Школьная библиотека

съедал тарелочку; после чего он обыкновенно говорил:

- Теперь так как будто сделалось легче.

Иногда, если было ясное время и в комнатах довольно тепло натоплено,Афанасий Иванович, развеселившись, любил пошутить над Пульхериею Ивановною и поговорить о чем-нибудь постороннем.

- А что, Пульхерия Ивановна, - говорил он, - если бы вдруг загорелсядом наш, куда бы мы делись?

- Вот это боже сохрани! - говорила Пульхерия Ивановна, крестясь.

- Ну, да положим, что дом наш сгорел, куда бы мы перешли тогда?

- Бог знает что вы говорите, Афанасий Иванович! как можно, чтобы доммог сгореть: бог этого не попустит.....

растворенное окно, когда заметят, что повар пошел в бурьян. Вообще никакие благородные чувства им не известны; они живут хищничеством и душатмаленьких воробьев в самых их гнездах. Эти коты долго обнюхивалисьсквозь дыру под амбаром с кроткою кошечкою Пульхерии Ивановны и наконецподманили ее, как отряд солдат подманивает глупую крестьянку. ПульхерияИвановна заметила пропажу кошки, послала искать ее, но кошка не находилась. Прошло три дня; Пульхерия Ивановна пожалела, наконец вовсе о нейпозабыла. В один день, когда она ревизировала свой огород и возвращаласьс нарванными своею рукою зелеными свежими огурцами для Афанасия Ивановича, слух ее был поражен самым жалким мяуканьем.....

ли совсем разрушены, и я видел сам, как кухарка выдергивала из него палки для затопки печи, тогда как ей нужно было сделать только два шагалишних, чтобы достать тут же наваленного хвороста. Я с грустью подъехалк крыльцу; те же самые барбосы и бровки, уже слепые или с перебитыми ногами, залаяли, поднявши вверх свои волнистые, обвешанные репейникамихвосты. Навстречу вышел старик. Так это он! я тотчас же узнал его; но онсогнулся уже вдвое против прежнего. Он узнал меня и приветствовал с тоюже знакомою мне улыбкою. Я вошел за ним в комнаты; казалось, все было вних по-прежнему; но я заметил во всем какой-то странный беспорядок, какое-то ощутительное отсутствие чего-то; словом, я ощутил в себе тестранные чувства, которые овладевают нами, когда мы вступаем в первыйраз в жилище вдовца, которого прежде знали нераздельным с подругою, сопровождавшею его всю жизнь.....

Редакция 1842 г

I

- А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И эдак все ходят в академии? - Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу.

Сыновья его только что слезли с коней. Это были два дюжие молодца,еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие,здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва. Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза в землю.....

язнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянскийдух и завелось козачество - широкая, разгульная замашка русской природы,- и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: "Кто их знает!у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак" (что маленькийпригорок, там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед. Вместо прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих иторгующих городами мелких князей возникли грозные селения, курени и околицы, связанные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников.....

им, рыдая, на шею.

- Пусть хранит вас... божья матерь... Не забывайте, сынки, мать вашу... пришлите хоть весточку о себе... - Далее она не могла говорить.

- Ну, пойдем, дети! - сказал Бульба.

У крыльца стояли оседланные кони. Бульба вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст.

Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась кменьшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности:она схватила его за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем вглазах не выпускала его из рук своих.....

как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на голову свою блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинулана него кисейную прозрачную шемизетку с фестонами, вышитыми золотом. Онаубирала его и делала с ним тысячу разных глупостей с развязностию дитяти, которою отличаются ветреные полячки и которая повергла бедного бурсака в еще большее смущение. Он представлял смешную фигуру, раскрывширот и глядя неподвижно в ее ослепительные очи. Раздавшийся в это время удверей стук испугал ее. Она велела ему спрятаться под кровать, и кактолько беспокойство прошло, она кликнула свою горничную, пленную татарку, и дала ей приказание осторожно вывесть его в сад и оттуда отправитьчерез забор.....

райте, музыканты! Не жалей, Фома, горелки православным христианам!" ИФома, с подбитым глазом, мерял без счету каждому пристававшему по огромнейшей кружке. Около молодого запорожца четверо старых выработывали довольно мелко ногами, вскидывались, как вихорь, на сторону, почти на голову музыкантам, и, вдруг опустившись, неслись вприсядку и били круто икрепко своими серебряными подковами плотно убитую землю. Земля глухо гудела на всю округу, и в воздухе далече отдавались гопаки и тропаки, выбиваемые звонкими подковами сапогов. Но один всех живее вскрикивал и летел вслед за другими в танце.....

такая праздная жизнь - настоящего дела хотел он. Он все придумывал, какбы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгулятьсякак следует рыцарю. Наконец в один день пришел к кошевому и сказал емупрямо:

- Что, кошевой, пора бы погулять запорожцам?

- Негде погулять, - отвечал кошевой, вынувши изо рта маленькую трубкуи сплюнув на сторону.

- Как негде? Можно пойти на Турещину или на Татарву.

-Не можно ни в Турещину, ни в Татарву, - отвечал кошевой, взявшиопять хладнокровно в рот свою трубку.

- Как не можно?

- Так.....

вдруг и хмельные и неразумные козаки. Миллион козацких шапок высыпалвдруг на площадь. Поднялся говор: "Кто?.. Зачем?.. Из-за какого делапробили сбор?" Никто не отвечал. Наконец в том и в другом углу сталораздаваться: "Вот пропадает даром козацкая сила: нет войны!.. Вот старшины забайбачились наповал, позаплыли жиром очи!.. Нет, видно, правды насвете!" Другие козаки слушали сначала, а потом и сами стали говорить: "Аи вправду нет никакой правды на свете!" Старшины казались изумленными оттаких речей. Наконец кошевой вышел вперед и сказал:

- Позвольте, панове запорожцы, речь держать!

- Держи!

- Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, - давы, может быть, и сами лучше это знаете, - что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь иверы неймет.....