Школьная библиотека

ведь это только бессмысленный вздор, в гувернантки-то! Ведь пока местонайдет, чем дома жить? У старика их девятеро на плечах; сами голодом сидят. Ведь она ни гроша не возьмет от меня, если выйдет через эти пакостные наговоры, и она, и отец. Да и каково таким образом выйти - ужас!Здесь уж будет скандал - я знаю. А жалованье ее уж давно вперед забранона семейные нужды: ведь она их питает. Ну, положим, я рекомендую ее вгувернантки, найду такую честную и благородную фамилью... да ведь чертас два! где их возьмешь, благородных-то, настоящих-то благородных людей?Ну, положим, и есть, положим, и много даже, что бога гневить! но, другмой, ведь опасно: можно ли положиться на людей? к тому же бедный человекподозрителен; ему так и кажется, что его заставляют платить за хлеб и заласку унижениями! Они оскорбят ее; она гордая, и тогда.....

белом платье выбежала из беседки и промелькнула мимо меня, как ласточка

Мне показалось даже, что она закрывала руками лицо, чтоб не быть узнанной: вероятно, меня заметили из беседки. Но каково же было мое изумление, когда в вышедшем вслед за испуганной дамой кавалере я узнал Обноскина, - Обноскина, который, по словам Мизинчикова, давно уж уехал! Ссвоей стороны, и Обноскин, увидав меня, чрезвычайно смутился: все нахальство его исчезло

- Извините меня, но... я никак не ожидал с вами встретиться, - проговорил он, улыбаясь и заикаясь

- А я с вами, - отвечал я насмешливо, - тем более что я слышал, вы ужуехали

- Нет-с.....

- Друг мой! - вскричал дядя, - я об этом думал, идя сюда!

- И как же решили?

- Неизменно! Я уж решился, прежде чем начал тебе рассказывать!

- Браво, дядюшка!

И я бросился обнимать его

Долго мы говорили. Я выставил перед ним все резоны, всю неумолимуюнеобходимость жениться на Настеньке, что, впрочем, он сам понимал ещелучше меня. Но красноречие мое было возбуждено. Я радовался за дядю

Долг подстрекал его, иначе бы он никогда не поднялся. Перед долгом же,перед обязанностью он благоговел. Но, несмотря на то, я решительно непонимал, как устроится это дело.....

И он вышел в чрезвычайном негодовании

Пораженный известием, я вскочил с кровати, поспешно оделся и сбежалвниз. Думая отыскать дядю в доме, где, казалось, все еще спали и ничегоне знали о происшедшем, я осторожно поднялся на парадное крыльцо и в сенях встретил Настеньку. Одета она была наскоро, в каком-то утреннемпеньюаре иль шлафроке. Волосы ее были в беспорядке: видно было, что онатолько что вскочила с постели и как будто поджидала кого-то в сенях

- Скажите, правда ли, что Татьяна Ивановна уехала с Обноскиным? - торопливо спросила она прерывавшимся голосом, бледная и испуганная

- Говорят, что правда.....

А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперьпо всем по трем с денежками, динь- динь-динь, да посмеивается

- Так неужели же вы в самом деле думаете, что он тотчас и бросит ее?

- А то как же? Небось таскать с собой станет такое сокровище? Да начто она ему? оберет ее да и посадит где-нибудь под куст, на дороге - ибыл таков, а она и сиди под кустом да нюхай цветочки!

- Ну, уж это ты увлекся, Степан, не так это будет! - вскричал дядя. Впрочем, чего ж ты так сердишься? Дивлюсь я на тебя, Степан, тебе-то чего?

- Да ведь я человек али нет? Ведь зло берет; вчуже берет.....

пальцы и вдруг залившись слезами, бросилась к нему на шею

- Ах, увезите, увезите меня отсюда скорее! - говорила она рыдая, скорее, как можно скорее!

- Расскакалась да и сбрендила! - прошипел Бахчеев, подталкивая менярукою

- Значит, все кончено, - сказал дядя, сухо обращаясь к Обноскину ипочти не глядя на него. - Татьяна Ивановна, пожалуйте вашу руку. Едем!

За дверьми послышался шорох; дверь скрипнула и приотворилась еще более

- Однако ж, если судить с другой точки зрения, - заметил Обноскин сбеспокойством, поглядывая на приотворенную дверь, - то посудите сами,Егор Ильич.....

вдруг, схватив свою омбрельку, грациозно ударила ею слегка господинаБахчеева по плечу

- Безумец! - проговорила она с самой очаровательной игривостью и тотчас же закрылась веером

Эта выходка была каплей, переполнивший сосуд

- Что-о-о? - заревел толстяк, - что такое, мадам? Так ты уж и до менядобираешься!

- Безумец! безумец! - повторяла Татьяна Ивановна и вдруг захохотала изахлопала в ладоши

- Стой! - закричал Бахчеев кучеру, - стой!

Остановились. Бахчеев отворил дверцу и поспешно начал вылезать из коляски

- Да что с тобой, Степан Алексеич? куда ты? - вскричал изумленный дядя

- Нет, уж довольно с меня! - отвечал толстяк, дрожа от негодования, прокисай все на свете! Устарел я, мадам, чтоб ко мне с амурами подъезжать.....

- Идем!

Я был уже совсем готов. Мы пошли

- Что там нового? - спросил я дорогою

- Все у Фомы, в сборе, - отвечал Мизинчиков, - Фома не капризничает,что-то задумчив и мало говорит, сквозь зубы цедит. Даже поцеловал Илюшу,что разумеется, привело в восторг Егора Ильича. Еще давеча через Перепелицыну объявил, чтоб не поздравляли его с именинами и что он только хотел испытать... Старуха хоть и нюхает спирт, но успокоилась, потому чтоФома покоен. О нашей истории никто ни полслова, как будто ее и не было;молчат, потому что Фома молчит.....

Между тем я поздравил Илюшу и поцеловал его

- Именно, Фома, извини! Я забыл... хоть и уверен в твоей дружбе, Фома! Да поцелуй его еще раз, Сережа! Смотри, какой мальчуган! Ну, начинай, Илюшка! Про что это? Верно, какая-нибудь ода торжественная, из Ломоносова что-нибудь?

И дядя приосанился. Он едва сидел на месте от нетерпения и радости

- Нет, папочка, не из Ломоносова, - сказала Сашенька, едва подавляясвой смех, - а так как вы были военный и воевали с неприятелями, то Илюша и выучил стихи про военное... Осаду Памбы, папочка

- Осада Памбы? а! не помню.....

нишь, Сергей, я видел у тебя, в Петербурге, одного литератора. Еще какой-то у него нос особенный... право!.. Что ты сказал, Фома?

Фома Фомич, которого разбирало все более и более, громко захихикал

- Нет, я так... ничего-с... - проговорил он, как бы с трудом удерживаясь от смеха. - Продолжайте, Егор Ильич, продолжайте! Я после мое слово скажу... Вот и Степан Алексеич с удовольствием слушает про знакомстваваши с петербургскими литераторами..

Степан Алексеевич, все время сидевший поодаль, в задумчивости, вдругподнял голову, покраснел и ожесточенно повернулся в кресле

- Ты, Фома, меня не задирай, а в покое оставь! - сказал он, гневносмотря на Фому своими маленькими, налитыми кровью глазами.....