Школьная библиотека

этой комнате был как у себя и проводил в ней, может быть, целые дни

Трактир был грязный, дрянной и даже не средней руки

- Я к вам шел и вас отыскивал, - начал Раскольников, - но почемутеперь я вдруг поворотил на -ский проспект с Сенной! Я никогда сюда неповорачиваю и не захожу. Я поворачиваю с Сенной направо. Да и дорога к вамне сюда. Только поворотил, вот и вы! Это странно!

- Зачем же вы прямо не скажете: это чудо!

- Потому что это, может быть, только случай

- Ведь какая складка у всего этого народа! - захохотал Свидригайлов, не сознается, хоть бы даже внутри и верил чуду! Ведь уж сами говорите, что"может быть" только случай. И какие здесь все трусишки насчет своегособственного мнения, вы представить себе не можете, Родион Романыч! Я непро вас. Вы имеете собственное мнение и не струсили иметь его. Тем-то вы изавлекли мое любопытство

- Больше ничем?

- Да и этого ведь довольно

Свидригайлов был, очевидно, в возбужденном состоянии, но всего толькона капельку; вина выпил он всего только полстакана

- Мне кажется, вы пришли ко мне раньше, чем узнали о том, что яспособен иметь то, что вы называете собственным мнением, - заметилРаскольников

- Ну, тогда было дело другое. У всякого свои шаги. А насчет чуда скажувам, что вы, кажется, эти последние два-три дня проспали. Я вам самназначил этот трактир и никакого тут чуда не было, что вы прямо пришли; самрастолковал всю дорогу, рассказал место, где он стоит, и часы, в которыеможно меня здесь застать. Помните?

- Забыл, - отвечал с удивлением Раскольников

- Верю. Два раза я вам говорил. Адрес отчеканился у вас в памятимеханически. Вы и повернули сюда механически, а между тем строго по адресу,сами того не зная. Я, и говоря-то вам тогда, не надеялся, что вы меняпоняли. Очень уж вы себя выдаете, Родион Романыч. Да вот еще: я убежден,что в Петербурге много народу, ходя, говорят сами с собой. Это городполусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы и философымогли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый посвоей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странныхвлияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатическиевлияния! Между тем это административный центр всей России, и характер егодолжен отражаться на всем. Но не в том теперь дело, а в том, что я уженесколько раз смотрел на вас сбоку. Вы выходите из дому - еще держитеголову прямо. С двадцати шагов вы уже ее опускаете, руки складываете назад

Вы смотрите и, очевидно, ни пред собою, ни по бокам уже ничего не видите

Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с собой, причеминогда вы высвобождаете руку и декламируете, наконец, останавливаетесьсреди дороги надолго. Это очень нехорошо-с. Может быть, вас кое-кто изамечает, кроме меня, а уж это невыгодно. Мне, в сущности, все равно, и явас не вылечу, но вы, конечно, меня понимаете

- А вы знаете, что за мною следят? - спросил Раскольников, пытливо нанего взглядывая

- Нет, ничего не знаю, - как бы с удивлением ответил Свидригайлов

- Ну так и оставим меня в покое, - нахмурившись, пробормоталРаскольников

- Хорошо, оставим вас в покое

- Скажите лучше, если вы сюда приходите пить и сами мне назначали двараза, чтоб я к вам сEда же пришел, то почему вы теперь, когда я смотрел вокно с улицы, прятались и хотели уйти? Я это очень хорошо заметил

- Хе-хе! А почему вы, когда я тогда стоял у вас на пороге, лежали насвоей софе с закрытыми глазами и притворялись, что спите, тогда как вывовсе не спали? Я это очень хорошо заметил

- Я мог иметь ... причины... вы сами это знаете

- И я мог иметь свои причины, хотя вы их и не узнаете

Раскольников опустил правый локоть на стол, подпер пальцами правойруки снизу свой подбородок и пристально уставился на Свидригайлова. Онрассматривал с минуту его лицо, которое всегда его поражало и прежде. Этобыло какое-то странное лицо, похожее как бы на маску: белое, румяное, срумяными, алыми губами, с светло-белокурою бородой и с довольно еще густымибелокурыми волосами. Глаза были как-то слишком голубые, а взгляд их как-тослишком тяжел и неподвижен. Что-то было, ужасно неприятное в этом красивоми чрезвычайно моложавом, судя по летам, лице. Одежда Свидригайлова былащегольская, летняя, легкая, в особенности щеголял он бельем. На пальце былогромный перстень с дорогим камнем

- Да неужели же мне и с вами еще тоже надо возиться, - сказал вдругРаскольников, выходя с судорожным нетерпением прямо на открытую, - хотя вы,может быть, и самый опасный человек, если захотите вредить, да я-то не хочуломать себя больше. Я вам покажу сейчас, что не так дорожу собою, как вы,вероятно, думаете. Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если выдержите свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаетечем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в последнее время, то я васубью, прежде чем вы меня в острог посадите. Мое слово верно: вы знаете, чтоя сумею сдержать его. Второе, если хотите мне что-нибудь объявить, - потомучто мне все это время казалось, что вы как будто хотите мне что-то сказать,- то объявляйте скорее, потому что время дорого и, может быть, очень скоробудет уже поздно

- Да куда вы это так торопитесь? - спросил Свидригайлов, любопытно егоразглядывая

- У всякого свои шаги, - мрачно и нетерпеливо проговорил Раскольников

- Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос иотказываетесь отвечать, - заметил Свидригайлов с улыбкой. - Вам всекажется, что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меняподозрительно. Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я нижелаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас впротивном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чемтаком особенном не намеревался

- Зачем же я тогда вам так понадобился? Ведь вы же около меняухаживали?

- Да просто как любопытный субъект для наблюдения. Мне понравились выфантастичностью вашего положения - вот чем! Кроме того, вы брат особы,которая меня очень интересовала, и, наконец, от самой этой особы в своевремя я ужасно много и часто слыхал о вас, из чего и заключил, что выимеете над нею большое влияние; разве этого мало? Хе-хе-хе! Впрочем,сознаюсь, ваш вопрос для меня весьма сложен, и мне трудно на него вамответить. Ну вот, например, ведь вы пошли ко мне теперь мало того что поделу, а за чем-нибудь новеньким? Ведь так? Ведь так? - настаивалСвидригайлов с плутовскою улыбкой, - ну, представьте же себе после этого,что я сам-то, еще ехав сюда, в вагоне, на вас же рассчитывал, что вы мнетоже скажете что-нибудь новенького и что от вас же удастся мне чем-нибудьпозаимствоваться! Вот какие мы богачи!

- Чем это позаимствоваться?

- Да что вам сказать? Разве я знаю чем? Видите, в каком трактиришкевсе время просиживаю, и это мне всласть, то есть не то чтобы всласть, атак, надо же где-нибудь сесть. Ну, вот хоть эта бедная Катя - видели?.. Нубыл бы я, например, хоть обжора, клубный гастроном, а то ведь вот что ямогу есть! (Он ткнул пальцем в угол, где на маленьком столике, на жестяномблюдце, стояли остатки ужасного бифштекса с картофелем.) Кстати, обедаливы? Я перекусил и больше не хочу. Вина, например, совсем не пью. Кромешампанского, никакого, да и шампанского-то в целый вечер один стакан, да ито голова болит. Это я теперь, чтобы подмонтироваться, велел подать, потомучто я куда-то собираюсь, и вы видите меня в особом расположении духа. Япотому давеча и спрятался, как школьник, что думал, что вы мне помешаете;но, кажется (он вынул часы), могу пробыть с вами час; теперь половинапятого. Верите ли, хотя бы что-нибудь было; ну, помещиком быть, ну, отцом,ну, уланом, фотографом, журналистом... н-ничего, никакой специальности!Иногда даже скучно. Право, думал, что вы мне скажете что-нибудь новенького