Школьная библиотека

проницательным. Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добрыми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозьвидит ее и понимает все то нехорошее, что в ней делается. Она, краснея,потянулась к нему, ожидая поцелуя, но он только потрепал ее по волосам ипроговорил: - Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери и не доберешься, а ласкаешьволосы дохлых баб. Ну что, Долинька, - обратился он к старшей дочери, твой козырь что поделывает? - Ничего, папа, - отвечала Долли, понимая, что речь идет о муже. - Всеездит, я его почти не вижу, - не могла она не прибавить с насмешливоюулыбкой

- Что ж, он не уехал еще в деревню лес продавать?, - Нет, все собирается

- Вот как!- проговорил князь. - Так и мне собираться ? Слушаю-с, - обратился он к жене, садясь. - А ты вот что, Катя, - прибавил он к меньшойдочери, - ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утромпо морозцу гулять. А? Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. "Да, он все знает, все понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надопережить свой стыд". Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь

Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из-комнаты

- Вот твои шутки!- напустилась княгиня на мужа. - Ты всегда... - начала она свою укоризненную речь

Князь слушал довольно долго упреки княгини и молчал, но лицо его всеболее и более хмурилось

- Она так жалка, бедняжка, так жалка, а ты не чувствуешь, что ейбольно от всякого намека на то, что причиной. Ах! так ошибаться в людях!- сказала княгиня, и по перемене ее тона Долли и князь поняли, что онаговорила о Вронском. - Я не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных людей

- Ах, не слушал бы!- мрачно проговорил князь,. вставая с кресла и какбы желая уйти, но останавливаясь в дверях. - Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты иты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с,если бы не было того, чего не должно было быть, я - старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себеэтих шарлатанов

Князь, казалось, имел сказать еще многое, но как только княгиня услыхала его тон, она, как это всегда бывало в серьезных вопросах, тотчас жесмирилась и раскаялась

- Alexandre, Alexandre, - шептала она, подвигаясь, и расплакалась

Как только она заплакала, князь тоже затих. Он подошел к ней

- Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю. Что делать? Беды большойнет. Бог милостив... благодарствуй... - говорил он, уже сам не зная, чтоговорит, и отвечая на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал насвоей руке. И вышел из комнаты

Еще как только Кити в слезах вышла из комнаты, Долли с своею материнскою, семейною привычкой тотчас же увидала, что тут предстоит женское дело, и приготовилась сделать его. Она сняла шляпку и, нравственно засучиврукава, приготовилась действовать. Во время нападения матери на отца онапыталась удерживать мать, насколько позволяла дочерняя почтительность

Во время взрыва князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец ушел,она собралась сделать главное, что было нужно, - идти к Кити и успокоитьее

- Я вам давно хотела сказать, maman: вы знаете ли, что Левин хотелсделать предложение Кити, когда он был здесь в последний раз? Он говорилСтиве

- Ну что ж? Я не понимаю..

- Так, может быть, Кити отказала ему?.. Она вам не говорила? - Нет, она ничего не говорила ни про того, ни про другого; она слишкомгорда. Но я знаю, что все от этого..

- Да, вы представьте себе, если она отказала Левину, - - а она бы неотказала ему, если б не было того, я знаю... И потом этот так ужасно обманул ее

Княгине слишком страшно было думать, как много она виновата пред дочерью, и она рассердилась

- Ах, я уж ничего не понимаю! Нынче вс° хотят своим умом жить, материничего не говорят, а потом вот и..

- Maman, я пойду к ней

- Поди. Разве я тебе запрещаю? - сказала мать

III Войдя в маленький кабинет Кити, хорошенькую, розовенькую, с куколкамиvieux saxe, комнатку, такую же молоденькую, розовенькую и веселую, какоюбыла сама Кити еще два месяца тому назад, Долли вспомнила, как убиралиони вместе прошлого года эту комнатку, с каким весельем и любовью. У нейпохолодело сердце, когда она увидала Кити, сидевшую на низеньком, ближайшем от двери стуле и устремившую неподвижные глаза на угол ковра. Кити взглянула на сестру, и холодное, несколько суровое выражение ее лицане изменилось

- Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, - сказалаДарья Александровна, садясь подле нее. - Мне хочется поговорить с тобой

- О чем? - испуганно подняв голову, быстро спросила Кити

- О чем, как не о твоем горе? - У меня нет горя

- Полно, Кити. Неужели ты думаешь, что я могу не знать? Я все знаю. Иповерь мне, это так ничтожно... Мы все прошли через это

Кити молчала, и лицо ее имело строгое выражение

- Он не стоит того, чтобы ты страдала из-за него, - продолжала ДарьяАлександровна, прямо приступая к делу

- Да, потому что он мною пренебрег, - дребезжащим голосом проговорилаКити. - Не говори! Пожалуйста, не говори! - Да кто же тебе это сказал? Никто этого не говорил. Я уверена?. чтоон был влюблен в тебя и остался влюблен, но..

- Ах, ужаснее всего мне эти соболезнованья!- вскрикнула Кити, вдруграссердившись. Она повернулась на стуле, покраснела и быстро зашевелилапальцами, сжимая то тою, то другою рукой пряжку пояса, которую она держала. Долли знала эту манеру сестры перехватывать руками, когда она приходила в горячность; она знала, как Кити способна была в минуту горячности забыться и наговорить много лишнего и неприятного, и Долли хотелауспокоить ее; но было уже поздно

- Что, что ты хочешь мне дать почувствовать, что? - говорила Китибыстро. - То, что я была влюблена в человека, который меня знать не хотел, и что я умираю от любви к нему? И это мне говорит сестра, котораядумает, что... что... что она соболезнует!.. Не хочу я этих сожалений ипритворств! - Кити, ты несправедлива

- Зачем ты мучаешь меня? - Да я, напротив... Я вижу, что огорчена..

Но Кити в своей горячке не слыхала ее

- Мне не о чем сокрушаться и утешаться. Я настолько горда, что никогдане позволю себе любить человека, который меня не любит

- Да я и не говорю... Одно - скажи мне правду, - проговорила, взяв ееза руку, Дарья Александровна, - скажи мне, Левин говорил тебе?.

Упоминание о Левине, казалось, лишило Кити последнего самообладания;она вскочила со стула и, бросив пряжку о землю и делая быстрые жесты руками, заговорила: - К чему тут еще Левин? Не понимаю, зачем тебе нужно мучить меня? Ясказала и повторяю, что я горда и никогда, никогда я не сделаю того, чтоты делаешь, - чтобы вернуться к человеку, который тебе изменил, которыйполюбил другую женщину. Я не понимаю, не понимаю этого! Ты можешь, а яне могу! И, сказав эти слова, она взглянула на сестру, и, увидев, что Доллимолчит, грустно опустив голову, Кити, вместо того чтобы выйти из комнаты, как намеревалась, села у двери и, закрыв лицо платком, опустила голову. Молчание продолжалось минуты две. Долли думала о себе. То своеунижение, которое она всегда чувствовала, особенно больно отозвалось вней, когда о нем напомнила ей сестра. Она не ожидала такой жестокости отсестры и сердилась на нее. Но вдруг она услыхала шум платья и вместезвук разразившегося сдержанного рыданья, и чьи-то руки снизу обняли еешею. Кити на коленях стояла пред ней

- Долинька, я так, так несчастна!- виновато прошептала она

И покрытое слезами милое лицо спряталось в юбке платья Дарьи Александровны

Как будто слезы были та необходимая мазь, без которой не могла идтиуспешно машина взаимного общения между двумя сестрами, - сестры послеслез разговорились не о том, что занимало их; но, и говоря о постороннем, они поняли друг друга. Кити поняла, что, сказанное ею в сердцахслово о неверности мужа и об унижении до глубины сердца поразило беднуюсестру, но что она прощала ей. Долли, с своей стороны, поняла все, чтоона хотела знать; она убедилась, что догадки ее были верны, что горе,неизлечимое горе Кити состояло именно в том, что Левин делал предложениеи что она отказала ему, а Вронский обманул ее, и что она готова была любить Левина и ненавидеть Вронского. Кити ни слова не сказала об этом;она говорила только о своем душевном состоянии

- У меня нет никакого горя, - говорила она, успокоившись, - но ты можешь ли понять, что мне все стало гадко, противно, грубо, и прежде всего