Школьная библиотека

А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперьпо всем по трем с денежками, динь- динь-динь, да посмеивается

- Так неужели же вы в самом деле думаете, что он тотчас и бросит ее?

- А то как же? Небось таскать с собой станет такое сокровище? Да начто она ему? оберет ее да и посадит где-нибудь под куст, на дороге - ибыл таков, а она и сиди под кустом да нюхай цветочки!

- Ну, уж это ты увлекся, Степан, не так это будет! - вскричал дядя. Впрочем, чего ж ты так сердишься? Дивлюсь я на тебя, Степан, тебе-то чего?

- Да ведь я человек али нет? Ведь зло берет; вчуже берет. Ведь, я,может, ее же любя, говорю... Эх, прокисай все на свете! Ну зачем я приехал сюда? ну зачем я сворачивал? мне-то какое дело? мне-то какое дело?

Так сетовал господин Бахчеев; но я уже не слушал его и задумался отой, которую мы теперь догоняли, - о Татьяне Ивановне. Вот краткая еебиография, собранная мною впоследствии по самым вернейшим источникам икоторая необходима для пояснения ее приключений. Бедный ребенок-сиротка,выросший в чужом, негостеприимном доме, потом бедная девушка, потом бедная дева и наконец бедная перезрелая дева, Татьяна Ивановна, во всю своюбедную жизнь испила полную до краев чашу горя, сиротства, унижений, попреков и вполне изведала всю горечь чужого хлеба. От природы характеравеселого, восприимчивого в высшей степени и легкомысленного, она вначалекое-как еще переносила свою горькую участь и даже могла подчас и смеяться самым веселым, беззаботным смехом; но с годами судьба взяла наконец свое. Мало-помалу Татьяна Ивановна стала желтеть и худеть, сделаласьраздражительна, болезненно-восприимчива и впала в самую неограниченную,беспредельную мечтательность, часто прерываемую истерическими слезами,судорожными рыданиями. Чем менее благ земных оставляла ей на долюдействительность, тем более она обольщала и утешала себя воображением

Чем вернее, чем безвозвратнее гибли и, наконец, погибли совсем последниесущественные надежды ее, тем упоительнее становились ее мечты, никогдане осуществимые. Богатства неслыханные, красота неувядаемая, женихиизящные, богатые, знатные, все князья и генеральские дети, сохранившиедля нее свои сердца в девственной чистоте и умирающие у ног ее от беспредельной любви, и наконец он - он, идеал красоты, совмещающий в себевсевозможные совершенства, страстный и любящий, художник, поэт, генеральский сын - все вместе или поочередно, все это начинало ей представляться не только во сне, но даже почти и наяву. Рассудок ее уже начиналслабеть и не выдерживать приемов этого опиума таинственных, беспрерывныхмечтаний... И вдруг судьба подшутила над ней окончательно. В самой последней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердцедействительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливейшей барыни в мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба,за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищеннаяникем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в негесамых безумных и распаленных фантазий, - она вдруг получила известие осмерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чемона, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все еEблизкие родные, человека странного, жившего затворником, где-то за тридевять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегосячерепословием и ростовщичеством. И вот огромное богатство вдруг, как бычудом, упало с неба и рассыпалось золотой россыпью у ног Татьяны Ивановны: она оказалась единственной законной наследницей умершего родственника. Сто тысяч рублей серебром досталось ей разом. Эта насмешка судьбыдоконала ее совершенно. Как же, в самом деле, и без того уже ослабевшемурассудку не поверить мечтам, когда они в самом деле начинали сбываться?И вот бедняжка окончательно распростилась с оставшейся у ней последнейкапелькой здравого смысла. Замирая от счастья, она безвозвратно унесласьв свой очаровательный мир невозможных фантазий и соблазнительных призраков. Прочь все соображения, все сомнения, все преграды действительности,все неизбежные и ясные, как дважды-два, законы ее! Тридцать пять лет имечта об ослепляющей красоте, осенний грустный холод и вся роскошь бесконечного блаженства любви, даже не споря между собою, ужились в ее существе. Мечты уже осуществились раз в жизни: отчего же и всему несбыться? отчего же и ему не явиться? Татьяна Ивановна не рассуждала, аверила. Но в ожидании его, идеала - женихи и кавалеры разных орденов ипростые кавалеры, военные и статские, армейские и кавалергарды, вельможии просто поэты, бывшие в Париже и бывшие только в Москве, с бородками ибез бородок, с эспаньолками и без эспаньолок, испанцы и неиспанцы (нопреимущественно испанцы), начали представляться ей день и ночь в количестве, ужасающем и возбуждавшем в наблюдателях серьезные опасения; оставался только шаг до желтого дома. Блестящею, упоенною любовью вереницей толпились около нее все эти прекрасные призраки. Наяву, в настоящейжизни, дело шло тем же самым фантастическим порядком: на кого она нивзглянет - тот и влюбился; кто бы ни прошел мимо - тот и испанец; ктоумер - непременно от любви к ней. Все это как нарочно подтверждалось вее глазах еще и тем, что за ней в самом деле начали бегать такие, например, люди, как Обноскин, Мизинчиков и десятки других, с теми же целями

Ей вдруг стали все угождать, стали баловать ее, стали ей льстить. БеднаяТатьяна Ивановна и подозревать не хотела, что все это из-за денег. Онасовершенно была уверена, что по чьему-то мановению все люди вдруг исправились и стали, все до одного, веселые, милые, ласковые, добрые. Он неявлялся еще налицо; но хотя и сомнения не было в том, что он явится, теперешняя жизнь и без того была так недурна, так заманчива, так полнавсяких развлечений и угощений, что можно было и подождать. Татьяна Ивановна кушала конфеты, срывала цветы удовольствия, читала романы. Романыеще более распаляли ее воображение и бросались обыкновенно на второйстранице. Она не выносила далее чтенья, увлекаемая в мечты самыми первыми строчками, самым ничтожным намеком на любовь, иногда просто описаниемместности, комнаты, туалета. Беспрерывно привозились новые наряды, кружева, шляпки, наколки, ленты, образчики, выкройки, узоры, конфекты, цветы, собачонки. Три девушки в девичьей проводили целые дни за шитьем, абарышня с утра до ночи, и даже ночью, примеряла свои лифы, оборки и вертелась перед зеркалом. Она даже как-то помолодела и похорошела посленаследства. До сих пор не знаю, каким образом она приходилась сродни покойному генералу Крахоткину. Я всегда был уверен, что это родство - выдумка генеральши, желавшей овладеть Татьяной Ивановной и во что бы нистало женить дядю на ее деньгах. Господин Бахчеев был прав, говоря о купидоне, доведшем Татьяну Ивановну до последней точки; а мысль дяди, после известия о ее побеге с Обноскиным, бежать за ней и воротить ее, хотьнасильно, была самая рациональная. Бедняжка неспособна была жить безопеки и тотчас же погибла бы, если б попалась к недобрым людям

Был час десятый, когда мы приехали в Мишино. Это была бедная, маленькая деревенька, верстах в трех от большой дороги и стоявшая в какой-то яме. Шесть или семь крестьянских изб, закоптелых, покривившихсянабок и едва прикрытых почерневшею соломою, как-то грустно и неприветливо смотрели на проезжего. Ни садика, ни кустика не было кругом на четверть версты. Только одна старая ракита свесилась и дремала над зеленоватой лужей, называвшейся прудом. Такое новоселье, вероятно, не моглопроизвесть отрадного впечатления на Татьяну Ивановну. Барская усадьбасостояла из нового, длинного и узкого сруба, с шестью окнами в ряд икрытого на скорую руку соломой. Чиновник-помещик только что начинал хозяйничать. Даже двор еще не был огорожен забором, и только с одной стороны начинался новый плетень, с которого еще не успели осыпаться высохшие ореховые листья. У плетня стоял тарантас Обноскина. Мы упали на виноватых как снег на голову. Из раскрытого окна слышались крики и плач

Встретившийся нам в сенях босоногий мальчик ударился от нас бежатьсломя голову. В первой же комнате, на ситцевом, длинном "турецком" диване, без спинки, восседала заплаканная Татьяна Ивановна. Увидев нас, онавзвизгнула и закрылась ручками. Возле нее стоял Обноскин, испуганный исконфуженный до жалости. Он до того потерялся, что бросился пожимать намруки, как будто обрадовавшись нашему приезду. Из-за приотворенной в другую комнату двери выглядывало чье-то дамское платье: кто-то подслушивали подглядывал в незаметную для нас щелочку. Хозяева не являлись: казалось, их в доме не было; все куда-то попрятались

- Вот она, путешественница! еще и ручками закрывается! - вскричалгосподин Бахчеев, вваливаясь за нами в комнату

- Остановите ваш восторг, Степан Алексеич! Это наконец неприлично

Имеет право теперь говорить один только Егор Ильич, а мы здесь совершенно посторонние, - резко заметил Мизинчиков

Дядя, бросив строгий взгляд на господина Бахчеева и как будто совсемне замечая Обноскина, бросившегося к нему с рукопожатиями, подошел кТатьяне Ивановне, все еще закрывавшейся ручками, и самым мягким голосом,с самым непритворным участием сказал ей:

- Татьяна Ивановна! мы все так любим и уважаем вас, что сами приехалиузнать о ваших намерениях. Угодно вам будет ехать с нами в Степанчиково?Илюша именинник. Маменька вас ждет с нетерпением, а Сашурка с Настей уж,верно, проплакали о вас целое утро ..

Татьяна Ивановна робко приподняла голову, посмотрела на него сквозь