Книга "Село Степанчиково и его обитатели". Страница 25

Я был озадачен

- Как вздор? Но он ведь писал ко мне

- Так он-таки вам писал? - спросила она с живостью. - Ах, какой! Какже он обещался, что не будет писать! Какой вздор! Господи, какой этовздор!

- Простите меня, - пробормотал я, не зная, что говорить, - можетбыть, я поступил неосторожно, грубо... но ведь такая минута! Сообразите:мы окружены бог знает чем..

- Ох, ради бога, не извиняйтесь! Поверьте, что мне и без того тяжелоэто слушать, а между тем судите: я и сама хотела заговорить с вами, чтобузнать что-нибудь... Ах, какая досада! так он-таки вам писал! Вот этого-то я пуще всего боялась! Боже мой, какой это человек! А вы и поверилии прискакали сюда сломя голову? Вот надо было!

Она не скрывала своей досады. Положение мое было непривлекательно

- Признаюсь, я не ожидал, - проговорил я в самом полном смущении, такой оборот... я, напротив, думал..

- А, так вы думали? - произнесла она с легкой иронией, слегка закусывая губу. - А знаете, вы мне покажите это письмо, которое он вам писал?


- Хорошо-с

- Да вы не сердитесь, пожалуйста, на меня, не обижайтесь; и без тогомного горя! - сказала она просящим голосом, а между тем насмешливаяулыбка слегка мелькнула на ее хорошеньких губках

- Ох, пожалуйста, не принимайте меня за дурака! - вскричал я с горячностью. - Но, может быть, вы предубеждены против меня? может быть, вамкто-нибудь на меня насказал? может быть, вы потому, что я там теперьсрезался? Но это ничего - уверяю вас. Я сам понимаю, каким я теперь дураком стою перед вами. Не смейтесь, пожалуйста, надо мной! Я не знаю,что говорю ... А все это оттого, что мне эти проклятые двадцать два года!


- О боже мой! Так что ж?

- Как так что ж? Да ведь кому двадцать два года, у того это на лбунаписано, как у меня например, когда я давеча на средину комнаты выскочил или как теперь перед вами ... Распроклятый возраст!

- Ох, нет, нет! - отвечала Настенька, едва удерживаясь от смеха. - Яуверена, что вы и добрый, и милый, и умный, и, право, я искренно говорюэто! Но ... вы только очень самолюбивы. От этого еще можно исправиться

- Мне кажется, я самолюбив сколько нужно

- Ну, нет. А давеча, когда вы сконфузились - и отчего ж? оттого, чтоспоткнулись при входе!.. Какое право вы имели выставлять на смех вашегодоброго, вашего великодушного дядю, который вам сделал столько добро?Зачем вы хотели свалить на него смешное, когда сами были смешны? Это было дурно, стыдно! Это не делает вам чести, и, признаюсь вам, вы были мнеочень противны в ту минуту - вот вам!

- Это правда! Я был болван! Даже больше: я сделал подлость! Вы приметили ее - и я уже наказан! Браните меня, смейтесь надо мной, но послушайте: может быть, вы перемените наконец ваше мнение, - прибавил я, увлекаемый каким-то странным чувством, - вы меня еще так мало знаете, чтопотом, когда узнаете больше, тогда ... может быть ..

- Ради бога, оставим этот разговор! - вскричала Настенька с видимымнетерпением

- Хорошо, хорошо, оставимте! Но ... где я могу вас видеть?

- Как где видеть?

- Но ведь не может же быть, чтоб мы с вами сказали последнее слово,Настасья Евграфовна! Ради бога, назначьте мне свиданье, хоть сегодня же

Впрочем, теперь уж смеркается. Ну так, если только можно, завтра утром,пораньше; я нарочно велю себя разбудить пораньше. Знаете, там, у пруда,есть беседка. Я ведь помню; я знаю дорогу. Я ведь здесь жил маленький

- Свидание! Но зачем это? Ведь мы и без того теперь говорим

- Но я теперь еще ничего не знаю, Настасья Евграфовна. Я сперва всеузнаю от дядюшки. Ведь должен же он наконец мне все рассказать, и тогдая, может быть, скажу вам что-нибудь очень важное ..

- Нет, нет! не надо, не надо! - вскричала Настенька, - кончимте всеразом теперь, так чтоб потом и помину не было. А в ту беседку и не ходите напрасно: уверяю вас, я не приду, и выкиньте, пожалуйста, из головывесь этот вздор - я серьезно прошу вас ..

- Так, значит, дядя поступил со мною, как сумасшедший! - вскричал я вприпадке нестерпимой досады. - Зачем же он вызывал меня после этого?.

Но слышите, что это за шум?

Мы были близко от дома. Из растворенных окон раздавались визг и какие-то необыкновенные крики

- Боже мой! - сказала она побледнев, - опять! Я так и предчувствовала!

- Вы предчувствовали? Настасья Евграфовна, еще один вопрос. Я, конечно, не имею ни малейшего права, но решаюсь предложить вам этот последнийвопрос для общего блага. Скажите - и это умрет во мне - скажите откровенно: дядя влюблен в вас или нет?

- Ах! выкиньте, пожалуйста, этот вздор из головы раз навсегда! вскричала она, вспыхнув от гнева. - И вы тоже! Кабы был влюблен, не хотел бы выдать меня за вас, - прибавила она с горькою улыбкою. - И с чего, с чего это взяли? Неужели вы не понимаете, о чем идет дело? Слышитеэти крики?

- Но... это Фома Фомич..

- Да, конечно, Фома Фомич; но теперь из-за меня идет дело, потому чтоони то же говорят, что и вы, ту же бессмыслицу; тоже подозревают, что онвлюблен в меня. А так как я бедная, ничтожная, а так как замарать меняничего не стоит, а они хотят женить его на другой, так вот и требуют,чтоб он меня выгнал домой, к отцу, для безопасности. А ему когда скажутпро это, то он тотчас же из себя выходит; даже Фому Фомича разорвать готов. Вот они теперь и кричат об этом; уж я предчувствую, что об этом

- Так это все правда! Так, значит, он непременно женится на этойТатьяне?

- На какой Татьяне?

- Ну, да на этой дуре

- Вовсе не дуре! Она добрая. Не имеете вы права так говорить! У нееблагородное сердце, благороднее, чем у многих других. Она не виновататем, что несчастная

- Простите. Положим, вы в этом совершенно правы; но не ошибаетесь ливы в главном? Как же, скажите, я заметил, что они хорошо принимают вашего отца? Ведь если б они до такой уж степени сердились на вас, как выговорите, и вас выгоняли, так и на него бы сердились и его бы худо принимали

- А разве вы не видите, что делает для меня мой отец! Он шутом передними вертится! Его принимают именно потому, что он успел подольститься кФоме Фомичу. А так как Фома Фомич сам был шутом, так ему и лестно, что иу него теперь есть шуты. Как вы думаете: для кого это отец делает? Ондля меня это делает, для меня одной. Ему не надо; он для себя никому непоклонится. Он, может, и очень смешон на чьи-нибудь глаза, но он благородный, благороднейший человек! Он думает, бог знает почему - и вовсе непотому, что я здесь жалованье хорошее получаю - уверяю вас; он думает,что мне лучше оставаться здесь, в этом доме. Но теперь я совсем его разуверила. Я ему написала решительно. Он и приехал, чтоб взять меня, и,если крайность до того дойдет, так хоть завтра же, потому что уж делопочти до всего дошло: они меня съесть хотят, и я знаю наверное, что они






Возможно заинтересуют книги: