Школьная библиотека

не мог он иначе сделать, как обворовав вас хитростным образом, по малому ив разные сроки. Пишу вам сие, желая добра, несмотря на то что некоторыеособы умеют только обижать и обманывать всех людей, преимущественно жечестных и обладающих добрым характером; сверх того, заочно поносят их ипредставляют их в обратном смысле, единственно из зависти и потому, чтосами себя не могут назвать таковыми

В.".

Прочтя письмо Вахрамеева, герой наш долго еще оставался в неподвижномположении на диване своем. Какой-то новый свет пробивался сквозь весьнеясный и загадочный туман, уже два дня окружавший его. Герой наш отчастиначинал понимать... Попробовал было он встать с дивана и пройтись раз идругой по комнате, чтоб освежить себя, собрать кое-как разбитые мысли,устремить их на известный предмет и потом, поправив себя немного, зрелообдумать свое положение. Но только что хотел было он привстать, как тут же,в немощи и бессилии, упал опять на прежнее место. "Оно, конечно, я это всезаранее предчувствовал; однако же как же он пишет и каков прямой смысл этихслов? Смысл-то я, положим, и знаю; но куда это поведет? Сказал бы прямо:вот, дескать, так-то и так-то, требуется то-то и то-то, я бы и исполнил

Турнюра-то, оборот-то, принимаемый делом, такой неприятный выходит! Ах, какбы поскорее добраться до завтра и поскорее добраться до дела! теперь же язнаю, что делать. Дескать, так и так, скажу, на резоны согласен, чести моейне продам, а того... пожалуй; впрочем, он-то, особа-то эта известная,лицо-то неблагоприятное как же сюда подмешалось? и зачем именно подмешалосьсюда? Ах, как бы до завтра скорей! Ославят они меня до тех пор, интригуютони, в пику работают! Главное - времени не нужно терять, а теперь,например, хоть письмо написать и только пропустить, что, дескать, то-то ито-то, и вот на то-то и то-то согласен. А завтра чем свет отослать, исамому пораньше того... и с другой стороны им в контру пойти, ипредупредить их, голубчиков... Ославят они меня, да и только!"

Господин Голядкин подвинул бумагу, взял перо и написал следующеепослание в ответ на письмо губернского секретаря Вахрамеева:

"Милостивый государь,

Нестор Игнатьевич!

С прискорбным сердцу моему удивлением прочел я оскорбительное для меняписьмо ваше, ибо ясно вижу, что под именем некоторых неблагопристойных особи иных с ложною благонамеренностью людей разумеете вы меня. С истинноюгорестию вижу, как скоро, успешно и какие далекие корни пустила клевета, вущерб моему благоденствию, моей чести и доброму моему имени. И тем болееприскорбно и оскорбительно это, что даже честные люди, с истинноблагородным образом мыслей и, главное, одаренные прямым и открытымхарактером, отступают от интересов благородных людей и прилепляются лучшимикачествами сердца своего к зловредной тле, - к несчастию в наше тяжелое ибезнравственное время расплодившейся сильно и крайне неблагонамеренно. Взаключение скажу, что вами означенный долг мой, два рубля серебром, почтусвятою обязанностию возвратить вам во всей его целости.

Что же касается до ваших, милостивый государь мой, намеков насчетизвестной особы женского пола, насчет намерений, расчетов и разных замысловэтой особы, то скажу вам, милостивый государь мой, что я смутно и неяснопонял все эти намеки. Позвольте мне, милостивый государь мой, благородныйобраз мыслей моих и честное имя мое сохранить незапятнанными. Во всяком жеслучае готов снизойти до объяснения лично, предпочитая верность личногописьменному, и, сверх того, готов войти в разные миролюбивые, обоюдные,разумеется, соглашения. На сей конец прошу вас, милостивый государь,передать сей особе готовность мою для соглашения личного и, сверх того,просить ее назначить время и место свидания. Горько мне было читать,милостивый государь мой, намеки на то, что будто бы вас оскорбил, изменилнашей первобытной дружбе и отзывался о вас с дурной стороны. Приписываю всесие недоразумению, гнусной клевете, зависти и недоброжелательству тех, коихсправедливо могу наименовать ожесточеннейшими врагами моими. Но они,вероятно, не знают, что невинность сильна уже своею невинностью, чтобесстыдство, наглость и возмущающая душу фамильярность иных особ, рано ли,поздно ли, заслужит себе всеобщее клеймо презрения и что эти особы погибнутне иначе, как от собственной неблагопристойности и развращенности сердца. Взаключение прошу вас, милостивый государь мой, передать сим особам, чтостранная претензия их и неблагородное фантастическое желание вытеснятьдругих из пределов, занимаемых сими другими своим бытием в этом мире, изанять их место, заслуживают изумления, презрения, сожаления и, сверх того,сумасшедшего дома; что, сверх того, такие отношения запрещены строгозаконами, что, по моему мнению совершенно справедливо, ибо всякий долженбыть доволен своим собственным местом. Всему есть пределы, и если этошутка, то шутка неблагопристойная, скажу более: совершенно безнравственная,ибо смею уверить вас, милостивый государь мой, что идеи мои, вышераспространенные насчет своих мест, чисто нравственные

Во всяком случае честь имею пребыть

вашим покорным слугою

Я. Голядкин"

ГЛАВА X

Вообще можно сказать, что происшествия вчерашнего дня до основанияпотрясли господина Голядкина. Почивал наш герой весьма нехорошо, то естьникак не мог даже на пять минут заснуть совершенно: словно проказниккакой-нибудь насыпал ему резаной щетины в постель. Всю ночь провел он вкаком-то полусне, полубдении, переворачиваясь со стороны на сторону, с бокуна бок, охая, кряхтя, на минутку засыпая, через минутку опять просыпаясь, ивсе это сопровождалось какой-то странной тоской, неясными воспоминаниями,безобразными видениями, - одним словом, всем, что только можно найтинеприятного... То появлялась перед ним, в каком-то странном, загадочномполусвете, фигура Андрея Филипповича, - сухая фигура, сердитая фигура, ссухим, жестким взглядом и с черство-учтивой побранкой... И только чтогосподин Голядкин начинал было подходить к Андрею Филипповичу, чтоб предним каким-нибудь образом, так или этак, оправдаться и доказать ему, что онвовсе не таков, как его враги расписали, что он вот такой-то, да сякой-то идаже обладает, сверх обыкновенных, врожденных качеств своих, вот тем-то итем-то; но как тут и являлось известное своим неблагопристойнымнаправлением лицо и каким-нибудь самым возмущающим душу средством сразуразрушало все предначинания господина Голядкина, тут же, почти на глазах жегосподина Голядкина, очерняло досконально его репутацию, втаптывало в грязьего амбицию и потом немедленно занимало место его на службе и в обществе

То чесалась голова господина Голядкина от какого-нибудь щелчка, недавноблагоприобретенного и уничиженно принятого, полученного или в общежитии,или, как-нибудь там, по обязанности, на который щелчок протестовать былотрудно... И между тем как господин Голядкин начинал было ломать себе головунад тем, что почему вот именно трудно протестовать хоть бы на такой-тощелчок, - между тем эта же мысль о щелчке незаметно переливалась вкакую-нибудь другую форму, - в форму какой-нибудь известной маленько9 илидовольно значительной подлости, виденной, слышанной или самим недавноисполненной, - и часто исполненной-то даже и не на подлом основании, даже ине из подлого побуждения какого-нибудь, а так, - иногда, например, послучаю, - из деликатности, другой раз из ради совершенной своейбеззащитности, ну и, наконец, потому... потому, одним словом, уж этогосподин Голядкин знал хорошо почему! Тут господин Голядкин краснел сквозьсон и, подавляя краску свою, бормотал про себя, что, дескать, здесь,например, можно бы показать твердость характера, значительную бы можно былопоказать в этом случае твердость характера... а потом и заключал, что,"дескать, что же твердость характера!.. дескать, зачем ее теперьпоминать!.." Но всего более бесило и раздражало господина Голядкина то, чтокак тут, и непременно в такую минуту, звали ль, не звали ль его, являлосьизвестное безобразием и пасквильностью своего направления лицо и тоже,несмотря на то, что уже, кажется, дело было известное, - тоже, туда же,бормотало с неблагопристойной улыбочкой, что, "дескать, что уж туттвердость характера! какая, дескать у нас с тобой, Яков Петрович, будеттвердость характера!.." То грезилось господину Голядкину, что находится онв одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным тономвсех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин в свою очередь отличился вотношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые изврагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господинуГолядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господинГолядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя, в сторонукой-кого из гостей, похвалили господина Голядкина... и вдруг, ни с того нис сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскимипобуждениями лицо, в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу, водин миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество ивсю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего,втоптал в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, чтоГолядкин-старший и вместе с тем настоящий - вовсе не настоящий, аподдельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то,чем он кажется, а такой-то и сякой-то, и, следовательно, не должен и неимеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего тона

И все это до того быстро сделалось, что господин Голядкин-старший и ртараскрыть не успел, как уже все и душою и телом предались безобразному иподдельному господину Голядкину и с глубочайшим презрением отвергли его,настоящего и невинного господина Голядкина. Не оставалось лица, которогомнение не переделал бы в один миг безобразный господин Голядкин по-своему

Не оставалось лица, даже самого незначительного из целой компании, ккоторому бы не подлизался бесполезный и фальшивый господин Голядкинпо-своему, самым сладчайшим манером, к которому бы не подбился по-своему,