошел которопевшему среди всеобщего смятения супругу, глядя на него сконфузился исам, и пробормотав ему наскоро: "не сердитесь", вышел. Липутин побежал заним в переднюю, собственноручно подал ему шубу и с поклонами проводил слестницы. Но завтра же, как раз, подоспело довольно забавное прибавление кэтой, в сущности невинной истории, говоря сравнительно, - прибавление,доставившее с тех пор Липутину некоторый даже почет, которым он и сумелвоспользоваться в полную свою выгоду
Часов в десять утра, в доме госпожи Ставрогиной явилась работница Липутина,Агафья, развязная, бойкая и румяная бабенка, лет тридцати, посланная им споручением к Николаю Всеволодовичу и непременно желавшая "повидать ихсамих-с". У него очень болела голова, но он вышел. Варваре Петровне удалосьприсутствовать при передаче поручения
- Сергей Васильич (то-есть Липутин), - бойко затараторила Агафья, перво-на-перво приказали вам очень кланяться и о здоровьи спросить-с, какпосле вчерашнего изволили почивать и как изволите теперь себя чувствовать,после вчерашнего-с?Николай Всеволодович усмехнулся
- Кланяйся и благодари, да скажи ты своему барину, от меня, Агафья, что онсамый умный человек во всем городе
- А они против этого приказали вам отвечать-с, - еще бойчее подхватилаАгафья, - что они и без вас про то знают и вам того же желают
- Вот! да как мог он узнать про то, что я тебе скажу?- Уж не знаю каким это манером узнали-с, а когда я вышла и уж весь проулокпрошла, слышу они меня догоняют без картуза-с: "Ты, говорят, Агафьюшка,если, по отчаянии, прикажут тебе: "Скажи, дескать, своему барину, что онумней во всем городе", так ты им тотчас на то не забудь: "Сами очиннохорошо про то знаем-с и вам того же самого желаем-с..."III
Наконец произошло объяснение и с губернатором. Милый, мягкий наш ИванОсипович только что воротился и только что успел выслушать горячую клубнуюжалобу. Без сомнения надо было что-нибудь сделать, но он смутился
Гостеприимный наш старичок тоже как будто побаивался своего молодогородственника. Он решился, однако, склонить его извиниться пред клубом ипред обиженным, но в удовлетворительном виде и, если потребуется, то иписьменно; а затем мягко уговорить его нас оставить, уехав, например, длялюбознательности в Италию, и вообще куда-нибудь за границу. В зале, кудавышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разыпрогуливавшегося, на правах родственника, по всему дому невозбранно),воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний угубернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующейкомнате, у ближайшего к дверям залы окна, поместился один заезжий, толстыйи здоровый полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читалГолос, разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило взале; даже и сидел спиной. Иван Осипович заговорил отдаленно, почтишепотом, но вс¬ несколько путался. Nicolas смотрел очень нелюбезно, совсемне по-родственному, был бледен, сидел потупившись и слушал сдвинув брови,как будто преодолевая сильную боль
- Сердце у вас доброе, Nicolas, и благородное, -включил между прочимстаричок, - человек вы образованнейший, вращались в кругу высшем, да издесь доселе держали себя образцом и тем успокоили сердце дорогой нам всемматушки вашей... И вот теперь вс¬ опять является в таком загадочном иопасном для всех колорите! Говорю как друг вашего дома, как искреннолюбящий вас пожилой и вам родной человек, от которого нельзя обижаться..
Скажите, что побуждает вас к таким необузданным поступкам, вне всякихпринятых условий и мер? Что могут означать такие выходки, подобно как вбреду?Nicolas слушал с досадой и с нетерпением. Вдруг как бы что-то хитрое инасмешливое промелькнуло в его взгляде
- Я вам пожалуй скажу, что побуждает, - угрюмо проговорил он и,оглядевшись, наклонился к уху Ивана Осиповича. Воспитанный Алеша Телятниковотдалился еще шага на три к окну, а полковник кашлянул за Голосом. БедныйИван Осипович поспешно и доверчиво протянул свое ухо; он до крайности быллюбопытен. И вот тут-то и произошло нечто совершенно невозможное, а сдругой стороны и слишком ясное в одном отношении. Старичок вдругпочувствовал, что Nicolas, вместо того чтобы прошептать ему какой-нибудьинтересный секрет, вдруг прихватил зубами и довольно крепко стиснул в нихверхнюю часть его уха. Он задрожал, и дух его прервался
- Nicolas, что за шутки!-простонал он машинально, не своим голосом
Алеша и полковник еще не успели ничего понять, да им и не видно было и доконца казалось, что те шепчутся; а между тем отчаянное лицо старика ихтревожило. Они смотрели выпуча глаза друг на друга, не зная, броситься лиим на помощь, как было условлено, или еще подождать. Nicolas заметил можетбыть это и притиснул ухо побольнее
- Nicolas, Nicolas! - простонала опять жертва, - ну... пошутил идовольно..
Еще мгновение, и конечно бедный умер бы от испуга; но изверг помиловал ивыпустил ухо. Весь этот смертный страх продолжался с полную минуту, и состариком после того приключился какой-то припадок. Но через полчаса Nicolasбыл арестован и отведен, покамест, на гауптвахту, где и заперт в особуюкаморку, с особым часовым у дверей. Решение было резкое, но наш мягкийначальник до того рассердился, что решился взять на себя ответственностьдаже пред самой Варварой Петровной. Ко всеобщему изумлению, этой даме,поспешно и в раздражении прибывшей к губернатору для немедленныхобъяснений, было отказано у крыльца в приеме; с тем она и отправилась, невыходя из кареты, обратно домой, не веря самой себе
И наконец-то вс¬ объяснилось! В два часа пополуночи, арестант, дотолеудивительно спокойный и даже заснувший, вдруг зашумел, стал неистово битькулаками в дверь, с неестественною силой оторвал от оконца в дверяхжелезную решетку, разбил стекло и изрезал себе руки. Когда караульныйофицер прибежал с командой и ключами и велел отпереть каземат, чтобыброситься на взбесившегося и связать его, то оказалось, что тот был всильнейшей белой горячке; его перевезли домой к мамаше. Вс¬ разомобъяснилось. Все три наши доктора дали мнение, что и за три дня пред симбольной мог уже быть как в бреду, и хотя и владел, невидимому, сознанием ихитростию, но уже не здравым рассудком и волей. Что, впрочем,подтверждалось и фактами. Выходило таким образом, что Липутин раньше всехдогадался. Иван Осипович, человек деликатный и чувствительный, оченьсконфузился; но любопытно, что и он считал стало быть Николая Всеволодовичаспособным на всякий сумасшедший поступок в полном рассудке. В клубе тожеустыдились и недоумевали, как это они все слона не приметили и упустилиединственное возможное объяснение всем чудесам. Явились, разумеется, искептики, но продержались не долго
Nicolas пролежал слишком два месяца. Из Москвы был выписан известный врачдля консилиума; весь город посетил Варвару Петровну. Она простила. Когда, квесне, Nicolas совсем уже выздоровел и, без всякого возражения, согласилсяна предложение мамаши съездить в Италию, то она же и упросила его сделатьвсем у нас прощальные визиты и при этом, сколько возможно и где надо,извиниться. Nicolas согласился с большою охотой. В клубе известно было, чтоон имел с Петром Павловичем Гагановым деликатнейшее объяснение у того вдоме, которым тот остался совершенно доволен. Разъезжая по визитам, Nicolasбыл очень серьезен и несколько даже мрачен. Все приняли его, повидимому, сполным участием, но все почему-то конфузились и рады были тому, что онуезжает в Италию. Иван Осипович даже прослезился, но почему-то не решился
