Книга "Лолита". Страница 36
любившего le decouvert), если бы он знал, что каждый мой нерввсе еще как кольцом охвачен и как елеем смазан ощущением ее тела- тела бессмертного демона во образе маленькой девочки.
Был ли мистер Швайн абсолютно уверен, что моя жена незвонила? Да - уверен. Если она еще позвонит, не будет ли он такдобр передать ей, что мы поехали дальше, направляясь кместожительству тети Клэр? 0, разумеется, передаст. Я заплатилпо счету и, вернувшись к Лолите, заставил ее вылезти из кресла
Она продолжала читать свой журнал все время, пока мы шли кавтомобилю. Все еще читая, она была отвезена в загороднуюкофейню. Съела она там порядочный брекфаст, я не могпожаловаться; даже отложила журнал, чтобы есть; но она, такаявсегда веселая, была до странности скучная. Я знал, чтоЛолиточка может быть здорово неприятной, а потому старалсядержать себя в руках и с храброй улыбкой ожидал бури. Я непринял ванны, не побрился, и у меня не подействовал желудок
Шалили нервы. Мне не нравилось, как моя маленькая любовницапожимала плечиками и раздувала ноздри, когда я старался занятьее безобидной болтовней. Я мягко спросил, например, знала личто-нибудь о забавах в лесу Филлис Чатфильд, которая покинулалагерь несколько раньше, чтобы поехать к родителям в Мэн?"Послушай", сказала Лолита, сделав плачущую гримасу, "Давайнайдем другую тему для разговора". Затем я попробовы безуспешно, как я ни причмокивал - заинтересовать ее дорожнойкартой. Позволю себе напомнить терпеливому читателю (чей кроткийнрав Лолите следовало бы перенять!), что целью нашегопутешествия был веселый городок Лепингвиль, находившийся где-топоблизости гипотетического госпиталя. План был вполнепроизвольным (как, увы, произвольной оказалась в дальнейшем неодна намеченная цель путешествия), и у меня дрожали поджилки,когда я спрашивал себя, как сделать, чтобы все предприятиеоставалось правдоподобным, и какой придумать другойправдоподобный маршрут после того, что мы пересмотрим всекинодрамы в Лепингвиле. Другими словами, Гумберту становилосьвсе больше и больше не по себе. Оно было очень своеобразное, этоощущение: томительная, мерзкая стесненность - словно я сиделрядом с маленькой тенью кого-то, убитого мной.
При движении, которое сделала Лолита, чтобы влезть опять вавтомобиль, по ее лицу мелькнуло выражение боли. Оно мелькнулоопять, более многозначительно, когда она уселась подле меня. Несомневаюсь, что второй раз это было сделано специально радименя. По глупости я спросил, в чем дело. "Ничего, скотина",ответила она. Я не понял и переспросил. Она промолчала. "Выпокидаете Брайсланд", провозгласил плакат над дорогой
Словоохотливая же Лолита молчала. Холодные пауки ползали у меняпо спине. Сирота. Одинокое, брошенное на произвол судьбы дитя, скоторым крепко-сложенный, дурно-пахнущий мужчина энергичносовершил половой акт три раза за одно это утро. Может быть,воплощение долголетней мечты и превысило все ожидания; но,вернее, оно взяло дальше цели - и перенеслось в страшный сон. Япоступил неосторожно, глупо и подло. И уж если во всемпризнаваться, скажу: где-то на дне темного омута я чувствоватьвновь клокотание похоти - так чудовищно было влечение,возбуждаеоEе во мне этой несчастной нимфеткой! К терзаниямсовести примешивалась мучительная мысль, что ее скверноенастроение, пожалуй, помешает мне опять овладеть ею, как тольконайду тихую, деревенскую дорогу, где мы могли бы остановиться наминутку. Словом, бедный Гумберт был в ужасном состоянии, и покас бессмысленной неуклонностью автомобиль приближался кЛепингвилю, водитель его тщетно старался придумать какую-нибудьприбаутку, под игривым прикрытием которой он посмел быобратиться к своей спутнице. Впрочем, она первая прерваламолчание:
"Ах", воскликнула она, - "раздавленная белочка! Как этожалко..."
"Да, не правда ли", поспешил поддержать разговорподобострастный, полный надежды Гум.
"Остановись-ка у следующей бензинной станции", продолжалаЛолита. "Мне нужно в уборную".
"Мы остановимся, где хочешь", сказал я. И затем, когдакрасивая, уединенная, величавая роща (дубы, подумал я - о тупору я совершенно не разбирался в американских деревьях)принялась отзываться зеленым эхом на гладкий бег машины, и вдругсбоку, песчаная, окаймленная папоротником тропа оглянулась нанас, прежде чем вильнуть в чащу, я предложил, что мы
"Продолжай ехать!" визгливо перебила Лолита.
"Слушаюсь. Нечего сердиться". (куш, бедный зверь, куш!)
Я искоса взглянул на нее. Слава Богу, малютка улыбалась!
"Кретин!" проговорила она, сладко улыбаясь мне, "Гадина! Ябыла свеженькой маргариткой, и смотри, что ты сделал со мной. Я,собственно, должна была бы вызвать полицию и сказать им, что тыменя изнасиловал. Ах ты, грязный, грязный старик!"
Она не шутила. В голосе у нее звенела зловещаяистерическая нотка. Немного погодя, она стала жаловаться,втягивая с шипением воздух, что у нее "там внутри все болит",что она не может сидеть, что я разворотил в ней что-то. Поткатился у меня по шее, и мы чуть не переехали маленькое животное- не белку, - перебегавшее шоссе с поднятым трубой хвостом, иопять моя злая спутница обозвала меня негодяем. Когда мыостановились у бензинного пункта, она выкарабкалась без единогослова и долго отсутствовала. Медленно, ласково, пожилой друг сосломанным носом обтер мне переднее стекло - они это делаютпоразному в каждом месте, употребляя целую гамму приспособлений,от замшевой тряпки до намыленной щетки: этот орудовал розовойгубкой.
Наконец она появилась: "Слушай", - сказала она темнейтральным тоном, от которого мне делалось так больно: "Дай мненесколько пятаков и гривенников. Я хочу позвонить маме вбольницу. Как номер?"
"Садись в автомобиль", ответил я. "Ты не можешь звонить поэтому номеру".
"Почему?"
"Влезай - и захлопни дверь".
Она влезла и захлопнула дверь. Старик-гаражист улыбнулсяей лучезарно. Мы вымахнули на дорогу.
"Почему я не могу позвонить маме, если хочу?"
"Потому", сказал я, "что твоя мать умерла"
33
В веселом Лепингвиле я купил ей четыре книжки комиксов,коробку конфет, коробку гигиенических подушечек, две бутылкикока-колы, маникюрный набор, дорожные часы со светящимсяциферблатом, колечко с настоящим топазом, теннисную ракету,роликовые коньки, приделанные к высоким белым сапожкам, бинокль,портативную радиолку, жевательной резины, прозрачный пластиковыймакинтош, темные очки, много еще носильных вещей - модныхсвитеров, штанишек, всяких летних платьев...
В тамошней гостинице у нас были отдельные комнаты, нопосреди ночи она, рыдая, перешла ко мне и мы тихонько с нейпомирились. Ей, понимаете ли, совершенно было не к кому большепойти
Конец Первой Части
* ЧАСТЬ II *
1 Тогда-то, в августе 1947-го года, начались наши долгиестранствия по Соединенным Штатам. Всем возможным привалам яочень скоро стал предпочитать так называемые "моторкорты", иначе"мотели" - чистые, ладные, укромные прибежища, состоящие изотдельных домиков или соединенных под одной крышей номеров,идеально подходящие для спанья, пререканий, примирений иненасытной беззаконной любви. Сначала, из страха возбудитьподозрения, я охотно платил за обе половины двойного номера, изкоторых каждая содержала двуспальную кровать. Недоумеваю, длякакого это квартета- предзначалось вообще такое устройство, иботолько очень фарисейская пародия уединения достигалась тем, чтоне доходящая до потолка перегородка разделяла комнату на двасообщающихся лмбовных уголка. Постепенно, однако, я осмелел,подбодренный странными возможностями, вытекающими из этойдобросовестной совместности (можно было представить себе,например, две молодых четы, весело обменивающихся сожителями,или ребенка, притворяющегося спящим, с целью подслушать те жезвуковые эффекты, какими сопровождалось его собственноезачатие), и я уже преспокойно брал однокомнатную кабинку скроватью и койкой или двумя постелями, райскую келью с желтымишторами, спущенными до конца, дабы создать утреннюю иллюзию
