Книга "Незавершенный роман". Страница 2
дополнительные к нему части, в я воображал вечную муку,каторжное задание, которое служило бы лучшим наказанием таким,как я, при жизни слишком далеко забегавшим мыслью, а именно:найти и собрать все эти части, чтобы составить опять тотсоусник, ту супницу,-- горбатые блуждания по дико туманнымпобережьям, а ведь если страшно повезет, то можно в первое же,а не триллионное утро целиком восстановить посудину -- и вотон, этот наимучительнейший вопрос везения, лотерейногосчастья,-- того самого билета, без которого, может быть, недается благополучия в вечности
В эти ранние весенние дни узенькая полоса гальки проста ипуста, но по набережной надо мной проходили гуляющие, икто-нибудь, я думаю, говорил, глядя на мои лопатки: вотхудожник Синеусов, на днях потерявший жену. И, вероятно, я бытак просидел вечно, ковыряя сухой морской брак, глядя наспотыкавшуюся пену, на фальшивую нежность длинных серийныхоблачков вдоль горизонта и на темно-лиловые тепловые подточиныв студеной сине-зелени моря, если бы действительно кто-то спанели меня не узнал
Но (путаясь в рваных шелках слога) возвращаюсь к Фальтеру
Как ты теперь вспомнила, мы однажды отправились туда, ползя вэтот жарчайший день как два муравья по ленте цветочной корзины,потому что мне было любопытно взглянуть на бывшего моегорепетитора, уроки которого сводились к остроумной полемике сКраевичем, а сам был упругий и опрятный, с большим белым носоми лаковым пробором; по этой прямой дорожке он потом и пошел ккоммерческому счастью, а отец его, Илья Фальтер, был всего лишьстаршим поваром у Менара, повар ваш Илья на боку. Ангел мой,ангел мой, может быть, и все наше земное ныне кажется тебекаламбуром, вроде "ветчины и вечности" (помнишь?), а настоящийсмысл сущего, этой пронзительной фразы, очищенной от странных,сонных, маскарадных толкований, теперь звучит так чисто исладко, что тебе, ангел, смешно, как это мы могли сон приниматьвсерьез (мы-то, впрочем, с тобой догадывались, почему всерассыпается от прикосновения исподтишка: слова, житейскиеправила, системы, личности,--так что, знаешь, я думаю, чтосмех--это какая-то потерянная в мире случайная обезьянкаистины)
И вот я увидел его опять после двадцатилетнего, что ли,перерыва, и оказалось, что я правильно делал, когда,приближаясь к гостинице, трактовал все ее классическиеприкрасы,-- кедр, эвкалипт, банан, терракотовый теннис,автомобильный загон за газоном,-- как церемониал счастливойсудьбы, как символ тех поправок, которых требует теперь Прошлыйобраз Фальтера. За годы разлуки со мной, вполненечувствительной для обоих, он из бедного жилистого студента сживыми как ночь глазами и красивым крепким налево накрененнымпочерком, превратился в осанистого, довольно полного господина,сохранив при этом и живость взгляда, и красоту крупных рук, нотолько я бы никогда не узнал его со спины, т. к. вместо толстыхгладких, в скобку остриженных волос, виднелась посреди черногопуха коричневая от загара плешь почти иезуитской формы. Вшелковой, цвета пареной репы рубашке, с клетчатым галстуком, вшироких гриперловых панталонах и пегих туфлях, он показался мнеряженым, но большой нос был все тот же, и им-то он безошибочнопочуял тонкий запах прошлого, когда, подойдя. я хлопнул его помускулистому плечу и задал ему мою загадку. Ты стояла чутьпоодаль, сдвинув голые лодыжки на кубовых каблуках и сдержанно,с лукавым интересом оглядывая обстановку громадного пустого вэтот час холла, гиппопотамовую кожу кресел, строгого стиля бар,английские журналы на стеклянном столе, нарочно простые фрески,изображающие жидкогрудых бронзоватых дев на золотом фоне, однаиз которых, с параллельными прядями стилизованных волос,спадающих вдоль щеки, почему-то стояо0 на одном колене. Моглили мы думать, что хозяин всей этой красоты когда-нибудьперестанет ее видеть? Ангел мой... Пока что, приняв мои руки всвои, сжимая их, морща переносицу и вглядываясь, в меня темнымиприщуренными глазами, он выдерживал ту паузу, прерывающуюжизнь, которую выдерживает собирающийся чихнуть, не совсем ещеэная, удастся ли это,-- но вот удалось, вспыхнуло прошлое, и онгромко назвал меня по имени. Он поцеловал твою ручку, ненаклоняя головы, и благожелательно засуетясь, явно наслаждаясьтем, что я, бывший человек, теперь застал его в полном блескетой жизни, которую он сам создал силой своей ваятельской воли,усадил нас на террасе, заказал коктейли и завтрак, познакомилнас со своим зятем, интеллигентным человеком в темномпартикулярном платье, странно отличавшемся от экзотическогофрантовства самого Фальтера. Мы попили, поели, поговорили опрошлом, как о тяжело больном, мне удалось сбалансировать ножна спинке вилки, ты приласкала чудную нервную собаку, явнобоявшуюся хозяина,-- и после минуты молчания, среди которогоФальтер вдруг отчетливо сказал "Да", словно кончая консилиум,расстались, пообещав друг другу то, что ни он, ни я несобирались сдержать. Ты ничего не нашла замечательного" нем, неправда ли?
И точно, ух как заезжен этот тип, в серой молодостисодержавший спившегося отца при помощи уроков, а затеммедленно, упрямо и бодро добившийся благосостояния, ибо кромене очень доходной гостиницы у него были виноторговые дела,шедшие весьма успешно. Но, как я потом понял, ты была неправа,когда говорила, что это скучновато, что от таких энергичныхудачников всегда несет потом. Нет, теперь я безумно завидуюосновной черте бывшего Фальтера, точности и крепости его"волевой субстанции", как, помнишь, совсем по другому поводувыражался бедный Адольф. Сидел ли он в окопе или в канцелярии,спешил ли на поезд, вставал ли в темное утро в нетопленойкомнате, налаживал ли деловые связи, преследовал ли кого-нибудьдружбой или враждой, он не только всегда владел всеми своимиспособностями, не только всегда жил со взведенным курком, новсегда был уверен, что сегодняшней и завтрашней, и всей чередыпостепенных своих целей он добьется непременно, и притомработал экономно, ибо метил невысоко я точно знал границу своихвозможностей. Его главная заслуга перед собой та. что онсознательно обходил собственные таланты, делая ставку надюжинное, общепринятое, а ведь он был одарен странными, чем-тообаятельными способностями, которые другой, менееосмотрительный, постарался бы практически применить. Пожалуй,только еще в самой молодости он не всегда умел сдержаться имешал казенное натаскивание гимназиста по казенному предмету снеобыкновенно изящными проявлениями математической мысли,оставлявшими а моей классной какой-то холодок поэзии, когда он,спеша , уходил. Я с завистью думаю, что, обладай я крепостьюего нервов, упругостью души, сгущенностью волн, он бы теперьмне передал сущность нечеловеческого открытия, сделанногонедавно им, то есть не боялся бы, что сто сообщение меняраздавит; я же со своей стороны был бы достаточно упорен, чтобызаставать его все сказать до конца
С набережной сипловато и деликатно кто-то меня окликнул,но, так как со дня нашего завтрака с Фальтером прошло большегода, я не сразу узнал в человеке, бросившем на мои камни тень,его смиренного зятя. Из машинальной вежливости я поднялся кнему на панель, и он выразил мне свое болезное, соболиное:случайно-де заглянул в мой пансион, где добрые люди не толькосообщили ему о твоей смерти, но издали указали ему на моюфигуру среди пустого пляжа -- фигуру, ставшую некоторого родадостопримечательностью (мне на минуту стало стыдно, что горбмоего горя виден со всех террас)
-- Мы познакомились у Адама Ильича,-- сказал он, показываякорешки резцов и занимая свое место в моем вялом сознании. Я,должно быть, что-то спросил про Фальтера
-- Как, вы разве не знаете? -- удивился болтун, и тогда-тоя узнал всю историю
Как-то прошлой осенью Фальтер отправился по делу ввинограднейший из приморских городов, и, как обыкновенно,остановился в тихом маленьком отеле, хозяин которого был егодавним должником. Надо себе представить этот отель,расположенный под перистой мышкой холма, поросшего мимозником,и не полностью застроенную улочку с полдюжиной каменных дачек,где пели радиолы в небольшом человеческом пространстве междумлечным путем и олеандровой дремой, и пустыри, где вырабатывалисвой ночной цирк кузнечики, и растворенное окно Фальтера втретьем этаже. Проведя гигиенический вечер в небольшом женском
