Книга "Анна Каренина". Страница 119
вал, что не может отвратить от себя ненависти людей, потому что ненависть эта происходила не оттого, что он был дурен (тогда бы он мог стараться быть лучше), но оттого, что он постыдно и отвратительно несчастлив. Он знал, что за это, за то самое, что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он чувствовал, что люди уничтожат его, как собаки задушат истерзанную, визжащую от боли собаку. Он знал, что единственное спасение от людей - скрыть от них свои раны, и он это бессознательнопытался делать два дня, но теперь почувствовал себя уже не в силах продолжать эту неравную борьбу
Отчаяние его еще усиливалось сознанием, что он был совершенно одиноксо своим горем. Не только в Петербурге у него не было ни одного человека, кому бы он мог высказать все, что испытывал, кто бы пожалел его некак высшего чиновника, не как члена общества, но просто как страдающегочеловека; но и нигде у него не было такого человека
Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата. Отца они не помнили, мать умерла, когда Алексею Александровичу было десять лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с той порыисключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кемдружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но онслужил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он иумер скоро после женитьбы Алексея Александровича
Во время его губернаторства тетка Анны, богатая губернская барыня,свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своеюплемянницей и поставила его в такое положение, что он должен был иливысказаться, или уехать из города. Алексей Александрович долго колебался. Столько же доводов было тогда за этот шаг, сколько и против, и небыло того решительного повода, который бы заставил его изменить своемуправилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометировал девушку и что долг чести обязываетего сделать предложение. Он сделал предложение и отдал невесте и женевсе то чувство, на которое был способен
Та привязанность, которую он испытывал к Анне, исключила в его душепоследние потребности сердечных отношений к людям. И теперь изо всех егознакомых у него не было никого близкого. Много было того, что называетсясвязями; но дружеских отношений не было. Было у Алексея Александровичамного таких людей, которых он мог позвать к себе обедать, попросить обучастии в интересовавшем его деле, о протекции какому-нибудь искателю, скоторыми он мог обсуждать откровенно действия других лиц и высшего правительства; но отношения к этим лицам были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область, из которой невозможно было выйти
Был один университетский товарищ, с которым он сблизился после и с которым он мог бы поговорить о личном горе; но товарищ этот был попечителемв дальнем учебном округе. Из лиц же, бывших в Петербурге, ближе и возможнее всех были правитель канцелярии и доктор
Михаил Васильевич Слюдин, правитель дел, был простой, умный, добрый инравственный человек, и в нем Алексей Александрович чувствовал личное ксебе расположение; но пятилетняя служебная их деятельность положила между ними преграду для душевных объяснений
Алексей Александрович, окончив подписку бумаг, долго молчал, взглядывая на Михаила Васильевича,и несколько раз пытался, но не мог заговорить. Он приготовил уже фразу: "Вы слышали о моем горе?" Но кончил тем,что сказал, как и обыкновенно: "Так вы это приготовите мне", - и с темотпустил его
Другой человек был доктор, который тоже был хорошо расположен к нему;но между ними уже давно было молчаливым соглашением признано, что обазавалены делами и обоим надо торопиться
О женских своих друзьях и о первейшем из них, о графине Лидии Ивановне, Алексей Александрович не думал. Все женщины, просто как женщины, были страшны и противны ему
XXII Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она не забылаего. В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему ибез доклада вошла в его кабинет. Она застала его в том же положении, вкотором он сидел, опершись головой на обе руки
- J'ai force la consigne, - сказала она,входя быстрыми шагами и тяжелодыша от волнения и быстрого движения. - Я все слышала! Алексей Александрович! Друг мой! - продолжала она, крепко обеими руками пожимая его рукуи глядя ему в глаза своими прекрасными задумчивыми глазами
Алексей Александрович, хмурясь, привстал и, выпростав от нее руку,подвинул ей стул
- Не угодно ли, графиня? Я не принимаю, потому что я болен, графиня, сказал он, и губы его задрожали
- Друг мой! - повторила графиня Лидия Ивановна, не спуская с негоглаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник на лбу; некрасивое желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она жалеет его и готова плакать. Ина него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее
- Друг мой! - сказала она прерывающимся от волнения голосом. - Вы недолжны отдаваться горю. Горе ваше велико, но вы должны найти утешение
- Я разбит, я убит, я не человек более!- сказал Алексей Александрович,выпуская ее руку, но продолжая глядеть в ее наполненные слезами глаза. Положение мое тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожуточки опоры
- Вы найдете опору, ищите ее не во мне, хотя я прошу вас верить в моюдружбу, - сказала она со вздохом. - Опора наша есть любовь, та любовь,которую Он завещал нам. Бремя Его легко, - сказала она с тем восторженным взглядом, который так знал Алексей Александрович. - Он поддержит васи поможет вам
Несмотря на то, что в этих словах было то умиление пред своими высокими чувствами и было то, казавшееся Алексею Александровичу излишним, новое, восторженное, недавно распространившееся в Петербурге мистическоенастроение, Алексею Александровичу приятно было это слышать теперь
- Я слаб. Я уничтожен. Я ничего не предвидел и теперь ничего не понимаю
- Друг мой, - повторяла Лидия Ивановна
- Не потеря того, чего нет теперь, не это, - продолжал Алексей Александрович. - Я не жалею. Но я не могу не стыдиться пред людьми за то положение, в котором нахожусь. Это дурно, но я не могу. я не могу
- Не вы совершили тот высокий поступок прощения, которым я восхищаюсьи все, но Он, обитая в вашем сердце, - сказала графиня Лидия Ивановна,восторженно поднимая глаза, - и потому вы не можете стыдиться своегопоступка
Алексей Александрович нахмурился и, загнув руки, стал трещать пальцами
- Надо знатьE2се подробности, - сказал он тонким голосом. - Силы человека имеют пределы, графиня, и я нашел предел своих. Целый день нынче ядолжен был делать распоряжения, распоряжения по дому, вытекавшие (он налег на слово вытекавшие) из моего нового, одинокого положения. Прислуга,гувернантка, счеты... Этот мелкий огонь сжег меня, я не в силах был выдержать. За обедом... я вчера едва не ушел от обеда. Я не мог перенеститого, как сын мой смотрел на меня. Он не спрашивал меня о значении всегоэтого, но он хотел спросить, и я не мог выдержать этого взгляда. Он боялся смотреть на меня, но этого мало..
Алексей Александрович хотел упомянуть про счет, который принесли ему,но голос его задрожал,и он остановился. Про этот счет, на синей бумаге,за шляпку, ленты, он не мог вспомнить без жалости к самому себе
- Я понимаю, друг мой, - сказала графиня Лидия Ивановна. - Я все понимаю. Помощь и утешение вы найдете не во мне, но я все-таки приехалатолько затем, чтобы помочь вам, если могу. Если б я могла снять с васвсе эти мелкие унижающие заботы... Я понимаю, что нужно женское слово,женское распоряжение. Вы поручаете мне? Алексей Александрович молча и благодарно пожал ее руку
- Мы вместе займемся Сережей. Я не сильна в практических делах. Но явозьмусь, я буду ваша экономка. Не благодарите меня. Я делаю это не сама..
- Я не могу не благодарить
- Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили, стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя,тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его ипросить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, - сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться,как понял Алексей Александрович по ее молчанию
Алексей Александрович слушал ее теперь, и те выражения, которые преждене то что были неприятны ему, а казались излишними, теперь показалисьестественны и утешительны. Алексей Александрович не любил этот новый,восторженный дух. Он был верующий человек, интересовавшийся религиейпреимущественно в политическом смысле, а новое учение, позволявшее себенекоторые новые толкования, потому именно, что оно открывало двери споруи анализу, по принципу было неприятно ему. Он прежде относился холодно идаже враждебно к этому новому учению и с графиней Лидией Ивановной, увлекавшеюся им, никогда не спорил, а старательно обходил молчанием ее вызовы. Теперь же в первый раз он слушал ее слова с удовольствием и внутренно не возражал им
- Я очень, очень благодарен вам и за дела и за слова ваши, - сказал
