Школьная библиотека

деликатном ни слова. Однако прощайте, вы какой-то зеленый

- Лихорадка у меня

- Можно поверить, ложитесь-ка. Кстати: здесь скопцы есть в уезде,любопытный народ... Впрочем потом. А впрочем вот еще анекдотик: тут поуезду пехотный полк. В пятницу вечером я в Б-цах с офицерами пил. Там ведьу нас три приятеля, vous comprenez? Об атеизме говорили и уж разумеется,бога раскассировали. Рады, визжат. Кстати, Шатов уверяет, что если в Россиибунт начинать, то чтобы непременно начать с атеизма. Может, и правда. Одинседой бурбон капитан сидел, сидел, вс¬ молчал, ни слова не говорил, вдругстановится среди комнаты и, знаете, громко так, как бы сам с собой: "Еслибога нет, то какой же я после того капитан?" Взял фуражку, развел руки, ивышел

- Довольно цельную мысль выразил, - зевнул в третий раз НиколайВсеволодович

- Да? Я не понял; вас хотел спросить. Ну, что бы вам еще: интереснаяфабрика Шпигулиных; тут, как вы знаете, пятьсот рабочих, рассадник холеры,не чистят пятнадцать лет и фабричных усчитывают; купцы миллионеры. Уверяювас, что между рабочими иные об Internationale имеют понятие. Что, выулыбнулись? Сами увидите, дайте мне только самый, самый маленький срок! Яуже просил у вас срока, а теперь еще прошу, и тогда... а впрочем виноват,не буду, не буду, я не про то, не морщитесь. Однако прощайте. Что ж я? воротился он вдруг с дороги, - совсем забыл, самое главное: мне сейчасговорили, что наш ящик из Петербурга пришел

- То-есть? - посмотрел Николай Всеволодович, не понимая

- То-есть ваш ящик, ваши вещи, с фраками, панталонами и бельем; пришел?Правда?- Да, мне что-то давеча говорили

- Ах, так нельзя ли сейчас!.

- Спросите у Алексея

- Ну, завтра, завтра? Там ведь с вашими вещами и мой пиджак, фрак и троепанталон, от Шармера, по вашей рекомендации, помните?- Я слышал, что вы здесь, говорят, джентльменничаете? - усмехнулся НиколайВсеволодович. - Правда, что вы у берейтера верхом хотите учиться?Петр Степанович улыбнулся искривленною улыбкой

- Знаете, - заторопился он вдруг чрезмерно, каким-то вздрагивающим ипресекающимся голосом, - знаете, Николай Всеволодович, мы оставим насчетличностей, не так ли, раз навсегда? Вы, разумеется, можете меня презиратьсколько угодно, если вам так смешно, но вс¬-таки бы лучше без личностейнесколько времени, так ли?- Хорошо, я больше не буду, - промолвил Николай Всеволодович. ПетрСтепанович усмехнулся, стукнул по коленке шляпой, ступил с одной ноги надругую и принял прежний вид

- Здесь иные считают меня даже вашим соперником у Лизаветы Николаевны, какже мне о наружности не заботиться? - засмеялся он. - Это кто же однако вамдоносит? Гм. Ровно восемь часов; ну, я в путь; я к Варваре Петровне обещалзайти, но спасую, а вы ложитесь и завтра будете бодрее. На дворе дождь итемень, у меня впрочем извозчик, потому что на улицах здесь по ночам неспокойно... Ах как кстати: здесь в городе и около бродит теперь одинФедька-каторжный, беглый из Сибири, представьте, мой бывший дворовыйчеловек, которого папаша лет пятнадцать тому в солдаты упек и деньги взял

Очень замечательная личность

- Вы... с ним говорили?-вскинул глазами Николай Всеволодович

- Говорил. От меня не прячется. На вс¬ готовая личность, на вс¬; за деньги,разумеется, но есть и убеждения, в своем роде конечно. Ах да, оEт и опятькстати: если вы давеча серьезно о том замысле, помните, насчет ЛизаветыНиколаевны, то возобновляю вам еще раз, что и я тоже на вс¬ готоваяличность, во всех родах, каких угодно, и совершенно к вашим услугам... Чтоэто, вы за палку хватаетесь? Ах нет, вы не за палку... Представьте, мнепоказалось, что вы палку ищете?Николай Всеволодович ничего не искал и ничего не говорил, но действительноон привстал как-то вдруг, с каким-то странным движением в лице

- Если вам тоже понадобится что-нибудь насчет господина Гаганова, - брякнулвдруг Петр Степанович, уж прямехонько кивая на преспапье, - то, разумеется,я могу вс¬ устроить и убежден, что вы меня не обойдете

Он вдруг вышел, не дожидаясь ответа, но высунул еще раз голову из-за двери:- Я потому так, - прокричал он скороговоркой, - что ведь Шатов, например,тоже не имел права рисковать тогда жизнью в воскресенье, когда к вамподошел, так ли? Я бы желал, чтобы вы это заметили

Он исчез опять, не дожидаясь ответа

IV

Может быть, он думал, исчезая, что Николай Всеволодович, оставшись один,начнет колотить кулаками в стену, и уж конечно бы рад был подсмотреть, еслиб это было возможно. Но он очень бы обманулся: Николай Всеволодовичоставался спокоен. Минуты две он простоял у стола в том же положении,повидимому, очень задумавшись; но вскоре вялая, холодная улыбка выдавиласьна его губах. Он медленно уселся на диван, на свое прежнее место в углу, изакрыл глаза, как бы от усталости. Уголок письма по-прежнему выглядывализ-под преспапье, но он и не пошевелился поправить

Скоро он забылся совсем. Варвара Петровна, измучившая себя в эти днизаботами, не вытерпела, и по уходе Петра Степановича, обещавшего к нейзайти и не сдержавшего обещания, рискнула сама навестить Nicolas, несмотряна неуказанное время. Ей вс¬ мерещилось: не скажет ли он наконецчего-нибудь окончательно? Тихо как и давеча постучалась она в дверь, и,опять не получая ответа, отворила сама. Увидав, что Nicolas сидит что-тослишком уж неподвижно, она с бьющимся сердцем осторожно приблизилась сама кдивану. Ее как бы поразило, что он так скоро заснул и что может так спать,так прямо сидя и так неподвижно; даже дыхания почти нельзя было заметить

Лицо было бледное и суровое, но совсем как бы застывшее, недвижимое; бровинемного сдвинуты и нахмурены; решительно он походил на бездушную восковуюфигуру. Она простояла над ним минуты три, едва переводя дыхание, и вдруг ееобнял страх; она вышла на цыпочках, приостановилась в дверях, наскороперекрестила его и удалилась незамеченная, с новым тяжелым ощущением и сновою тоской

Проспал он долго, более часу, и вс¬ в таком же оцепенении: ни один мускуллица его не двинулся, ни малейшего движения во всем теле не выказалось;брови были вс¬ так же сурово сдвинуты. Если бы Варвара Петровна осталасьеще на три минуты, то наверно бы не вынесла подавляющего ощущения этойлетаргической неподвижности и разбудила его. Но он вдруг сам открыл глазаи, попрежнему не шевелясь, просидел еще минут десять, как бы упорно илюбопытно всматриваясь в какой-то поразивший его предмет в углу комнаты,хотя там ничего не было ни нового, ни особенного

Наконец, раздался тихий, густой звук больших стенных часов, пробивших одинраз. С некоторым беспокойством повернул он голову взглянуть на циферблат,но почти в ту же минуту отворилась задняя дверь, выходившая в корридор, ипоказался камердинер Алексей Егорович. Он нес в одной руке теплое пальто,шарф и шляпу, а в другой серебряную тарелочку, на которой лежала записка

- Половина десятого, - возгласил он тихим голосом и, сложив принесенноеплатье в углу на стуле, поднес на тарелке записку, маленькую бумажкунезапечатанную, с двумя строчками карандашем. Пробежав эти строки, НиколайВсеволодович тоже взял со стола карандаш, черкнул в конце записки два словаи положил обратно на тарелку

- Передать тотчас же как я выйду, и одеваться, - сказал он, вставая сдивана

Заметив, что на нем легкий, бархатный пиджак, он подумал и велел податьсебе другой, суконный сюртук, употреблявшийся для более церемонных вечернихвизитов. Наконец одевшись совсем и надев шляпу, он запер дверь, в которуювходила к нему Варвара Петровна, и, вынув из-под преспапье спрятанноеписьмо, молча вышел в корридор в сопровождении Алексея Егоровича. Изкорридора вышли на узкую каменную заднюю лестницу и спустились в сени,выходившие прямо в сад. В углу в сенях стояли припасенные фонарик и большой