Школьная библиотека

было спускаться в разные весьма увеселительные заведения. В одном из них, вэту минуту, шел стук и гам на всю улицу, тренькала гитара, пели песни, ибыло очень весело. Большая группа женщин толпилась у входа; иные сидели наступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали. Подле, намостовой, шлялся, громко ругаясь, пьяный солдат с папироской и, казалось,куда-то хотел войти, но как будто забыл куда. Один оборванец ругался сдругим оборванцем, и какой-то мертво-пьяный валялся поперек улицы

Раскольников остановился у большой группы женщин. Они разговаривали сиплымиголосами; все были в ситцевых платьях, в козловых башмаках и простоволосые

Иным было лет за сорок, но были и лет по семнадцати, почти все с глазамиподбитыми

Его почему-то занимало пенье и весь этот стук и гам, там, внизу..

Оттуда слышно было, как среди хохота и взвизгов, под тоненькую фистулуразудалого напева и под гитару, кто-то отчаянно отплясывал, выбивая такткаблуками. Он пристально, мрачно и задумчиво слушал, нагнувшись у входа илюбопытно заглядывал с тротуара в сеDи

Ты мой бутошник прикрасной

Ты не бей меня напрасно! разливался тоненький голос певца. Раскольникову ужасно захотелосьрасслушать, что поют, точно в этом и было все дело

"Не зайти ли? - подумал он. - Хохочут! Спьяну. А что ж, не напиться липьяным?"

- Не зайдете, милый барин? - спросила одна из женщин довольно звонкими не совсем еще осипшим голосом. Она была молода и даже не отвратительна одна из всей группы

- Вишь, хорошенькая! - отвечал он, приподнявшись и поглядев на нее

Она улыбнулась; комплимент ей очень понравился

- Вы и сами прехорошенькие, - сказала она

- Какие худые! - заметила басом другая, - из больницы, что львыписались?

- Кажись и генеральские дочки, а носы все курносые! - перебил вдругподошедший мужик, навеселе, в армяке нараспашку и с хитро смеющейся харей

- Вишь, веселье!

- Проходи, коль пришел!

- Пройду! Сласть!

И он кувыркнулся вниз

Раскольников тронулся дальше

- Послушайте, барин! - крикнула вслед девица

- Что?

Она законфузилась

- Я, милый барин, всегда с вами рада буду часы разделить, а теперь воткак-то совести при вас не соберу. Подарите мне, приятный кавалер, шестькопеек на выпивку!

Раскольников вынул сколько вынулось: три пятака

- Ах, какой добреющий барин!

- Как тебя зовут?

- А Дуклиду спросите

- Нет уж, это что же, - вдруг заметила одна из группы, качая головойна Дуклиду. - Это уж я и не знаю, как это так просить! Я бы, кажется, отодной только совести провалилась..

Раскольников любопытно поглядел на говорившую. Это была рябая девка,лет тридцати, вся в синяках, с припухшею верхнею губой. Говорила и осуждалаона спокойно и серьезно

"Где это, - подумал Раскольников, идя далее, - где это я читал, какодин приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что еслибы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькойплощадке, чтобы только две ноги можно было поставить, - а кругом будутпропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, - иоставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет,вечность, - то лучше так жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить ижить! Как бы ни жить - только жить!.. Экая правда! Господи, какая правда!Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет", - прибавилон через минуту

Он вышел на другую улицу: "Ба! "Хрустальный дворец"! Давеча Разумихинговорил про "Хрустальный дворец". Только, чего бишь я хотел-то? Да,прочесть!.. Зосимов говорил, что в газетах читал..."

- Газеты есть? - спросил он, входя в весьма просторное и даже опрятноетрактирное заведение о нескольких комнатах, впрочем довольно пустых

Два-три посетителя пили чай, да в одной дальней комнате сидела группа,человека в четыре, и пили шампанское. Раскольникову показалось, что междуними Заметов. Впрочем, издали нельзя было хорошо рассмотреть

"А пусть!" - подумал он

- Водки прикажете-с? - спросил половой

- Чаю подай. Да принеси ты мне газет, старых, этак дней за пять сряду,а я тебе на водку дам

- Слушаю-с. Вот сегодняшние-с. И водки прикажете-с?

Старые газеты и чай явились. Раскольников уселся и стал отыскивать:"Излер - Излер - Ацтеки - Ацтеки - Излер - Бартола - Массимо - Ацтеки Излер... фу, черт! А, вот отметки: провалилась с лестницы - мещанин сгорелс вина - пожар на Песках - пожар на Петербургской - еще пожар наПетербургской- еще пожар на Петербургской - Излер - Излер - Излер - Излер Массимо... А вот..."

Он отыскал наконец то, чего добивался, и стал читать; строки прыгали вего глазах, он, однако ж, дочел все "известие" и жадно принялся отыскиватьв следующих нумерах позднейшие прибавления. Руки его дрожали, перебираялисты, от судорожного нетерпения. Вдруг кто-то сел подле него, за егостолом. Он заглянул - Заметов, тот же самый Заметов и в том же виде, сперстнями, с цепочками, с пробором в черных вьющихся и напомаженныхволосах, в щегольском жилете и в несколько потертом сюртуке и несвежембелье. Он был весел, по крайней мере очень весело и добродушно улыбался

Смуглое лицо его немного разгорелось от выпитого шампанского

- Как! Вы здесь? - начал он с недоумением и таким тоном, как бы векбыл знаком, - а мне вчера еще говорил Разумихин, что вы все не в памяти

Вот странно! А ведь я был у вас..

Раскольников знал, что он подойдет. Он отложил газеты и поворотился кЗаметову. На его губах была усмешка, и какое-то новое раздражительноенетерпение проглядывало в этой усмешке

- Это я знаю, что вы были, - отвечал он, - слышал-с. Носокотыскивали... А знаете, Разумихин от вас без ума, говорит, что вы с ним кЛавизе Ивановне ходили, вот про которую вы старались тогда, поручику-тоПороху мигали, а он все не понимал, помните? Уж как бы, кажется, не понять- дело ясное... а?

- А уж какой он буян!

- Порох-то?

- Нет, приятель ваш, Разумихин..

- А хорошо вам жить, господин Заметов; в приятнейшие места входбеспошлинный! Кто это вас сейчас шампанским-то наливал?

- А это мы... выпили... Уж и наливал?!