Школьная библиотека

- Гонорарий! Всем пользуетесь! - Раскольников засмеялся. - Ничего,добреющий мальчик, ничего! - прибавил он, стукнув Заметова по плечу, - яведь не назло, "а по всей то есь любови, играючи" говорю, вот какработник-то ваш говорил, когда он Митьку тузил, вот, по старухиному-тоделу

- А вы почем знаете?

- Да я, может, больше вашего знаю

- Чтой-то какой вы странный... Верно, еще очень больны. Напрасновышли..

- А я вам странным кажусь?

- Да. Что это вы газеты читаете?

- Газеты

- Много про пожары пишут..

- Нет, я не про пожары. - Тут он загадочно посмотрел на Заметова;насмешливая улыбка опять искривила его губы. - Нет, я не про пожары, продолжал он, подмигивая Заметову. - А сознайтесь, милый юноша, что вамужасно хочется знать, про что я читал?

- Вовсе не хочется; я так спросил. Разве нельзя спросить? Что вывсе..

- Послушайте, вы человек образованный, литературный, а?

- Я из шестого класса гимназии, - отвечал Заметов с некоторымдостоинством

- Из шестого! Ах ты мой воробушек! С пробором, в перстнях - богатыйчеловек! Фу, какой миленький мальчик! - Тут Раскольников залился нервнымсмехом, прямо в лицо Заметову. Тот отшатнулся, и не то чтоб обиделся, а ужочень удивился

- Фу, какой странный! - повторил Заметов очень серьезно. - Мнесдается, что вы все еще бредите

- Брежу? Врешь, воробушек!.. Так я странен? Ну, а любопытен я вам, а?Любопытен?

- Любопытен

- Так сказать, про что я читал, что разыскивал? Ишь ведь скольконумеров велел натащить! Подозрительно, а?

- Ну, скажите

- Ушки на макушке?

- Какая еще там макушка?

- После скажу, какая макушка, а теперь, мой милейший, объявляю вам..

нет, лучше: "сознаюсь"... Нет, и это не то: "показание даю, а вы снимаете"- вот как! Так даю показание, что читал, интересовался... отыскивал..

разыскивал... - Раскольников прищурил глаза и выждал, - разыскивал - и длятого и зашел сюда - об убийстве старухи чиновницы, - произнес он наконец,почти шепотом, чрезвычайно приблизив свое лицо к лицу Заметова. Заметовсмотрел на него прямо в упор, не шевелясь и не отодвигая своего лица от еголица. Страннее всего показалось потом Заметову, что ровно целую минутудлилось у них молчание и ровно целую минуту они так друг на друга глядели

- Ну что ж что читали? - вскричал он вдруг в недоумении и внетерпении. - Мне-то какое дело! Что ж в том?

- Это вот та самая старуха, - продолжал Раскольников, тем же шепотом ине шевельнувшись от восклицания Заметова, - та самая, про которую, помните,когда стали в конторе рассказывать, а я в обморок-то упал. Что, теперьпонимаете?

- Да что такое? Что... "понимаете"? - произнес Заметов почти втревоге

Неподвижное и серьезное лицо Раскольникова преобразилось в одномгновение, и вдруг он залился опять тем же нервным хохотом, как давеча, какбудто сам совершенно не в силах был сдержать себя. И в один мигприпомнилось ему до чрезвычайной ясности ощущения одно недавнее мгновение,когда он стоял за дверью, с топором, топор прыгал, они за дверью ругались иломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть имязык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!

- Вы или сумасшедший, или... - проговорил Заметов - и остановился, какбудто вдруг пораженный мыслью, внезапно промелькнувшею в уме его

- Или? Что "или"? Ну, что? Ну, скажите-ка!

- Ничего! - в сердцах отвечал Заметов, - все вздор!

Оба замолчали. После внезапного, припадочного взрыва смехаРаскольников стал вдруг задумчив и грустен. Он облокотился на стол и подперрукой голову. Казалось, он совершенно забыл про Заметова. Молчание длилосьдовольно долго

- Что вы чай-то не пьете? Остынет, - сказал Заметов

- А? Что? Чай?.. Пожалуй... - Раскольников глотнул из стакана, положилв рот кусочек хлеба и вдруг, посмотрев на Заметова, казалось, все припомнили как будто встряхнулся: лицо его приняло в ту же минуту первоначальноенасмешливое выражение. Он продолжал пить чай

- Нынче много этих мошенничеств развелось, - сказал Заметов. - Вотнедавно еще я читал в "Московских ведомостях", что в Москве целую шайкуфальшивых монетчиков изловили. Целое общество было. Подделывали билеты

- О, это уже давно! Я еще месяц назад читал, - отвечал спокойноРаскольников. - Так это-то, по-вашему, мошенники? - прибавил он, усмехаясь

- Как же не мошенники?

- Это? Это дети, бланбеки, а не мошенники! Целая полсотня людей дляэтакой цели собирается! Разве это возможно? Тут и трех дней много будет, даи то чтобы друг в друге каждый пуще себя самого был уверен! А то стоитодному спьяну проболтаться, и все прахом пошло! Бланбеки! Нанимаютненадежных людей разменивать билеты в конторах: этакое-то дело да поверитьпервому встречному? Ну, положим, удалось и с бланбеками, положим, каждыйсебе по миллиону наменял, ну а потом? Всю-то жизнь? Каждый один от другогозависит на всю свою жизнь! Да лучше удавиться! А они и разменять-то неумели: стал в конторе менять, получил пять тысяч, и руки дрогнули. Четырепересчитал, а пятую принял не считая, на веру, чтобы только в карман даубежать поскорее. Ну, и возбудил подозрение. И лопнуло все из-за одногодурака! Да разве так возможно?

- Что руки-то дрогнули? - подхватил Заметов, - нет, это возможно-с

Нет, это я совершенно уверен, что это возможно. Иной раз не выдержишь

- Этого-то?

- А вы, небось, выдержите? Нет, я бы не выдержал! За сто рублейнаграждения идти на этакий ужас! Идти с фальшивым билетом - куда же? - вбанкирскую контору, где на этом собаку съели, - нет, я бы сконфузился. А выне сконфузитесь?

Раскольникову ужасно вдруг захотелось опять "язык высунуть". Озноб,минутами, проходил по спине его

- Я бы не так сделал, - начал он издалека. - Я бы вот как стал менять:пересчитал бы первую тысячу, этак раза четыре со всех концов, в каждуюбумажку всматриваясь, и принялся бы за другую тысячу; начал бы ее считать,досчитал бы до средины, да и вынул бы какую-нибудь пятидесятирублевую, дана свет, да переворотил бы ее и опять на свет - не фальшивая ли? "Я,дескать, боюсь: у меня родственница одна двадцать пять рублей таким образомнамедни потеряла"; и историю бы тут рассказал. А как стал бы третью тысячусчитать - нет, позвольте: я, кажется, там, во второй тысяче, седьмую сотнюневерно сосчитал, сомнение берет, да бросил бы третью, да опять за вторую,- да этак бы все-то пять. А как кончил бы, из пятой да из второй вынул быпо кредитке, да опять на свет, да опять сомнительно, "перемените,