Школьная библиотека

- Ну а коль вы, еще при Катерине Ивановне, теперь, заболеете и вас вбольницу свезут, ну что тогда будет? - безжалостно настаивал он

- Ах, что вы, что вы! Этого-то уж не может быть! - и лицо Сониискривилось страшным испугом

- Как не может быть? - продолжал Раскольников с жесткой усмешкой, - незастрахованы же вы? Тогда что с ними станется? На улицу всею гурьбойпойдут, она будет кашлять и просить, и об стену где-нибудь головой стучать,как сегодня, а дети плакать... А там упадет, в часть свезут, в больницу,умрет, а дети..

- Ох, нет!.. Бог этого не попустит! - вырвалось наконец из стесненногруди у Сони. Она слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немойпросьбе руки, точно от него все и зависело

Раскольников встал и начал ходить по комнате. Прошло с минуту. Сонястояла, опустив руки и голову, в страшной тоске

- А копить нельзя? На черный день откладывать? - спросил он, вдругостанавливаясь перед ней

- Нет, - прошептала Соня

- Разумеется, нет! А пробовали? - прибавил он чуть не с насмешкой

- Пробовала

- И сорвалось! Ну, да разумеется! Что и спрашивать!

И опять он пошел по комнате. Еще прошло с минуту

- Не каждый день получаете-то?

Соня больше прежнего смутилась, и краска ударила ей опять в лицо

- Нет, - прошептала она с мучительным усилием

- С Полечкой, наверно, то же самое будет, - сказал он вдруг

- Нет! нет! Не может быть, нет! - как отчаянная, громко вскрикнулаСоня, как будто ее вдруг ножом ранили. - Бог, бог такого ужаса недопустит!.

- Других допускает же

- Нет, нет! Ее бог защитит, бог!.. - повторяла она, не помня себя

- Да, может, и бога-то совсем нет, - с каким-то даже злорадствомответил Раскольников, засмеялся и посмотрел на нее

Лицо Сони вдруг страшно изменилось: по нем пробежали судороги. Сневыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, ноничего не могла выговорить и только вдруг горько-горько зарыдала, закрывруками лицо

- Вы говорите, У Катерины Ивановны ум мешается; у вас самой уммешается, - проговорил он после некоторого молчания

Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядываяна нее. Наконец подошел к ней; глаза его сверкали. Он взял ее обеими рукамиза плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой,воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали... Вдруг он весь быстронаклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе от негоотшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел как совсемсумасшедший

- Что вы, что вы это? Передо мной! - пробормотала она, побледнев, ибольно-больно сжало вдруг ей сердце

Он тотчас же встал

- Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился, как-то дико произнес он и отошел к окну. - Слушай, - прибавил он,воротившись к ней через минуту, - я давеча сказал одному обидчику, что онне стоит одного твоего мизинца... и что я моей сестре сделал сегодня честь,посадив ее рядом с тобою

- Ах, что вы это им сказали! И при ней? - испуганно вскрикнула Соня, сидеть со мной! Честь! Да ведь я... бесчестная... я великая, великаягрешница! Ах, что вы это сказали!

- Не за бесчестие и грех я сказал это про тебя, а за великое страданиетвое. А что ты великая грешница, то это так, - прибавил он почтивосторженно, - а пуще всего, тем ты грешница, что понапрасну умертвила ипредала себя. Еще бы это не ужас! Еще бы не ужас, что ты живешь в этойгрязи, которую так ненавидишь, и в то же время знаешь сама (только стоитглаза раскрыть), что никому ты этим не помогаешь и никого ни от чего неспасаешь! Да скажи же мне наконец, - проговорил он, почти в исступлении, как этакой позор и такая низость в тебе рядом с другими противоположными исвятыми чувствами совмещаются? Ведь справедливее, тысячу раз справедливее иразумнее было бы прямо головой в воду и разом покончить!

- А с ними-то что будет? - слабо спросила Соня, страдальчески взглянувна него, но вместе с тем как бы вовсе и не удивившись его предложению

Раскольников странно посмотрел на нее

Он все прочел в одном ее взгляде. Стало быть, действительно у нейсамой была уже эта мысль. Может быть, много раз и серьезно, что теперьпочти и не удивилась предложению его. Даже жестокости слов его не заметила(смысла укоров его и особенного взгляда его на ее позор, она, конечно, тожене заметила, и это было видимо для него). Но он понял вполне, до какойчудовищной боли истерзала ее, и уже давно, мысль о бесчестном и позорном ееположении. Что же, что же бы могло, думал он, по сих пор останавливатьрешимость ее покончить разом? И тут только понял он вполне, что значили длянее эти бедные, маленькие дети-сироты и та жалкая, полусумасшедшая КатеринаИвановна, с своею чахоткой и со стуканием об стену головою

Но тем не менее ему опять-таки было ясно, что Соня с своим характероми с тем все-таки развитием, которое она получила, ни в каком случае немогла так оставаться. Все-таки для него составляло вопрос: почему она такслишком уже долго могла оставаться в таком положении и не сошла с ума, еслиуж не в силах была броситься в воду? Конечно, он понимал, что положениеСони есть явление случайное в обществе, хотя, к несчастию, далеко неодиночное и не исключительное. Но эта-то самая случайность, эта некотораяразвитость и вся предыдущая жизнь ее могли бы, кажется, сразу убить ее припервом шаге на отвратительной дороге этой. Что же поддерживало ее? Неразврат же? Весь этот позор, очевидно, коснулся ее только механически;настоящий разврат еще не проник ни одною каплей в ее сердце: он это видел;она стояла перед ним наяву..

"Ей три дороги, - думал он: - броситься в канаву, попасть всумасшедший дом, или... или, наконец, броситься в разврат, одурманивающийум и окаменяющий сердце". Последняя мысль была ему всего отвратительнее; ноон был уже скептик, он был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток, апотому и не мог не верить, что последний выход, то есть разврат, был всеговероятнее

"Но неужели ж это правда, - воскликнул он про себя, - неужели ж и этосоздание, еще сохранившее чистоту духа, сознательно втянется наконец в этумерзкую, смрадную яму? Неужели это втягивание уже началось, и неужелипотому только она и могла вытерпеть до сих пор, что порок уже не кажется ейтак отвратительным? Нет, нет, быть того не может! - восклицал он, какдавеча Соня, - нет, от канавы удерживала ее до сих пор мысль о грехе, иони, те... Если же она до сих пор еще не сошла с ума... Но кто же сказал,что она не сошла уже с ума? Разве она в здравом рассудке? Разве так можноговорить, как она? Разве в здравом рассудке так можно рассуждать, как она?Разве так можно сидеть над погибелью, прямо над смрадною ямой, в которуюуже ее втягивает, и махать руками, и уши затыкать, когда ей говорят обопасности? Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно так. Разве все это непризнаки помешательства?"

Он с упорством остановился на этой мысли. Этот исход ему даже болеенравился, чем всякий другой. Он начал пристальнее всматриваться в нее

- Так ты очень молишься богу-то, Соня?- спросил он ее

Соня молчала, он стоял подле нее и ждал ответа

- Что ж бы я без бога-то была? - быстро, энергически прошептала она,