Школьная библиотека

- Нет, я всегда хожу одна, и никогда со мной ничего не бывает, - сказала она, взяв шляпу. И, поцеловав еще раз Кити и так и не сказав, чтобыло важно, бодрым шагом, с нотами под мышкой, скрылась в полутьме летней ночи, унося с собой свою тайну о том, что важно и что дает ей этозавидное спокойствие и достоинство

XXXIII Кити познакомилась и с г-жою Шталь, и знакомство это вместе с дружбоюк Вареньке не только имело на нее сильное влияние, но утешало ее в еегоре. Она нашла это утешение в том, что ей благодаря этому знакомствуоткрылся совершенно новый мир, не имеющий ничего общего с ее прошедшим,мир возвышенный, прекрасный, с высоты которого можно было спокойно смотреть на это прошедшее. Ей открылось то, что, кроме жизни инстинктивной,которой до сих пор отдавалась Кити, была жизнь духовная. Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которуюс детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной воВдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкойнаизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная,связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можнобыло верить, потому что так велено, но которую можно было любить

Кити узнала все это не из слов. Мадам Шталь говорила с Кити, как с милым ребенком, на которого любуешься, как на воспоминание своей молодости, и только один раз упомянула о том, что во всех людских горестях утешение дает лишь любовь и вера и что для сострадания к нам Христа нетничтожных горестей, и тотчас же перевела разговор на другое. Но Кити вкаждом ее движении, в каждом слове, в каждом небесном, как называла Кити, взгляде ее, в особенности во всей истории ее жизни, которую она знала чрез Вареньку, во всем узнавала то, "что было важно" и чего она досих пор не знала

Но как ни возвышен был характер мадам Шталь, как ни трогательна вся ееистория, как ни возвышенна и нежна ее речь, Кити невольно подметила вней такие черты, которые смущали ее. Она заметила, что, расспрашивая проее родных, мадам Шталь улыбнулась презрительно, что было противно христианской доброте. Заметила еще, что, когда она застала у нее католического священника, мадам Шталь старательно держала свое лицо в тени абажура и особенно улыбалась. Как ни ничтожны были эти два замечания, онисмущали ее, и она сомневалась в мадам Шталь. Но зато Варенька, одинокая,без родных, без друзей, с грустным разочарованием, ничего не желавшая,ничего не жалевшая, была тем самым совершенством, о котором только позволяла себе мечтать Кити. На Вареньке она поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива прекрасна. И такою хотела быть Кити. Поняв теперь ясно, что было самое важное, Кити неудовольствовалась тем, чтобы восхищаться этим, но тотчас же всею душоюотдалась этой новой, открывшейся ей жизни. По рассказам Вареньки о том,что делала мадам Шталь и другие, кого она называла, Кити уже составиласебе счастливый план будущей жизни. Она так же, как и племянница г-жиШталь, Aline, про которую ей много рассказывала Варенька, будет, где быни жила, отыскивать несчастных, помогать и сколько можно, раздаватьЕвангелие, читать Евангелие больным, преступникам, умирающим. Мысль чтения Евангелия преступникам, как это делала Aline, особенно прельщала Кити. Но все это были тайные мечты, которые Кити не высказывала ни матери,ни Вареньке

Впрочем, в ожидании поры исполнять в больших размерах свои планы, Китии теперь, на водах, где было столько больных и несчастных, легко нашласлучай прилагать свои новые правила, подражая Вареньке

Сначала княгиня замечала только, что Кити находится под сильным влиянием своего engouement, как она называла, к госпоже Шталь и в особенности к Вареньке. Она видела, что Кити не только подражает Вареньке в еедеятельности, но невольно подражает ей в ее манере ходить, говорить имигать глазами. Но потом княгиня заметила, что в дочери, независимо отэтого очарования, совершается какой-то серьезный душевный переворот

Княгиня видела, что Кити читает по вечерам французское евангелие, которое ей подарила госпожа Шталь, чего она прежде не делала; что она избегает светских знакомых и сходится с больными, находившимися под покровительством Вареньки, и в особенности с одним бедным семейством больногоживописца Петрова. Кити, очевидно, гордилась тем, что исполняла в этомсемействе обязанности сестры милосердия. Все это было хорошо, и княгиняничего не имела против этого, тем более что жена Петрова была вполне порядочная женщина и что принцесса, заметившая деятельность Кити, хвалилаее, называя ангелом-утешителем. Все это было бы очень хорошо, если бы небыло излишества. А княгиня видела, что дочь ее впадает в крайность, чтоона и говорила ей

- Il ne faut jamais rien outrer , - говорила она ей

Но дочь ничего ей не отвечала; она только думала в душе, что нельзяговорить об излишестве в деле христианства. Какое же может быть излишество в следовании учению, в котором велено подставить другую щеку,когда ударят по одной, и отдать рубашку, когда снимают кафтан? Но княгине не нравилось это излишество, и еще более не нравилось то, что, оначувствовала, Кити не хотела открыть ей всю свою душу. Действительно, Кити таила от матери свои новые взгляды и чувства. Она таила их не потому,чтоб она не уважала, не любила свою мать, но только потому, что это былаее мать. Она всякому открыла бы их скорее, чем матери

- Что-то давно Анна Павловна не была у нас, - сказала раз княгиня проПетрову. - Я звала ее. А она что-то как будто недовольна

- Нет, я не заметила, maman, - вспыхнув, сказала Кити

- Ты давно не была у них? - Мы завтра собираемся сделать прогулку в горы, - отвечала Кити

- Что же, поезжайте, - отвечала княгиня, вглядываясь в смущенное лицодочери и стараясь угадать причину ее смущения

В этот же день Варенька пришла обедать и сообщила, что Анна Павловнараздумала ехать завтра в горы.. И княгиня заметила, что Кити опять покраснела

- Кити, не было ли у тебя чего-нибудь неприятного с Петровыми? - сказала княгиня, когда они остались одни. - Отчего она перестала присылатьдетей и ходить к нам? Кити отвечала, что ничего не было между ними и что она решительно непонимает, почему Анна Павловна как будто недовольна ею. Кити ответиласовершенную правду. Она не знала причины перемены к себе Анны Павловны,но догадывалась. Она догадывалась в такой вещи, которую она не могласказать матери, которой она не говорила и себе. Это была одна из тех вещей которые знаешь, но которые нельзя сказать даже самой себе; такстрашно и постыдно ошибиться

Опять и опять перебирала она в своем воспоминании все отношения свои кэтому семейству. Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на кругломдобродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о больном, заговоры о том, чтоб отвлечь его от работы, котораябыла ему запрещена, увести его гулять; привязанность меньшого мальчиканазывавшего ее "моя Кити", не хотевшего без нее ложиться спать. Как всебыло хорошо! Потом она вспомнила худую-худую фигуру Петрова с его длинною шеей, в его коричневом сюртуке; его редкие вьющиеся волосы, вопросительные, страшные в первое время для Кити голубые глаза и его болезненные старания казаться бодрым и оживленным в ее присутствии. Она вспоминала свое усилие в первое время, чтобы преодолеть отвращение, котороеона испытывала к нему, как и ко всем чахоточным, и старания, с которымиона придумывала, что сказать ему. Она вспоминала этот робкий, умиленныйвзгляд, которым он смотрел на нее, и странное чувство сострадания и неловкости и потом сознания своей добродетельности, которое она испытывалапри этом. Как все это было хорошо! Но все это было первое время. Теперьже, несколько дней тому назад, все вдруг испортилось. Анна Павловна спритворной любезностью встречала Кити и не переставая наблюдала ее и мужа

Неужели эта трогательная радость его при ее приближении была причинойохлаждения Анны Павловны? "Да, - вспоминала она, - что-то было ненатуральное в Анне Павловне исовсем непохожее на ее доброту, когда она третьего дня с досадой сказала: "Вот, все дожидался вас, не хотел без вас пить кофе, хотя ослабелужасно"

"Да, может быть, и это неприятно ей было, когда я подала ему плед. Всеэто так просто, но он так неловко это принял, так долго благодарил, чтои мне стало неловко. И потом этот портрет мой, который он так хорошосделал. А главное - этот взгляд, смущенный и нежный! Да, да, это так!- сужасом повторила себе Кити. - Нет, это не может, не должно быть! Он такжалок!" - говорила она себе вслед за этим

Это сомнение отравляло прелесть ее новой жизни

XXXIV Уже перед концом курса вод князь Щербацкий, ездивший после Карлсбада вБаден и Киссинген к русским знакомым набраться русского духа, как он говорил, вернулся к своим

Взгляды князя и княгини на заграничную жизнь были совершенно противоположные. Княгиня находила все прекрасным и, несмотря на свое твердоеположение в русском обществе, старалась за границей походить на 2ропейскую даму, чем она не была, - потому что она была русская барыня, - ипотому притворялась, что ей было отчасти неловко. Князь же, напротив,находил за границей все скверным, тяготился европейской жизнью, держалсясвоих русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границейменее европейцем, чем он был в действительности