Школьная библиотека

бы не опомнившись и не сообразившись, - и вся мебель, и все... всехозяйское. И они очень добрые, и дети тоже ко мне часто ходят..

- Это косноязычные-то?

- Да-с... Он заикается и хром тоже. И жена тоже... Не то чтозаикается, а как будто не все выговаривает. Она добрая, очень. А он бывшийдворовый человек. А детей семь человек... и только старший один заикается,а другие просто больные... а не заикаются... А вы откуда про них знаете? прибавила она с некоторым удивлением

- Мне ваш отец все тогда рассказал. Он мне все про вас рассказал... Ипро то, как вы в шесть часов пошли, а в девятом назад пришли, и про то, какКатерина Ивановна у вашей постели на коленях стояла

Соня смутилась

- Я его точно сегодня видела, - прошептала она нерешительно

- Кого?

- Отца. Я по улице шла, там подле, на углу, в десятом часу, а он будтовпереди идет. И точно как будто он. Я хотела уж зайти к КатеринеИвановне..

- Вы гуляли?

- Да, - отрывисто прошептала Соня, опять смутившись и потупившись

- Катерина Ивановна ведь вас чуть не била, у отца-то?

- Ах нет, что вы, что вы это, нет! - с каким-то даже испугомпосмотрела на него Соня

- Так вы ее любите?

- Ее? Да ка-а-ак же! - протянула Соня жалобно и с страданием сложиввдруг руки. - Ах! вы ее... Если б вы только знали. Ведь она совсем какребенок... Ведь у ней ум совсем как помешан... от горя. А какая она умнаябыла... какая великодушная... какая добрая! Вы ничего, ничего не знаете..

ах!

Соня проговорила это точно в отчаянии, волнуясь и страдая, и ломаяруки. Бледные щеки ее опять вспыхнули, в глазах выразилась мука. Виднобыло, что в ней ужасно много затронули, что ей ужасно хотелось что-товыразить, сказать, заступиться. Какое-то ненасытимое сострадание, еслиможно так выразиться, изобразилось вдруг во всех чертах лица ее

- Била! Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так что ж! Нутак что ж? Вы ничего, ничего не знаете... Это такая несчастная, ах, какаянесчастная! И больная... Она справедливости ищет... Она чистая. Она такверит, что во всем справедливость должна быть, и требует... И хоть мучайтеее, а она несправедливого не сделает. Она сама не замечает, как это всенельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается... Как ребенок, какребенок! Она справедливая, справедливая!

- А с вами что будет?

Соня посмотрела вопросительно

- Они ведь на вас остались. Оно, правда, и прежде все было на вас, ипокойник на похмелье к вам же ходил просить. Ну, а теперь вот что будет?

- Не знаю, - грустно произнесла Соня

- Они там останутся?

- Не знаю, они на той квартире должны; только хозяйка, слышно,говорила сегодня, что отказать хочет, а Катерина Ивановна говорит, что исама ни минуты не останется

- С чего ж это она так храбрится? На вас надеется?

- Ах нет, не говорите так!.. Мы одно, заодно живем, - вдруг опятьвзволновалась и даже раздражилась Соня, точь-в-точь как если бырассердилась канарейка или какая другая маленькая птичка. - Да и как же ейбыть? Ну как же, как же быть? - спрашивала она, горячась и волнуясь. - Асколько, сколько она сегодня плакала! У ней ум мешается, вы этого незаметили? Мешается; то тревожится, как маленькая, о том, чтобы завтра всеприлично было, закуски были и все... то руки ломает, кровью харкает,плачет, вдруг стучать начнет головой об стену, как в отчаянии. А потомопять утешится, на вас она все надеется: говорит, что вы теперь ей помощники что она где-нибудь немного денег займет и поедет в свой город, со мною, ипансион для благородных девиц заведет, а меня возьмет надзирательницей, иначнется у нас совсем новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает,утешает, и ведь так верит! так верит фантазиям-то! Ну разве можно ейпротиворечить? А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит корытосама, с своею слабенькою-то силой, в комнату втащила, запыхалась, так иупала на постель; а то мы в ряды еще с ней утром ходили, башмачки Полечке иЛене купить, потому у них все развалились, только у нас денег-то инедостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькиеботиночки выбрала, потому у ней вкус есть, вы не знаете... Тут же в лавкетак и заплакала, при купцах-то, что недостало... Ах, как было жалкосмотреть

- Ну и понятно после того, что вы... так живете, - сказал с горькоюусмешкой Раскольников

- А вам разве не жалко? Не жалко? - вскинулась опять Соня, - ведь вы,я знаю, вы последнее сами отдали еще ничего не видя. А если бы вы все-товидели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да напрошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестокопоступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах как теперь целый деньвспоминать было больно!

Соня даже руки ломала говоря, от боли воспоминания

- Это вы-то жестокая?

- Да я, я! Я пришла тогда, - продолжала она плача, - а покойник иговорит: "прочти мне, говорит, Соня, у меня голова что-то болит, прочтимне... вот книжка", у Лебезятникова, тут живет, он такие смешные книжки вседоставал. А я говорю: "мне идти пора", так и не хотела прочесть, а зашла як ним, главное чтоб воротнички показать Катерине Ивановне; мне Лизавета,торговка, воротнички и нарукавнички дешево принесла, хорошенькие, новенькиеи с узором. А Катерине Ивановне очень понравились, она надела и в зеркалопосмотрела на себя, и очень, очень ей понравились: "подари мне, говорит,их, Соня, пожалуйста". Пожалуйста попросила, и уж так ей хотелось. А кудаей надевать? Так: прежнее, счастливое время только вспомнилось! Смотритсяна себя в зеркало, любуется, и никаких-то, никаких-то у ней платьев нет,никаких-то вещей, вот уж сколько лет! И ничего-то она никогда ни у кого непопросит; гордая, сама скорей отдаст последнее, а тут вот попросила, - такуж ей понравились! А я и отдать пожалела, "на что вам, говорю, КатеринаИвановна?" Так и сказала, "на что". Уж этого-то не надо было бы ейговорить! Она так на меня посмотрела, и так ей тяжело-тяжело стало, что яотказала, и так это было жалко смотреть... И не за воротнички тяжело, а зато, что я отказала, я видела. Ах, так бы, кажется, теперь все воротила, всепеределала, все эти прежние слова... Ох, я... да что!.. вам ведь все равно!

- Эту Лизавету торговку вы знали?

- Да... А вы разве знали? - с некоторым удивлением переспросила Соня

- Катерина Ивановна в чахотке, в злой; она скоро умрет, - сказалРаскольников, помолчав и не ответив на вопрос

- Ох, нет, нет, нет! - И Соня бессознательным жестом схватила его заобе руки, как бы упрашивая, чтобы нет

- Да ведь это ж лучше, коль умрет

- Нет, не лучше, не лучше, совсем не лучше! - испуганно и безотчетноповторяла она

- А дети-то? Куда ж вы тогда возьмете их, коль не к вам?

- Ох, уж не знаю! - вскрикнула Соня почти в отчаянии и схватилась заголову. Видно было, что эта мысль уж много-много раз в ней самой мелькала,и он только вспугнул опять эту мысль