Школьная библиотека

себе, помнишь, я их тут еще защищал? Веришь ли, что всю эту сцену драки исмеху на лестнице, с своим товарищем, когда те-то взбирались, дворник и двасвидетеля, он нарочно устроил, именно для отводу. Какова хитрость, каковоприсутствие духа в этаком щенке! Поверить трудно; да сам разъяснил, сам вовсем признался! И как я-то влопался! Что ж, по-моему, это только генийпритворства и находчивости, гений юридического отвода, - а стало быть,нечему особенно удивляться! Разве такие не могут быть? А что он не выдержалхарактера и сознался, так я ему за это еще больше верю. Правдоподобнее..

Но как я-то, я-то тогда влопался! За них на стену лез!

- Скажи, пожалуйста, откуда ты это узнал и почему тебя это такинтересует? - с видимым волнением спросил Раскольников

- Ну вот еще! Почему меня интересует! Спросил!.. А узнал я отПорфирия, в числе других. Впрочем, от него почти все и узнал

- От Порфирия?

- От Порфирия

- Что же... что же он? - испуганно спросил Раскольников

- Он это отлично мне разъяснил. Психологически разъяснил, по-своему

- Он разъяснил?D1ам же тебе и разъяснял?

- Сам, сам; прощай! Потом еще кой-что расскажу, а теперь дело есть

Там... было одно время, что я подумал... Ну да что; потом!.. Зачем мнетеперь напиваться. Ты меня и без вина напоил. Пьян ведь я, Родька! Без винапьян теперь, ну да прощай; зайду; очень скоро

Он вышел

"Это, это политический заговорщик, это наверно, наверно! окончательно решил про себя Разумихин, медленно спускаясь с лестницы. - Исестру втянул; это очень, очень может быть с характером Авдотьи Романовны

Свидания у них пошли... А ведь она тоже мне намекала. По многим еесловам... и словечкам... и намекам, все это выходит именно так! Да и какиначе объяснить всю эту путаницу? Гм! А я было думал... О господи, что этоя было вздумал. Да-с, это было затмение, и я пред ним виноват! Это он тогдау лампы, в коридоре, затмение на меня навел. Тьфу! Какая скверная, грубая,подлая мысль с моей стороны! Молодец Миколка, что признался... Да и прежнеетеперь как все объясняется! Эта болезнь его тогда, его странные все такиепоступки, даже и прежде, прежде, еще в университете, какой он был всегдамрачный, угрюмый... Но что же значит теперь это письмо? Тут, пожалуй,что-нибудь тоже есть. От кого это письмо? Я подозреваю... Гм. Нет, это явсе разузнаю"

Он вспомнил и сообразил все о Дунечке, и сердце его замерло. Онсорвался с места и побежал

Раскольников, как только вышел Разумихин, встал, повернулся к окну,толкнулся в угол, в другой, как бы забыв о тесноте своей конуры, и... селопять на диван. Он весь как бы обновился; опять борьба - значит, нашелсяисход!

"Да, значит, нашелся исход! А то уж слишком все сперлось изакупорилось, мучительно стало давить, дурман нападал какой-то. С самойсцены с Миколкой у Порфирия начал он задыхаться без выхода, в тесноте

После Миколки, в тот же день, была сцена у Сони; вел и кончил он ее совсем,совсем не так, как бы мог воображать себе прежде... ослабел, значит,мгновенно и радикально! Разом! И ведь согласился же он тогда с Соней, самсогласился, сердцем согласился, что так ему одному с этаким делом на душене прожить! А Свидригайлов? Свидригайлов загадка... Свидригайлов беспокоитего, это правда, но как-то не с той стороны. С Свидригайловым, может быть,еще тоже предстоит борьба. Свидригайлов, может быть, тоже целый исход; ноПорфирий дело другое

Итак, Порфирий сам еще и разъяснял Разумихину, психологически емуразъяснял! Опять свою проклятую психологию подводить начал! Порфирий-то? Дачтобы Порфирий поверил хоть на одну минуту, что Миколка виновен, послетого, что между ними было тогда, после той сцены, глаз на глаз, до Миколки,на которую нельзя найти правильного толкования, кроме одного?(Раскольникову несколько раз в эти дни мелькалась и вспоминалась клочкамився эта сцена с Порфирием; в целом он бы не мог вынести воспоминания.) Былив то время произнесены между ними такие слова, произошли такие движения ижесты, обменялись они такими взглядами, сказано было кой-что таким голосом,доходило до таких пределов, что уж после этого не Миколке (которогоПорфирий наизусть с первого слова и жеста угадал), не Миколке былопоколебать самую основу его убеждений

А каково! Даже Разумихин начал было подозревать! Сцена в коридоре, улампы, прошла тогда не даром. Вот он бросился к Порфирию... Но с какой жестати этот-то стал его так надувать? Что у него за цель отводить глаза уРазумихина на Миколку? Ведь он непременно что-то задумал; тут естьнамерения, но какие? Правда, с того утра прошло много времени, - слишком,слишком много, а о Порфирии не было ни слуху, ни духу. Что ж, это, конечно,хуже..." Раскольников взял фуражку и, задумавшись, пошел из комнаты. Первыйдень, во все это время, он чувствовал себя, по крайней мере, в здравомсознании. "Надо кончить с Свидригайловым, - думал он, - и во что бы то нистало, как можно скорей: этот тоже, кажется, ждет, чтоб я сам к немупришел". И в это мгновение такая ненависть поднялась вдруг из его усталогосердца, что, может быть, он бы мог убить кого-нибудь из этих двух:Свидригайлова или Порфирия. По крайней мере, он почувствовал, что если нетеперь, то впоследствии он в состоянии это сделать. "Посмотрим, посмотрим",- повторял он про себя

Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самимПорфирием. Тот входил к нему. Раскольников остолбенел на одну минуту

Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не испугался. Он тольковздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. "Может быть, развязка! Но какже это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал? Неужелиподслушивал?"

- Не ждали гостя, Родион Романыч, - вскричал, смеясь, ПорфирийПетрович. - Давно завернуть собирался, прохожу, думаю - почему не зайтиминут на пять проведать. Куда-то собрались? Не задержу. Только вот однупапиросочку, если позволите

- Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, - усаживал гостяРаскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским видом, что,право, сам на себя подивился, если бы мог на себя поглядеть. Последки,подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертногостраху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тутдаже и страх пройдет. Он прямо уселся пред Порфирием и, не смигнув, смотрелна него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску

"Ну, говори же, говори же, - как будто так и хотело выпрыгнуть изсердца Раскольникова. - Ну что же, что же, что же ты не говоришь?"

II

- Ведь вот эти папироски! - заговорил наконец Порфирий Петрович,кончив закуривать и отдыхнувшись, - вред, чистый вред, а отстать не могу!Кашляю-с, першить начало, и одышка. Я, знаете, труслив-с, поехал намедни кБ-ну, - каждого больного minimum по получасу осматривает; так дажерассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, - вам, говорит, междупрочим, табак не годится; легкие расширены. Ну, а как я его брошу? Чемзаменю? Не пью-с, вот вся и беда, хе-хе-хе, что не пью-то, беда! Все ведьотносительно, Родион Романыч, все относительно!

"Что же это он, за свою прежнюю казенщину принимается, что ли!" - сотвращением подумалось Раскольникову. Вся недавняя сцена последнего ихсвидания внезапно ему припомнилась, и тогдашнее чувство волною прихлынуло кего сердцу

- А ведь я к вам уже заходил третьего дня вечером; вы и не знаете? продолжал Порфирий Петрович, осматривая комнату, - в комнату, в эту самую,входил. Тоже, как и сегодня, прохожу мимо - дай, думаю, визитик-то емуотдам. Зашел, а комната настежь; осмотрелся, подождал, да и служанке вашейне доложился - вышел. Не запираете?

Лицо Раскольникова омрачалось более и более. Порфирий точно угадал егомысли

- Объясниться пришел, голубчик Родион Романыч, объясниться-с! Должен иобязан пред вами объяснением-с, - продолжал он с улыбкой и даже слегкастукнул ладонью по коленке Раскольникова, но почти в то же мгновение лицоего вдруг приняло серьезную и озабоченную мину; даже как будто грустьюподернулось, к удивлению Раскольникова. Он никогда еще не видал и не