Школьная библиотека

ругались; иные затянули песни..

"А теперь пора и мне! - подумал Раскольников. - Ну-тка, СофьяСеменовна, посмотрим, что вы станете теперь говорить!"

И он отправился на квартиру Сони

IV

Раскольников был деятельным и бодрым адвокатом Сони против Лужина,несмотря на то что сам носил столько собственного ужаса и страдания в душе

Но, выстрадав столько утром, он точно рад был случаю переменить своивпечатления, становившиеся невыносимыми, не говоря уже о том, наскольколичного и сердечного заключалось в стремлении его заступиться за Соню

Кроме того, у него было в виду и страшно тревожило его, особенно минутами,предстоящее свидание с Соней: он должен был объявить ей, кто убил Лизавету,и предчувствовал себе страшное мучение, и точно отмахивался от него руками

И потому, когда он воскликнул, выходя от Катерины Ивановны: "Ну, что выскажете теперь, Софья Семеновна?", то, очевидно, находился еще в каком-товнешне возбужденном состоянии бодрости, вызова и недавней победы надЛужиным. Но странно случилось с ним. Когда он дошел до квартирыКапернаумова, то почувствовал в себе внезапное обессиление и страх. Враздумье остановился он перед дверью с странным вопросом: "Надо лисказывать, кто убил Лизавету?" Вопрос был странный, потому что он вдруг, вто же время, почувствовал, что не только нельзя не сказать, но даже иотдалить эту минуту, хотя на время, невозможно. Он еще не знал, почемуневозможно; он только почувствовал это, и это мучительное сознание своегобессилия перед необходимостию почти придавило его. Чтоб уже не рассуждать ине мучиться, он быстро отворил дверь и с порога посмотрел на Соню. Онасидела, облокотясь на столик и закрыв лицо руками, но, увидевРаскольникова, поскорей встала и пошла к нему навстречу, точно ждала его

- Что бы со мной без вас-то было! - быстро проговорила она, сойдясь сним среди комнаты. Очевидно, ей только это и хотелось поскорей сказать ему

Затем и ждала

Раскольников прошел к столу и сел на стул, с которого она только чтовстала. Она стала перед ним в двух шагах, точь-в-точь как вчера

- Что, Соня? - сказал он и вдруг почувствовал, что голос его дрожит, ведь все дело-то упиралось на "общественное положение и сопричастные томупривычки". Поняли вы давеча это?

Страдание выразилось в лице ее

- Только не говорите со мной как вчера! - прервала она его. Пожалуйста, уж не начинайте. И так мучений довольно..

Она поскорей улыбнулась, испугавшись, что, может быть, ему непонравится упрек

- Я сглупа-то оттудова ушла. Что там теперь? Сейчас было хотела идти,да все думала, что вот... вы зайдете

Он рассказал ей, что Амалия Ивановна гонит их с квартиры и чтоКатерина Ивановна побежала куда-то "правды искать"

- Ах, боже мой! - вскинулась Соня, - пойдемте поскорее..

И она схватила свою мантильку

- Вечно одно и то же! - вскричал раздражительно Раскольников. - У вастолько и в мыслях, что они! Побудьте со мной

- А... Катерина Ивановна?

- А Катерина Ивановна, уж, конечно, вас не минует, зайдет к вам сама,коли уж выбежала из дому, - брюзгливо прибавил он. - Коли вас не застанет,ведь вы же останетесь виноваты..

Соня в мучительной нерешимости присела на стул. Раскольников молчал,глядя в землю и что-2о обдумывая

- Положим, Лужин теперь не захотел, - начал он, не взглядывая на Соню

- Ну а если б он захотел или как-нибудь в расчеты входило, ведь он быупрятал вас в острог-то, не случись тут меня да Лебезятникова! А?

- Да, - сказала она слабым голосом, - да! - повторила она, рассеянно ив тревоге

- А ведь я и действительно мог не случиться! А Лебезятников, тот ужесовсем случайно подвернулся

Соня молчала

- Ну а если б в острог, что тогда? Помните, что я вчера говорил?

Она опять не ответила. Тот переждал

- А я думал, вы опять закричите: "Ах, не говорите, перестаньте!" засмеялся Раскольников, но как-то с натугой. - Что ж, опять молчание? переспросил он через минуту. - Ведь надо же о чем-нибудь разговаривать? Вотмне именно интересно было бы узнать, как бы вы разрешили теперь один"вопрос", - как говорит Лебезятников. (Он как будто начинал путаться.) Нет,в самом деле, я серьезно. Представьте себе, Соня, что вы знали бы всенамерения Лужина заранее, знала бы (то есть наверно), что через них погиблабы совсем Катерина Ивановна, да и дети; вы тоже, впридачу (так как вы себяни за что считаете, так впридачу). Полечка также... потому ей та же дорога

Ну-с; так вот: если бы вдруг все это теперь на ваше решение отдали: томуили тем жить на свете, то есть Лужину ли жить и делать мерзости, илиумирать Катерине Ивановне? То как бы вы решили: кому из них умереть? Я васспрашиваю

Соня с беспокойством на него посмотрела: ей что-то особенноепослышалось в этой нетвердой и к чему-то издалека подходящей речи

- Я уже предчувствовала, что вы что-нибудь такое спросите, - сказалаона, пытливо смотря на него

- Хорошо, пусть; но, однако, как же бы решить-то?

- Зачем вы спрашиваете, чему быть невозможно? - с отвращением сказалаСоня

- Стало быть, лучше Лужину жить и делать мерзости! Вы и этого решитьне осмелились?

- Да ведь я божьего промысла знать не могу... И к чему вы спрашиваете,чего нельзя спрашивать? К чему такие пустые вопросы? Как может случиться,чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут судьей поставил: комужить, кому не жить?

- Уж как божий промысл замешается, так уж тут ничего не поделаешь, угрюмо проворчал Раскольников

- Говорите лучше прямо, чего вам надобно! - вскричала с страданиемСоня, - вы опять на что-то наводите... Неужели вы только затем, чтобымучить, пришли!

Она не выдержала и вдруг горько заплакала. В мрачной тоске смотрел онна нее. Прошло минут пять

- А ведь ты права, Соня, - тихо проговорил он наконец. Он вдругпеременился; выделанно-нахальный и бессильно-вызывающий тон его исчез. Дажеголос вдруг ослабел. - Сам же я тебе сказал вчера, что не прощения придупросить, а почти тем вот и начал, что прощения прошу... Это я про Лужина ипромысл для себя говорил... Я это прощения просил, Соня... Он хотел былоулыбнуться, но что-то бессильное и недоконченное сказалось в его бледнойулыбке. Он склонил голову и закрыл руками лицо

И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Сонепрошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, онвдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себебеспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть егоисчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Этотолько значило, что та минута прошла

Опять он закрыл руками лицо и склонил вниз голову. Вдруг он побледнел,встал со стула, посмотрел на Соню и, ничего не выговорив, пересел на еепостель