Школьная библиотека

ходью, и, поклонившись, даже не спрашивая, желает ли она, занес руку,чтоб обнять ее тонкую талию. Она оглянулась, кому передать веер, и хозяйка, улыбаясь ей, взяла его

- Как хорошо, что вы приехали вовремя, - сказал он ей, обнимая ее талию, - а то, что за манера опаздывать

Она положила, согнувши, левую руку на его плечо, и маленькие ножки врозовых башмаках быстро, легко и мерно задвигались в такт музыки поскользкому паркету

- Отдыхаешь, вальсируя с вами, - сказал он ей, пускаясь в первые небыстрые шаги вальса. - Прелесть, какая легкость, precision, - говорил оней то, что говорил почти всем хорошим знакомым

Она улыбнулась на его похвалу и через его плечо продолжала разглядывать залу. Она была не вновь выезжающая, у которой на бале все лица сливаются в одно волшебное впечатление; она и не была затасканная по баламдевушка, которой все лица бала так знакомы, что наскучили; но она былана середине этих двух, - она была возбуждена, а вместе с тем обладаласобой настолько, что могла наблюдать. В левом углу залы, она видела,сгруппировался цвет общества. Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского, там была хозяйка, там сиял своею лысинойКривин, всегда бывший там, где цвет общества; туда смотрели юноши, несмея подойти; и там она нашла глазами Стиву и потом увидала прелестнуюфигуру и голову Анны в черном бархатном платье. И он был тут. Кити невидала его с того вечера, когда она отказала Левину. Кити своими дальнозоркими глазами тотчас узнала его и даже заметила, что он смотрел нанее

- Что ж, еще тур? Вы не устали? - сказал Корсунский, слегка запыхавшись

- Нет, благодарствуйте

- Куда же отвести вас? - Каренина тут, кажется... отведите меня к ней, - Куда прикажете

И Корсунский завальсировал, умеряя шаг, прямо на толпу в левом углузалы, приговаривая: "Pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames ", и,лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив ни за перышко, повернул круто свою даму, так что открылись ее тонкие ножки в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом и закрыло им колени Кривину. Корсунскийпоклонился, выпрямил открытую грудь и подал руку, чтобы провести ее кАнне Аркадьевне. Кити, раскрасневшись, сняла шлейф с колен Кривина и,закруженная немного, оглянулась, отыскивая Анну. Анна была не в лиловом,как того непременно хотела Кити, а в черном, низко срезанном бархатномплатье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечии грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих безпримеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на чернойленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметныбыли только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу

Кити видела каждый день Анну, была влюблена в нее и представляла себеее непременно в лиловом. Но теперь, увидав ее в черном, она почувствовала, что не понимала всей ее прелести. Она теперь увидала ее совершенноновою и неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла бытьв лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, чюE туалет никогда не мог быть виден на ней. Ичерное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была толькорамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная и вместевеселая и оживленная

Она стояла, как и всегда, чрезвычайно прямо держась, и, когда Кити подошла к этой кучке, говорила с хозяином дома, слегка поворотив к немуголову

- Нет, я не брошу камня, - отвечала она ему на что-то, - хотя я не понимаю, - продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкойпокровительства обратилась к Кити. Беглым женским взглядом окинув ее туалет, она сделала чуть заметное, но понятное для Кити, одобрительное еетуалету и красоте движенье головой. - Вы и в залу входите, танцуя, прибавила она

- Это одна из моих вернейших помощниц, - сказал Корсунский, кланяясьАнне Аркадьевне, которой он не видал еще. - Княжна помогает сделать балвеселым и прекрасным. Анна Аркадьевна, тур вальса, - сказал он, нагибаясь

- А вы знакомы? - спросил хозяин

- С кем мы не знакомы? Мы с женой как белые волки, нас все знают, отвечал Корсунский. - Тур вальса, Анна Аркадьевна

- Я не танцую, когда можно не танцевать, - сказала она

- Но нынче нельзя, - отвечал Корсунский

В это время подходил Вронский

- Ну, если нынче нельзя не танцевать, так пойдемте, - сказала она, незамечая поклона Вронского, и быстро подняла руку на плечо Корсунского., "За что она недовольна им?" - подумала Кити, заметив, что Анна умышленно не ответила на поклон Вронского. Вронский подошел к Кити, напоминая ей о первой кадрили и сожалея, что все это время не имел удовольствия ее видеть. Кити смотрела, любуясь, на вальсировавшую Анну ислушала его. Она ждала, что он пригласит ее на вальс, но он не пригласил, и она удивленно взглянула на него. Он покраснел и поспешно пригласил вальсировать, но только что он обнял ее тонкую талию и сделал первыйшаг, как вдруг музыка остановилась. Кити посмотрела на его лицо, котороебыло на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез нескольколет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и накоторый он не ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце

- Pardon, pardon! Вальс, вальс!- закричал с другой стороны залы Корсунский и, подхватив первую попавшуюся барышню, стал сам танцевать

XXIII Вронский с Кити прошел несколько туров вальса. После вальса Кити подошла к матери и едва успела сказать несколько слов с Нордстон, какВронский уже пришел за ней для первой кадрили. Во время кадрили ничегозначительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских,муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетнихдетей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, чтоон очень понравился. ему. Но Кити и не ожидала большего от кадрили. Онаждала с замиранием сердца мазурки. Ей казалось, что в мазурке все должнорешиться. То, что он во время кадрили не пригласил ее на мазурку, нетревожило ее. Она была уверена, что она танцует мазурку с ним, как и напрежних балах, и пятерым отказала мазурку, говоря, что танцует. Весь балдо последней кадрили был для Кити волшебным сновидением радостных цветов, звуков и движений. Она не танцевала, только когда чувствовала себяслишком усталою и просила отдыха. Но, танцуя последнюю кадриль с однимиз скучных юношей, которому нельзя было отказать, ей случилось бытьvis-a-vis с Вронским и Анной. Она не сходилась с Анной с самого приездаи тут вдруг увидала ее опять совершенно новою и неожиданною. Она увидалав ней столь знакомую ей самой черту возбуждения от успеха. Она видела,что Анна пьяна вином возбуждаемого ею восхищения. Она знала это чувствои знала его признаки и видела их на Анне - видела дрожащий, вспыхивающийблеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы,и отчетливую грацию, верность и легкость движений

"Кто? - спросила она себя. - Все или один?" И, не помогая мучившемусяюноше, с которым она танцевала, в разговоре, нить которого он упустил ине мог поднять, и наружно подчиняясь весело-громким повелительным крюкамКорсунского, то бросающего всех в grand rond, то в chaine, она наблюдала, и сердце ее сжималось больше и больше. "Нет, это не любованье толпыопьянило ее, а восхищение одного. И этот один? неужели это он?" Каждыйраз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск, иулыбка счастья изгибала ее румяные губы. Она как будто делала усилие надсобой, чтобы не выказывать этих признаков радости, но они сами собойвыступали на ее лице. "Но что он?" Кити посмотрела на него и ужаснулась

То, что Кити так ясно представлялось в зеркале лица Анны, она увидела нанем. Куда делась его всегда спокойная, твердая манера и беспечно спокойное выражение лица? Нет, он теперь каждый раз, как обращался к ней, немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней, и во взгляде его былоодно выражение покорности и страха. "Я не оскорбить хочу, - каждый разкак будто говорил его взгляд, - но спасти себя хочу, и не знаю как". Налице его было такое выражение, которого она никогда не видала прежде

Они говорили об общих знакомых, вели самый ничтожный разговор, но Китиказалось, что всякое сказанное ими слово решало их и ее судьбу. И странно то, что хотя они действительно говорили о том, как смешон Иван Иванович своим французским языком, и о том, что для Елецкой можно было бынайти лучше партию, а между тем эти слова имели для них значение, и оничувствовали это так же, как и Кити. Весь бал, весь свет, все закрылосьтуманом в душе Кити. Только пройденная ею строгая школа воспитания поддерживала ее и заставляла делать то, чего от нее требовали, то есть танцевать, отвечать на вопросы, говорить, даже улыбаться. Но пред началоммазурки, когда уже стали расставлять стулья и некоторые пары двинулисьиз маленьких в большую залу, на Кити нашла минута отчаяния и ужаса. Онаотказала пятерым и теперь не танцевала мазурки. Даже не было надежды,чтоб ее пригласили, именно потому, что она имела слишком большой успех всвете, и никому в голову не могло прийти, чтоб она не была приглашена досих пор. Надо было сказать матери, что она больна, и уехать домой, но наэто у нее не было силы. Она чувствовала себя убитою