Школьная библиотека

- Я понесу. Ваше дело. Но он не согласится

- Знаю, что не согласится

- Он драться хочет. Говорите, как драться?- В том и дело, что я хотел бы завтра непременно вс¬ кончить. Часов вдевять утра вы у него. Он выслушает и не согласится, но сведет вас с своимсекундантом, - положим, часов около одиннадцати. Вы с тем порешите, и затемв час или в два чтобы быть всем на месте. Пожалуста постарайтесь таксделать. Оружие, конечно, пистолеты, и особенно вас прошу устроить так:определить барьер в десять шагов; затем вы ставите нас каждого в десятишагах от барьера, и по данному знаку мы сходимся. Каждый должен непременнодойти до своего барьера, но выстрелить может и раньше, на ходу. Вот и вс¬,я думаю

- Десять шагов между барьерами близко, - заметил Кириллов

- Ну двенадцать, только не больше, вы понимаете, что он хочет дратьсясерьезно. Умеете вы зарядить пистолет?- Умею. У меня есть пистолеты; я дам слово, что вы из них не стреляли. Егосекундант тоже слово про свои; две пары, и мы сделаем чет и нечет, его илинашу?- Прекрасно

- Хотите посмотреть пистолеты?- Пожалуй

О8риллов присел на корточки пред своим чемоданом в углу, вс¬ еще неразобранным, но из которого вытаскивались вещи по мере надобности. Онвытащил со дна ящик пальмового дерева, внутри отделанный красным бархатом,и из него вынул пару щегольских, чрезвычайно дорогих пистолетов

- Есть вс¬: порох, пули, патроны. У меня еще револьвер; постойте

Он полез опять в чемодан и вытащил другой ящик с шестиствольнымамериканским револьвером

- У вас довольно оружия, и очень дорогого

- Очень. Чрезвычайно

Бедный, почти нищий, Кириллов, никогда впрочем и не замечавший своейнищеты, видимо с похвальбой показывал теперь свои оружейные драгоценности,без сомнения приобретенные с чрезвычайными пожертвованиями

- Вы вс¬ еще в тех же мыслях? - спросил Ставрогин после минутного молчанияи с некоторою осторожностию

- В тех же, - коротко ответил Кириллов, тотчас же по голосу угадав о чемспрашивают, и стал убирать со стола оружие

- Когда же? - еще осторожнее спросил Николай Всеволодович, опять посленекоторого молчания

Кириллов между тем уложил оба ящика в чемодан и уселся на прежнее место

- Это не от меня, как знаете; когда скажут, - пробормотал он, как бынесколько тяготясь вопросом, но в то же время с видимою готовностиюотвечать на все другие вопросы. На Ставрогина он смотрел не отрываясь,своими черными глазами без блеску, с каким-то спокойным, но добрым иприветливым чувством

- Я, конечно, понимаю застрелиться, - начал опять, несколько нахмурившисьНиколай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания; я иногда сам представлял, и тут всегда какая-то новая мысль: Если бысделать злодейство, или, главное, стыд, то-есть позор, только очень подлыйи... смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячулет, и вдруг мысль: "один удар в висок и ничего не будет". Какое дело тогдадо людей, и что они будут плевать тысячу лет, не так ли?- Вы называете, что это новая мысль? - проговорил Кириллов подумав

- Я... не называю... когда я подумал однажды, то почувствовал совсем новуюмысль

- "Мысль почувствовали"? - переговорил Кириллов, - это хорошо. Есть многомыслей, которые всегда и которые вдруг станут новые. Это верно. Я многотеперь как в первый раз вижу

- Положим, вы жили на луне, - перебил Ставрогин, не слушая и продолжая своюмысль, - вы там, положим, сделали, все эти смешные пакости... Вы знаетенаверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет,вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вамдело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плеватьна вас тысячу лет, не правда ли?- Не знаю, - ответил Кириллов, - я на луне не был, - прибавил он без всякойиронии, единственно для обозначения факта

- Чей это давеча ребенок?- Старухина свекровь приехала; нет, сноха... вс¬ равно. Три дня. Лежитбольная, с ребенком; по ночам кричит очень, живот. Мать спит, а старухаприносит; я мячем. Мяч из Гамбурга. Я в Гамбурге купил, чтобы бросать иловить: укрепляет спину. Девочка

- Вы любите детей?- Люблю, - отозвался Кириллов довольно впрочем равнодушно

- Стало быть, и жизнь любите?- Да, люблю и жизнь, а что?- Если решились застрелиться

- Что же? Почему вместе? Жизнь особо, а то особо. Жизнь есть, а смерти нетсовсем

- Вы стали веровать в будущую вечную жизнь?- Нет, не в будущую вечную, а в здешнюю вечную. Есть минуты, вы доходите доминут, и время вдруг останавливается и будет вечно

- Вы надеетесь дойти до такой минуты?- Да

- Это вряд ли в наше время возможно, - тоже без всякой иронии отозвалсяНиколай Всеволодович, медленно и как бы задумчиво. - В Апокалипсисе ангелклянется, что времени больше не будет

- Знаю. Это очень там верно; отчетливо и точно. Когда весь человек счастьядостигнет, то времени больше не будет, потому что не надо. Очень вернаямысль

- Куда ж его спрячут?- Никуда не спрячут. Время не предмет, а идея. Погаснет в уме

- Старые философские места, одни и те же с начала веков, - с каким-тобрезгливым сожалением пробормотал Ставрогин

- Одни и те же! Одни и те же с начала веков, и никаких других никогда! подхватил Кириллов с сверкающим взглядом, как будто в этой идее заключаласьчуть не победа

- Вы, кажется, очень счастливы, Кириллов?- Да, очень счастлив, - ответил тот, как бы давая самый обыкновенный ответ

- Но вы так недавно еще огорчались, сердились на Липутина?- Гм... я теперь не браню. Я еще не знал тогда, что был счастлив. Видали вылист, с дерева лист?