Школьная библиотека

занимательным и знаменательным, и очень, очень понравился, - до тогопонравился, что он и стул перенес, чтобы на будущее время, хоть завтранапример, не подвергаться опять неприятности простоять целый час на ногах,а устроиться покомфортнее, чтоб уж во всех отношениях получить полноеудовольствие

V

Когда на другое утро, ровно в одиннадцать часов, Раскольников вошел вдом -й части, в отделение пристава следственных дел, и попросил доложить осебе Порфирию Петровичу, то он даже удивился тому, как долго не принималиего: прошло, по крайней мере, десять минут, пока его позвали. А по егорасчету, должны бы были, кажется, так сразу на него и наброситься. Междутем он стоял в приемной, а мимо него ходили и проходили люди, которым,по-видимому, никакого до него не было дела. В следующей комнате, похожей наканцелярию, сидело и писало несколько писцов, и очевидно было, что никто изних даже понятия не имел: кто и что такое Раскольников? Беспокойным иподозрительным взглядом следил он кругом себя, высматривая: нет ли околонего хоть какого-нибудь конвойно3о, какого-нибудь таинственного взгляда,назначенного его стеречь, чтоб он куда не ушел? Но ничего подобного небыло: он видел только одни канцелярские, мелкоозабоченные лица, потом ещекаких-то людей, и никому-то не было до него никакой надобности: хоть иди онсейчас же на все четыре стороны. Все тверже и тверже укреплялась в неммысль, что если бы действительно этот загадочный вчерашний человек, этотпризрак, явившийся из-под земли, все знал и все видел, - так разве дали быему, Раскольникову, так стоять теперь и спокойно ждать? И разве ждали быего здесь до одиннадцати часов, пока ему самому заблагорассудилосьпожаловать? Выходило, что или тот человек еще ничего не донес, или... илипросто он ничего тоже не знает и сам, своими глазами ничего не видал (да икак он мог видеть?), а стало быть, все это, вчерашнее, случившееся с ним,Раскольниковым, опять-таки было призрак, преувеличенный раздраженным ибольным воображением его. Эта догадка, еще даже вчера, во время самыхсильных тревог и отчаяния, начала укрепляться в нем. Передумав все этотеперь и готовясь к новому бою, он почувствовал вдруг, что дрожит, - и даженегодование закипело в нем при мысли, что он дрожит от страха передненавистным Порфирием Петровичем. Всего ужаснее было для него встретиться сэтим человеком опять: он ненавидел его без меры, бесконечно, и даже боялсясвоею ненавистью как-нибудь обнаружить себя. И так сильно было егонегодование, что тотчас же прекратило дрожь; он приготовился войти схолодным и дерзким видом и дал себе слово как можно больше молчать,вглядываться и вслушиваться и, хоть на этот раз по крайней мере, во что быто ни стало, победить болезненно раздраженную натуру свою. В это самоевремя его позвали к Порфирию Петровичу

Оказалось, что в эту минуту Порфирий Петрович был у себя в кабинетеодин. Кабинет его была комната ни большая, ни маленькая; стояли в ней:большой письменный стол перед диваном, обитым клеенкой, бюро, шкаф в углу инесколько стульев - все казенной мебели, из желтого отполированного дерева

В углу, в задней стене или, лучше сказать, в перегородке была запертаядверь: там далее, за перегородкой, должны были, стало быть, находиться ещекакие-то комнаты. При входе Раскольникова Порфирий Петрович тотчас жепритворил дверь, в которую тот вошел, и они остались наедине. Он встретилсвоего гостя, по-видимому, с самым веселым и приветливым видом, и толькоуже несколько минут спустя Раскольников, по некоторым признакам, заметил внем как бы замешательство, - точно его вдруг сбили с толку или застали начем-нибудь очень уединенном и скрытном

- А, почтеннейший! Вот и вы... в наших краях... - начал Порфирий,протянув ему обе руки. - Ну, садитесь-ка, батюшка! Али вы, может, нелюбите, чтобы вас называли почтеннейшим и... батюшкой, - этак tout court?

За фамильярность, пожалуйста, не сочтите... Вот сюда-с, на диванчик

Раскольников сел, не сводя с него глаз

"В наших краях", извинения в фамильярности, французское словцо "toutcourt" и проч., и проч., - все это были признаки характерные. "Он, однакож, мне обе руки-то протянул, а ни одной ведь не дал, отнял вовремя", мелькнуло в нем подозрительно. Оба следили друг за другом, но только чтовзгляды их встречались, оба, с быстротою молнии, отводили их один отдругого

- Я вам принес эту бумажку... об часах-то... вот-с. Так ли написаноили опять переписывать?

- Что? Бумажка? Так, так... не беспокойтесь, так точно-с, проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это,взял бумагу и просмотрел ее. - Да, точно так-с. Больше ничего и не надо, проговорил он тою же скороговоркой и положил бумагу на стол. Потом, черезминуту, уже говоря о другом, взял ее опять со стола и переложил к себе набюро

- Вы, кажется, говорили вчера, что желали бы спросить меня..

форменно... о моем знакомстве с этой... убитой? - начал было опятьРаскольников, - "ну зачем я вставил кажется? - промелькнуло в нем какмолния. - Ну зачем я так беспокоюсь о том, что вставил это кажется?" мелькнула в нем тотчас же другая мысль, как молния

И он вдруг ощутил, что мнительность его, от одного соприкосновения сПорфирием, от двух только слов, от двух только взглядов, уже разрослась водно мгновение в чудовищные размеры... и что это страшно опасно: нервыраздражаются, волнение увеличивается. "Беда! Беда!.. Опять проговорюсь"

- Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, - бормоталПорфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то безвсякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к бюро, то опять к столу, тоизбегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам останавливаясьна месте и глядя на него прямо в упор. Чрезвычайно странною казалась приэтом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик,катавшийся в разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и углов

- Успеем-с, успеем-с!.. А вы курите? Есть у вас? Вот-с,папиросочка-с... - продолжал он, подавая гостю папироску. - Знаете, япринимаю вас здесь, а ведь квартира-то моя вот тут же, за перегородкой..

казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки надо было здеськой-какие устроить. Теперь почти готово... казенная квартира, знаете, этославная вещь, - а? Как вы думаете?

- Да, славная вещь, - ответил Раскольников, почти с насмешкой смотряна него

- Славная вещь, славная вещь... - повторял Порфирий Петрович, какбудто задумавшись вдруг о чем-то совсем другом, - да! славная вещь! - чутьне вскрикнул он под конец, вдруг вскинув глаза на Раскольникова иостанавливаясь в двух шагах от него. Это многократное глупенькоеповторение, что казенная квартира славная вещь, слишком, по пошлости своей,противоречило с серьезным, мыслящим и загадочным взглядом, который онустремил теперь на своего гостя

Но это еще более подкипятило злобу Раскольникова, и он уже никак немог удержаться от насмешливого и довольно неосторожного вызова

- А знаете что, - спросил он вдруг, почти дерзко смотря на него и какбы ощущая от своей дерзости наслаждение, - ведь это существует, кажется,такое юридическое правило, такой прием юридический - для всех возможныхследователей - сперва начать издалека, с пустячков, или даже с серьезного,но только совсем постороннего, чтобы, так сказать, ободрить или, лучшесказать, развлечь допрашиваемого, усыпить его осторожность и потом вдруг,неожиданнейшим образом огорошить его в самое темя каким-нибудь самымроковым и опасным вопросом; так ли? Об этом, кажется, во всех правилах инаставлениях до сих пор свято упоминается?

- Так, так... что ж, вы думаете, это я вас казенной-то квартиройтого... а? - И, сказав это, Порфирий Петрович прищурился, подмигнул; что-товеселое и хитрое пробежало по лицу его, морщинки на его лбу разгладились,глазки сузились, черты лица растянулись, и он вдруг залился нервным,продолжительным смехом, волнуясь и колыхаясь всем телом и прямо смотря вглаза Раскольникову. Тот засмеялся было сам, несколько принудив себя; нокогда Порфирий, увидя, что и он тоже смеется, закатился уже таким смехом,что почти побагровел, то отвращение Раскольникова вдруг перешло всюосторожность: он перестал смеяться, нахмурился и долго и ненавистно смотрелна Порфирия, не спуская с него глаз, во все время его длинного и как бы снамерением непрекращающегося смеха. Неосторожность была, впрочем, явная собеих сторон: выходило, что Порфирий Петрович как будто смеется в глаза надсвоим гостем, принимающим этот смех с ненавистью, и очень мало конфузитсяот этого обстоятельства. Последнее было очень знаменательно дляРаскольникова: он понял, что, верно, Порфирий Петрович и давеча совсем неконфузился, а, напротив, сам он, Раскольников, попался, пожалуй, в капкан;что тут явно существует что-то, чего он не знает, какая-то цель; что,может, все уже подготовлено и сейчас, сию минуту обнаружится и обрушится..