Школьная библиотека

подозревал у него такого лица. - Странная сцена произошла в последний размежду нами, Родион Романыч. Оно пожалуй, и в первое наше свидание междунами происходила тоже странная сцена; но тогда... Ну теперь уж все одно кодному! Вот что-с: я, может быть, и очень виноват перед вами выхожу; я эточувствую-с. Ведь мы как расстались-то, помните ли: у вас нервы поют иподколенки дрожат, и у меня нервы поют и подколенки дрожат. И знаете,как-то оно даже и непорядочно между нами тогда вышло, не по-джентльменски

А ведь мы все-таки джентльмены; то есть, во всяком случае, прежде всегоджентльмены; это надо понимать-с. Ведь помните, до чего доходило... совсемуж даже и неприлично-с

"Что ж это он, за кого меня принимает?" - с изумлением спрашивал себяРаскольников, приподняв голову и во все глаза смотря на Порфирия

- Я рассудил, что нам по откровенности теперь действовать лучше, продолжал Порфирий Петрович, немного откинув голову и опустив глаза, как быне желая более смущать своим взглядом свою прежнюю жертву и как быпренебрегая своими прежними приемами и уловками, - да-с, тако5 подозрения итакие сцены продолжаться долго не могут. Разрешил нас тогда Миколка, а то яи не знаю, до чего бы между нами дошло. Этот проклятый мещанинишка просиделу меня тогда за перегородкой, - можете себе это представить? Вы, конечно,уж это знаете; да и самому мне известно, что он к вам потом заходил; но то,что вы тогда предположили, того не было: ни за кем я не посылал и ни в чемеще я тогда не распорядился. Спро'сите, почему не распорядился? А как вамсказать: самого меня это тогда как бы пристукнуло. Я и за дворником-то едвараспорядился послать. (Дворников-то, небось, заметили, проходя.) Мысльтогда у меня пронеслась, так одна, быстро, как молния; крепко уж, видители, убежден я был тогда, Родион Романыч. Дай же, я думаю, хоть и упущу навремя одно, зато другое схвачу за хвост, - своего-то, своего-то, покрайности, не упущу. Раздражительны вы уж очень, Родион Романыч, отприроды-с; даже уж слишком-с, при всех-то других основных свойствах вашегохарактера и сердца, я льщу себя надеждой, что отчасти постиг-с. Ну уж,конечно, и я мог, даже и тогда, рассудить, что не всегда этак случается,чтобы вот встал человек да и брякнул вам всю подноготную. Это хоть ислучается, в особенности когда человека из последнего терпения выведешь,но, во всяком случае, редко. Это и я мог рассудить. Нет, думаю, мне бы хотьчерточку! Хоть бы самую махочкую черточку, только одну, но только такую,чтоб уж этак руками можно взять было, чтоб уж вещь была, а не то что однуэту психологию. Потому, думал я, если человек виновен, то уж, конечно,можно, во всяком случае, чего-нибудь существенного от него дождаться;позволительно даже и на самый неожиданный результат рассчитывать. Нахарактер ваш я тогда рассчитывал, Родион Романыч, больше всего нахарактер-с! Надеялся уж очень тогда на вас

- Да вы... да что же вы теперь-то все так говорите, - пробормотал,наконец, Раскольников, даже не осмыслив хорошенько вопроса. "Об чем онговорит, - терялся он про себя, - неужели же в самом деле за невинного меняпринимает?"

- Что так говорю? А объясниться пришел-с, так сказать, долгом святымпочитаю. Хочу вам все дотла изложить, как все было, всю эту историю всегоэтого тогдашнего, так сказать, омрачения. Много я заставил васперестрадать, Родион Романыч. Я не изверг-с. Ведь понимаю же и я, каковоэто все перетащить на себе человеку, удрученному, но гордому, властному инетерпеливому, в особенности нетерпеливому! Я вас, во всяком случае, зачеловека наиблагороднейшего почитаю-с, и даже с зачатками великодушия-с,хоть и не согласен с вами во всех убеждениях ваших, о чем долгом считаюзаявить наперед, прямо и с совершенною искренностью, ибо прежде всего нежелаю обманывать. Познав вас, почувствовал к вам привязанность. Вы, можетбыть, на такие мои слова рассмеетесь? Право имеете-с. Знаю, что вы меня и спервого взгляда не полюбили, потому, в сущности, и не за что полюбить-с. Носчитайте как хотите, а теперь желаю, с моей стороны, всеми средствамизагладить произведенное впечатление и доказать, что и я человек с сердцем исовестью. Искренно говорю-с

Порфирий Петрович приостановился с достоинством. Раскольниковпочувствовал прилив какого-то нового испуга. Мысль о том, что Порфирийсчитает его за невинного, начала вдруг пугать его

- Рассказывать все по порядку, как это вдруг тогда началось, вряд линужно, - продолжал Порфирий Петрович; - я думаю, даже и лишнее. Да и врядли я смогу-с. Потому, как это объяснить обстоятельно? Первоначально слухипошли. О том, какие это были слухи и от кого и когда... и по какому поводу,собственно, до вас дело дошло, - тоже, я думаю, лишнее. Лично же у меняначалось со случайности, с одной совершенно случайной случайности, котораяв высшей степени могла быть и могла не быть, - какой? Гм, я думаю, тоженечего говорить. Все это, и слухи и случайности, совпало у меня тогда водну мысль. Признаюсь откровенно, потому если уж признаваться, так во всем,- это я первый на вас тогда и напал. Эти там, положим, старухины отметки навещах и прочее, и прочее - все это вздор-с. Таких штук сотню можно начесть

Имел я тоже случай тогда до подробности разузнать о сцене в контореквартала, тоже случайно-с, и не то чтобы так мимоходом, а от рассказчикаособенного, капитального, который, и сам того не ведая, удивительно этусцену осилил. Все ведь это одно к одному-с, одно к одному-с, РодионРоманыч, голубчик! Ну как тут было не повернуться в известную сторону? Изоста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда несоставится доказательства, ведь вот как одна английская пословица говорит,да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстямипопробуйте справиться, потому и следователь человек-с. Вспомнил тут я ивашу статейку, в журнальце-то, помните, еще в первое-то ваше посещение вподробности о ней говорили. Я тогда поглумился, но это для того, чтобы васна дальнейшее вызвать. Повторяю, нетерпеливы и больны вы очень, РодионРоманыч. Что вы смелы, заносчивы, серьезны и ... чувствовали, много ужчувствовали, все это я давно уж знал-с. Мне все эти ощущения знакомы, истатейку вашу я прочел как знакомую. В бессонные ночи и в исступлении оназамышлялась, с подыманием и стуканьем сердца, с энтузиазмом подавленным. Аопасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи! Я тогда поглумился, атеперь вам скажу, что ужасно люблю вообще, то есть как любитель, этупервую, юную, горячую пробу пера. Дым, туман, струна звенит в тумане

Статья ваша нелепа и фантастична, но в ней мелькает такая искренность, вней гордость юная и неподкупная, в ней смелость отчаяния; она мрачнаястатья-с, да это хорошо-с. Статейку вашу я прочел, да и отложил, и... какотложил ее тогда, да и подумал: "Ну, с этим человеком так не пройдет!" Ну,так как же, скажите теперь, после такого предыдущего не увлечься былопоследующим! Ах, господи! да разве я говорю что-нибудь? Разве я что-нибудьтеперь утверждаю? Я тогда только заметил. Чего тут, думаю? Тут ничего, тоесть ровно ничего, и, может быть, в высшей степени ничего. Да и увлекатьсяэтак мне, следователю, совсем даже неприлично: у меня вон Миколка на руках,и уже с фактами, - там как хотите: а факты! И тоже свою психологиюподводит; им надо позаняться; потому тут дело жизни и смерти. Для чего явам теперь все это объясняю? А чтобы вы знали и с вашим умом и сердцем необвиняли меня за мое злобное тогдашнее поведение. Не злобное-с, искренноговорю-с, хе-хе! Вы что думаете: я у вас тогда не был с обыском? Был-с,был-с, хе-хе, был-с, когда вы вот здесь больной в постельке лежали. Неофициально и не своим лицом, а был-с. Да последнего волоска у вас, вквартире, было осмотрено, по первым даже следам; но - umsonst! Думаю:теперь этот человек придет, сам придет, и очень скоро; коль виноват, так ужнепременно придет. Другой не придет, а этот придет. А помните, как господинРазумихин начал вам проговариваться? Это мы устроили с тем, чтобы васвзволновать, потому мы нарочно и пустили слух, чтоб он вам проговорился, агосподин Разумихин такой человек, что негодования не выдержит. ГосподинуЗаметову прежде всего ваш гнев и ваша открытая смелость в глаза бросилась:ну как это в трактире вдруг брякнуть: "Я убил!" Слишком смело-с, слишкомдерзко-с, и если, думаю, он виноват, то это страшный боец! Так тогда иподумал-с. Жду-с! Жду вас изо всех сил, а Заметова вы тогда простопридавили и... ведь в том-то и штука, что вся эта проклятая психология одвух концах! Ну, так жду я вас, смотрю, а вас бог и дает - идете! Так уменя и стукнуло сердце. Эх! Ну зачем вам было тогда приходить? Смех-то,смех-то ваш