Книга "Анна Каренина". Страница 124
хавшую из Москвы по делам мать. Мать и невестка встретили его как обыкновенно; они расспрашивали его о поездке за границу, говорили об общихзнакомых, но ни словом не упомянули о его связи с Анной. Брат же, надругой день приехав утром к Вронскому, сам спросил его о ней, и АлексейВронский прямо сказал ему, что он смотрит на свою связь с Карениной какна брак; что он надеется устроить развод и тогда женится на ней, а дотех пор считает ее такою же своею женой, как и всякую другую жену, ипросит его так передать матери и своей жене
- Если свет не одобряет этого, то мне все равно, - сказал Вронский, но если родные мои хотят быть в родственных отношениях со мною, то онидолжны быть в таких же отношениях с моею женой
Старший брат, всегда уважавший суждения меньшего, не знал хорошенько,прав ли он, или нет, до тех пор, пока свет не решил этого вопроса; самже, с своей стороны, ничего не имел против этого и вместе с Алексеем пошел к Анне
Вронский при брате говорил, как и при всех, Анне вы и обращался с неюкак с близкою знакомой, но было подразумеваемо, что брат знает их отношения, и говорилось о том, что Анна едет в имение Вронского
Несмотря на всю свою светскую опытность, Вронский, вследствие того нового положения, в котором он находился, был в странном заблуждении. Казалось, ему надо бы понимать, что свет закрыт для него с Анной; но теперь в голове его родились какие-то неясные соображения, что так былотолько в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно длясебя теперь был сторонником всякого прогресса), что теперь взгляд общества изменился и что вопрос о том, будут ли они приняты в общество,еще не решен. "Разумеется, - думал он, - свет придворный не примет ее,но люди близкие могут и должны понять это как следует"
Можно просидеть несколько часов, поджав ноги в одном и том же положении, если знаешь, что ничто не помешает переменить положение; но есличеловек знает, что он должен сидеть так с поджатыми ногами, то сделаютсясудороги, ноги будут дергаться и тискаться в то место, куда бы он хотелвытянуть их. Это самое испытывал Воинский относительно света. Хотя он вглубине души знал, что свет закрыт для них, он пробовал, не изменится литеперь свет и не примут ли их. Но он очень скоро заметил, что хотя светбыл открыт для него лично, он был закрыт для Анны. Как в игре в кошку-мышку, руки, поднятые для него, тотчас же опускались пред Анной
Одна из первых дам петербургского света, которую увидел Вронский, былаего кузина Бетси
- Наконец! - радостно встретила она его. - А Анна? Как я рада! Где выостановились? Я воображаю, как после вашего прелестного путешествия вамужасен наш Петербург; я воображаю ваш медовый месяц в Риме. Что развод?Вс° это сделали? Вронский заметил, что восхищение Бетси уменьшилось, когда она узнала,что развода еще не было
- В меня кинут камень, я знаю, - сказала она, - но я приеду к Анне;да, я непременно приеду. Вы не долго пробудете здесь? И действительно, она в тот же день приехала к Анне; но тон ее был ужесовсем не тот, как прежде. Она, очевидно, гордилась своею смелостью ижелала, чтоб Анна оценила верность ее дружбы. Она пробыла не более десяти минут, разговаривая о светских новостях, и при отъезде сказала: - Вы мне не сказали, когда развод. Положим, я забросила свой чепец через мельницу, но другие поднятые воротники будут вас бить холодом, покавы не женитесь. И это так просто теперь. Ca se fait. Так вы в пятницуедете? Жалко, что мы больше не увидимся
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; ноон сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Онзнал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причинойрасстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, женубрата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее
На другой же день по своем приезде Вронский поехал к ней и, застав одну, прямо высказал свое желание
- Ты знаешь, Алексей, - сказала она, выслушав его, - как я люблю тебяи как готова все для тебя сделать, но я молчала, потому что знала, чтоне могу тебе и Анне Аркадьевне быть полезною, - сказала она, особенностарательно выговорив "Анна Аркадьевна". - Не думай, пожалуйста, чтобы яосуждала. Никогда; может быть, я на ее месте сделала бы то же самое. Яне вхожу и не могу входить в подробности, - говорила она, робко взглядывая на его мрачное лицо. - Но надо называть вещи по имени. Ты хочешь,чтобы я поехала к ней,принимала бы ее и тем реабилитировала бы ее в обществе; но ты пойми, что я не могу этого сделать. У меня дочери растут,и я должна жить в свете для мужа. Ну, я приеду к Анне Аркадьевне; онапоймет, что я не могу ее звать к себе или должна это сделать так, чтобыона не встретила тех, кто смотрит иначе: это ее же оскорбит. Я не могуподнять ее..
- Да я не считаю, чтоб она упала более, чем сотни женщин, которых выпринимаете! - еще мрачнее перебил ее Вронский и молча встал, поняв, чторешение невестки неизменно
- Алексей! Не сердись на меня. Пожалуйста, пойми, что я не виновата, заговорила Варя, с робкою улыбкой глядя на него
- Я не сержусь на тебя, - сказал он так же мрачно, - но мне больновдвойне. Мне больно еще то, что это разрывает нашу дружбу. Положим, неразрывает, но ослабляет. Ты понимаешь, что и для меня это не может бытьиначе
И с этим он вышел от нее
Вронский понял, что дальнейшие попытки тщетны и что надо пробыть в Петербурге эти несколько дней, как в чужом городе, избегая всяких сношенийс прежним светом, чтобы не подвергаться неприятностям и оскорблениям,которые были так мучительны для него. Одна из главных неприятностей положения в Петербурге была та, что Алексей Александрович и его имя, казалось, были везде. Нельзя было ни о чем начать говорить, чтобы разговорне свернулся на Алексея Александровича; никуда нельзя было поехать, чтобы не встретить его. Так по крайней мере казалось Вронскому, как кажетсячеловеку с больным пальцем, что он, как нарочно, обо все задевает этимсамым больным пальцем
Пребывание в Петербурге казалось Вронскому еще тем тяжелее, что всеэто время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она становилась холодна,раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала отнего и как будто не замечала тех оскорблений, которые отравляли егожизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее
XXIX Одна из целей поездки в Россию для Анны было свидание с сыном. С тогодня, как она выехала из Италии, мысль об этом свидании не переставалаволновать ее. И чем ближе она подъезжала к Петербургу, тем радость изначительность этого свидания представлялись ей больше и больше. Она ине задавала себе вопроса о том, как устроить это свидание. Ей казалосьнатурально и просто видеть сына, когда она будет в одном с ним городе;но по приезде в Петербург ей вдруг представилось ясно ее теперешнее положение в обществе, и она поняла, что устроить свидание было трудно
Она уж два дня жила в Петербурге. Мысль о сыне ни на минуту не покидала ее, но она еще не видала сына. Поехать прямо в дом, где можно быловстретиться с Алексеем Александровичем, она чувствовала, что не имелаправа. Ее могли не пустить и оскорбить. Писать и входить в сношения смужем ей было мучительно и подумать: она могла быть спокойна, толькокогда не думала о муже. Увидать сына на гулянье, узнав, куда и когда онвыходит, ей было мало: она так готовилась к этому свиданию, ей стольконужно было сказать ему, ей так хотелось обнимать, целовать его. Стараяняня Сережи могла помочь ей и научить ее. Но няня уже не находилась вдоме Алексея Александровича. В этих колебаниях и в разыскиваньях нянипрошло два дня
Узнав о близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна на третий день решилась написать ей стоившее ей большоготруда письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видетьсына должно зависеть от великодушия мужа. Она знала, что, если письмопокажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия, не откажет ей
Комиссионер, носивший письмо, передал ей самый жестокий и неожиданныйею ответ, что ответа не будет. Она никогда не чувствовала себя стольуниженною, как в ту минуту, когда, призвав комиссионера, услышала от него подробный рассказ о том, как он дожидался и как потом ему сказали:"Ответа никакого не будет". Анна чувствовала себя униженною, оскорбленною, но она видела, что с своей точки зрения графиня Лидия Ивановна права. Горе ее было тем сильнее, что оно было одиноко. Она не могла и нехотела поделиться им с Вронским. Она знала, что для него, несмотря нато, что он былглавною причиной ее несчастья, вопрос о свидании ее с сыном покажется самою неважною вещью. Она знала, что никогда он не будет всилах понять всей глубины ее страданья; она знала, что за его холодныйтон при упоминании об этом она возненавидит его. И она боялась этогобольше всего на свете и потому скрывала от него все, что касалось сына
Просидев дома целый день, она придумывала средства для свиданья с сыном и остановилась на решении написать мужу. Она уже сочиняла этописьмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, все то, что она прочла между его строками,так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнениис ее страстною законною нежностью к сыну, что она возмутилась противдругих и перестала обвинять себя
