Книга "МЕРТВЫЕ ДУШИ". Страница 50
природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: "Вот оно, вот настоящеезнание тайн сердца!" Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем,что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками,или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни,которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против егоболезни. Конечно, можно отчасти извинить господ чиновников действительнозатруднительным их положением. Утопающий, говорят, хватается и за маленькующепку, и у него нет в это время рассудка подумать, что на щепке может развепрокатиться верхом муха, а в нем весу чуть не четыре пуда, если даже нецелых пять; но не приходит ему в то время соображение в голову, и онхватается за щепку. Так и господа наши ухватились наконец и за Ноздрева
Полицеймейстер в ту же минуту написал к нему записочку пожаловать на вечер,и квартальный, в ботфортах, с привлекательным румянцем на щеках, побежал вту же минуту, придерживая шпагу, вприскочку на квартиру Ноздрева. Ноздревбыл занят важным делом; целые четыре дня уже не в5одил он из комнаты, невпускал никого и получал обед в окошко, - словом, даже исхудал и позеленел
Дело требовало большой внимательности: оно состояло в подбирании изнескольких десятков дюжин карт одной талии, но самой меткой, на которуюможно было бы понадеяться, как на вернейшего друга. Работы оставалось ещепо крайней мере на две недели; во все продолжение этого времени Порфирийдолжен был чистить меделянскому щенку пуп особенной щеточкой и мыть его трираза на день в мыле. Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили егоуединение; прежде всего он отправил квартального к черту, но, когдапрочитал в записке городничего, что может случиться пожива, потому что навечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту ж минуту, запер комнатунаскоро ключом, оделся как попало и отправился к ним. Показания,свидетельства и предположения Ноздрева представили такую резкуюпротивоположность таковым же господ чиновников, что и последние их догадкибыли сбиты с толку. Это был решительно человек, для которого несуществовало сомнений вовсе; и сколько у них заметно было шаткости иробости в предположениях, столько у него твердости и уверенности. Онотвечал на все пункты даже не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупилмертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что не видитпричины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и на старается личто-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он сним вместе учился, его называли фискалом, и что за это товарищи, а в томчисле и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить кодним вискам двести сорок пиявок, - то есть он хотел было сказать сорок, нодвести сказалось как-то само собою. На вопрос, не делатель ли он фальшивыхбумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот онеобыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилосьна два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставиликараул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все водну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидали, что всебыли ассигнации настоящие. На вопрос, точно ли Чичиков имел намерениеувезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся помогать иучаствовать в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не он,то не вышло бы ничего, - тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсенапрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка никак уже немог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собоютакие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даженазвана была по имени деревня, где находилась та приходская церковь, вкоторой положено было венчаться, именно деревня Трухмачевка, поп - отецСидор, за венчание - семьдесят пять рублей, и то не согласился бы, если быон не припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал лабазникаМихайла на куме, что он уступил даже свою коляску и заготовил на всехстанциях переменных лошадей. Подробности дошли до того, что уже начиналназывать по именам ямщиков. Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но исами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такуюоколесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но дажепросто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, всеотошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будетли по крайней мере чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши:"Черт знает что такое!" И все согласились в том, что как с быком ни биться,а все молока от него не добиться. И остались чиновники еще в худшемположении, чем были прежде, и решилось дело тем, что никак не могли узнать,что такое был Чичиков. И оказалось ясно, какого рода созданье человек:мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается других, а не себя;какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаяхжизни! "Экая расторопная голова! - кричит толпа. - Какой неколебимыйхарактер!" А нанесись на эту расторопную голову какая-нибудь беда идоведись ему самому быть поставлену в трудные случаи жизни, куды делсяхарактер, весь растерялся неколебимый муж, и вышел из него жалкий трусишка,ничтожный, слабый ребенок, или просто фетюк, как называет Ноздрев
Все эти толки, мнения и слухи, неизвестно по какой причине, большевсего подействовали на бедного прокурора. Они подействовали на него дотакой степени, что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг, какговорится, ни с того ни с другого умер. Параличом ли его, или чем другимприхватило, только он как сидел, так и хлопнулся со стула навзничь
Вскрикнули, как водится, всплеснув руками: "Ах, боже мой!" - послали задоктором, чтобы пустить кровь, но увидели, что прокурор был уже однобездушное тело. Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойникабыла, точно, душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал. Амежду тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и ввеликом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист,подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своимигустыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже немигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-товопросительным выражением. О чем покойник спрашивал, зачем он умер илизачем жил, об этом один бог ведает
Но это, однако ж, несообразно! это несогласно ни с чем! этоневозможно, чтобы чиновники так могли сами напугать себя; создать такойвздор, так отдалиться от истины, когда даже ребенку видно, в чем дело! Такскажут многие читатели и уморят автора в несообразностях или назовут бедныхчиновников дураками, потому что щедр человек на слово "дурак" и готовприслужиться им двадцать раз на день своему ближнему. Довольно из десятисторон иметь одну глупую, чтобы быть признану дураком мимо девяти хороших
Читателям легко судить, глядя из своего покойного угла и верхушки, откудаоткрыт весь горизонт на все, что делается внизу, где человеку виден толькоблизкий предмет. И во всемирной летописи человечества много есть целыхстолетий, которые, казалось бы, вычеркнул и уничтожил как ненужные. Многосовершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал иребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеков сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины,тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему квеликолепной храмине, назначенной царю в чертоги! Всех других путей шире ироскошнее он, озаренный солнцем и освещенный всю ночь огнями, но мимо его вглухой темноте текли люди. И сколько раз уже наведенные нисходившим с небессмыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди беладня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепойтуман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-такидобраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: где выход,где дорога? Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям,смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерченасия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отвсюду устремленпронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеетсятекущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, надкоторыми также потом посмеются потомки
Чичиков ничего обо всем этом не знал совершенно. Как нарочно, в товремя он получил легкую простуду - флюс и небольшое воспаление в горле, враздаче которых чрезвычайно щедр климат многих наших губернских городов
Чтобы не прекратилась, боже сохрани, как-нибудь жизнь без потомков, онрешился лучше посидеть денька три в комнате. В продолжение сих дней онполоскал беспрестанно горло молоком с фигой, которую потом съедал, и носилпривязанную к щеке подушечку из ромашки и камфары. Желая чем-нибудь занятьвремя, он сделал несколько новых и подробных списков всем накупленнымкрестьянам, прочитал даже какой-то том герцогини Лавальер, отыскавшийся вчемодане, пересмотрел в ларце разные находившиеся там предметы и записочки,кое-что перечел и в другой раз, и все это прискучило ему сильно. Никак немог он понять, что бы значило, что ни один из городских чиновников неприехал к нему хоть бы раз наведаться о здоровье, тогда как еще недавно тои дело стояли перед гостиницей дрожки - то почтмейстерские, топрокурорские, то председательские. Он пожимал только плечами, ходя покомнате. Наконец почувствовал он себя лучше и обрадовался бог знает как,когда увидел возможность выйти на свежий воздух. Не откладывая, принялся оннемедленно за туалет, отпер свою шкатулку, налил в стакан горячей воды,вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора ивремя, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув в зеркало, он ужепроизнес: "Эк какие пошли писать леса!" И в самом деле, леса не леса, а повсей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев. Выбрившись, принялсяон за одеванье живо и скоро, так что чуть не выпрыгнул из панталон. Наконецон был одет, вспрыснут одеколоном и, закутанный потеплее, выбрался наулицу, завязавши из предосторожности щеку. Выход его, как всякоговыздоровевшего человека, был точно праздничный. Все, что ни попадалось ему,приняло вид смеющийся: и домы, и проходившие мужики, довольно, впрочем,сурьезные, из которых иной уже успел съездить своего брата в ухо. Первыйвизит он намерен был сделать губернатору. Дорогою много приходило ему
