Школьная библиотека

противника, будто и не думая наступать, занялисьприхорашиванием собственных квадратов,-- что-то у себяпестовали, переставляли, приглаживали,-- и вдруг опятьнеожиданная вспышка, быстрое сочетание звуков: сшиблись двемелкие силы, и обе сразу были сметены: мгновенное виртуозноедвижение пальцев, и Лужин снял и поставил рядом на стол уже небесплотную силу, а тяжелую желтую пешку; сверкнули в воздухепальцы Турати, и в свою очередь опустилась на стол коснаячерная пешка с бликом на голове. И, отделавшись от этих двухвнезапно одеревеневших шахматных величин, игроки как будтоуспокоились, забыли мгновенную вспышку: на этом месте доски,однако, еще не совсем остыл трепет, что-то все еще пыталосьоформиться... Но этим звукам не удалось войти в желанноесочетание,-- какая-то другая, густая, низкая нота загудела встороне, и оба игрока, покинув еще дрожавший квадрат,заинтересовались другим краем доски. Но и тут все кончилосьвпустую. Трубными голосами перекликнулись несколько разкрупнейшие на доске силы,-- и опять был размен, опятьпреображение двух шахматных сил в резные, блестящие лакомкуклы. И потом было долгое, долгое раздумье, во время которогоЛужин из одной точки на доске вывел и проиграл последовательнодесяток мнимых партии, и вдруг нащупал очаровательную,хрустально-хрупкую комбинацию,-- и с легким звоном онарассыпалась после первого же ответа Турати. Но и Турати ничегоне мог дальше сделать и, выигрывая время,-- ибо время вшахматной вселенной беспощадно,-- оба противника несколько разповторили одни и те же два хода, угроза и защита, угроза изащита,-- но при этом оба думали о сложнейшей комбинации,ничего общего не имевшей с этими механическими ходами. ИТурати, наконец, на эту комбинацию решился,-- и сразу какая-томузыкальная буря охватила доску, и Лужин упорно в ней искалнужный ему отчетливый маленький звук, чтобы в свою очередьраздуть его в громовую гармонию. Теперь все на доске дышаложизнью, все сосредоточилось на одном, туже и туже сматывалось;на мгновение полегчало от исчезновения двух фигур, и опять -фуриозо. В упоительных и ужасных дебрях бродила мысль Лужина,встречая в них изредка тревожную мысль Турати, искавшую тогоже, что и он. И оба одновременно поняли, что белые не должныдальше развивать свой замысел, вот-вот сейчас потеряют ритм

Турати поспешил предложить размен, и число сил на доске сновауменьшилось. Новые наметились возможности, но еще никто не могсказать, на чьей стороне перевес. Лужин, подготовляя нападение,для которого требовалось сперва исследовать лабиринт вариантов,где каждый его шаг будил опасное эхо, надолго задумался:казалось,-- еще одно последнее неимоверное усилие, и он найдеттайный ход победы. Вдруг что-то произошло вне его существа,жгучая боль,-- и он громко вскрикнул, тряся рукой, ужаленнойогнем спички, которую он зажег, но забыл поднести к папиросе

Боль сразу прошла, но в огненном просвете он увидел что-тонестерпимо страшное, он понял ужас шахматных бездн, в которыепогружался, и невольно взглянул опять на доску, и мысль егопоникла от еще никогда не испытанной усталости. Но шахматы былибезжалостны, они держали и втягивали его. В этом был ужас, но вэтом была и единственная о0рмония, ибо что есть в мире, кромешахмат? Туман, неизвестность, небытие... Он заметил вдруг, чтоТурати уже не сидит, а стоит, заломив руки. "Перерыв,маэстро,-- сказал голос сзади.-- Запишите ход". "Нет, нет,еще",-- умоляюще сказал Лужин, ища глазами говорившего

"Перерыв",-- повторил тот же голос, опять сзади, такойвертлявый голос. Лужин хотел встать и не мог. Он увидел, чтокуда-то назад отъехал со своим стулом, а что на доску, нашахматную доску, где была только что вся его жизнь, хищнонакинулись какие-то люди и, ссорясь и галдя, быстропереставляют так и этак фигуры. Он опять попытался встать иопять не мог. "Зачем, зачем?"-- жалобно проговорил он, стараясьразглядеть доску между склоненных над ней черных, узких спин

Они сузились совсем и исчезли. На доске были спутаны фигуры,валялись кое-как, безобразными кучками. Прошла тень и,остановившись, начала быстро убирать фигуры в маленький гроб

"Конечно",-- сказал Лужин и со стоном усилия оторвался отстула. Кое-какие призраки еще стояли там и тут, обсуждаячто-то. Было холодно и темновато. Призраки уносили доски,стулья. В воздухе, куда ни посмотришь, бродили извилистые,прозрачные шахматные образы,-- и Лужин, поняв, что завяз,заплутал в одной из комбинаций, которые только что продумывал,сделал отчаянную попытку высвободиться, куда-нибудь вылезти,-хотя бы в небытие. "Идемте, идемте",-- крикнул ему кто-то и созвоном исчез. Он остался один. Становилось все темней в глазах,и по отношению к каждому смутному предмету в зале он стоял подшахом,-- надо было спасаться. Он двинулся, трясясь всем своимполным телом, и никак не мог сообразить, как делают, чтобывыйти из комнаты,-- а ведь есть какой-то простой метод..

Черная тень с белой грудью вдруг стала увиваться вокруг него,подавая пальто и шляпу. "Зачем это нужно?"-- забормотал он,влезая в рукава и кружась вместе с услужливой тенью. "Сюда",-бодро сказала тень, и Лужин шагнул вперед и вышел из страшногозала. Увидев лестницу, он стал ползти вверх, но потом передумали пошел вниз, так как было легче спускаться, чем карабкаться

Он попал в дымное помещение, где сидели шумные призраки. Вкаждом углу зрела атака,-- и, толкая столики, ведро, откудаторчала стеклянная пешка с золотым горлом, барабан, в которыйбил, изогнувшись, гривастый шахматный конь, он добрался достеклянного, тихо вращающегося сияния и остановился, не зная,куда дальше идти. Его окружили, что-то хотели с ним делать,"Уходите, уходите",-- повторял сердитый голос. "Куда же?"-рыдая, проговорил Лужин. "Идите домой",-- вкрадчиво шепнулдругой голос, и что-то толкнуло Лужина в плечо. "Как высказали?"-- переспросил он, вдруг перестав всхлипывать. "Домой,домой",-- повторил голос, и стеклянное сияние, захватив Лужина,выбросило его в прохладную полутьму. Лужин улыбался. "Домой,-сказал он тихо.-- Вот, значит, где ключ комбинации".

И надо было поторапливаться. С минуты на минуту шахматныезаросли могли его снова оцепить. Пока же была кругом сумеречнаямуть, глухой ватный воздух. У призрака, шмыгнувшего мимо, онспросил дорогу на мызу. Призрак ничего не понял, прошел. "Одинмомент",-- сказал Лужин, но было уже поздно. Тогда, покачиваякороткими своими руками, он ускорил шаг. Проплыл бледный огоньи рассыпался с печальным шелестом. Трудно, трудно было найтидорогу домой в этом мягком тумане. Лужин чувствовал, что нужновзять налево, и там будет большой лес, а уж в лесу он легконайдет тропинку. Опять шмыгнула мимо тень. "Где лес, лес? -настойчиво спросил Лужин и, так как это слово не вызвалоответа, попробовал найти синоним:-- Бор? Вальд?-- пробормоталон.-- Парк?"-- добавил он снисходительно. Тогда тень указаланалево и скрылась. Лужин, коря себя за медлительность,ежеминутно предчувствуя погоню, зашагал по указанномунаправлению. И точно: деревья неожиданно обступили его, шуршалпапоротник под ногами, было сыро и тихо. Он тяжело опустился,присел, очень уж запыхался, и слезы лились по лицу. Погодя онвстал, снял с колена мокрый лист и, побродив между стволами,нашел знакомую тропинку. "Марш, марш",-- подгонял себя Лужин,шагая по вязкой земле. Полпути было уже сделано. Сейчаспоявится река и лесопильный завод, и через голые кусты глянетусадьба. Он спрячется там, будет питаться из больших и малыхстеклянных банок. Таинственная погоня далеко позади. Теперь ужего не поймаешь. Нет-нет. Если б только легче было дышать, ипрошла бы эта боль в висках, одуряющая боль... Тропинка, поюливв лесу, вылилась в поперечную дорогу, а дальше, в темноте,поблескивала река. Увидел он и мост, и на том берегу смутноенагромождение, и сперва, на один миг, ему показалось, что вонтам, на темном небе, знакомая треугольная крыша усадьбы, черныйгромоотвод. Но сразу он понял, что это какая-то тонкая уловкасо стороны шахматных богов, ибо на перилах моста выросли мокрыеот дождя, дрожащие, голые великанши, и невиданный отблескзапрыгал в реке. Он пошел берегом, стараясь найти другой мост,тот мост, где по щиколку утопаешь в опилках. Искал он долго инаконец, совсем в стороне, нашел мостик, узенький и тихий, иподумал, что тут можно по крайней мере спокойно перейти. Но натом берегу все было незнакомо, пробегали огни, скользили тени

Он знал, что усадьба где-то тут, под боком, но подходил-то он кней с незнакомой стороны, и так это было все трудно... Ноги отпяток до бедер были плотно налиты свинцом, как налито свинцомоснование шахматной фигуры. Понемногу исчезли огни, ределипризраки, и волна тяжкой черноты поминутно его заливала. Прикаком-то последнем отблеске он разглядел палисадник, круглыекусты, и ему показалось, что он узнает дачу мельника. Онпотянулся к решетке, но тут торжествующая боль стала одолеватьего, давила, давила сверху на темя, и он как будто сплющивался,сплющивался, сплющивался и потом беззвучно рассмеялся