Школьная библиотека

- И предорогие, - прибавила Пульхерия Александровна

- А-а-а! какие большие, почти не дамские

- Я такие люблю, - сказала Дуня

"Стало быть, не женихов подарок", - подумал Разумихин и неизвестночему обрадовался

- А я думал, это Лужина подарок, - заметил Раскольников

- Нет, он еще ничего не дарил Дунечке

- А-а-а! А помните, маменька, я влюблен-то был и жениться хотел, вдруг сказал он, смотря на мать, пораженную неожиданным оборотом и тоном, скоторым он об этом заговорил

- Ах, друг мой, да! - Пульхерия Александровна переглянулась с Дунечкойи Разумихиным

- Гм! Да! А что мне вам рассказать? Даже мало помню. Она больная такаядевочка была, - продолжал он, как бы опять вдруг задумываясь и потупившись,- совсем хворая; нищим любила подавать, и о монастыре все мечтала, и раззалилась слезами, когда мне об этом стала говорить; да, да... помню..

очень помню. Дурнушка такая... собой. Право, не знаю, за что я к ней тогдапривязался, кажется за то, что всегда больная... Будь она еще хромая альгорбатая, я бы, кажется, еще больше ее полюбил... (Он заду7иво улыбнулся.)Так... какой-то бред весенний был..

- Нет, тут не один бред весенний, - с одушевлением сказала Дунечка

Он внимательно и с напряжением посмотрел на сестру, но не расслышалили даже не понял ее слов. Потом, в глубокой задумчивости, встал, подошел кматери, поцеловал ее, воротился на место и сел

- Ты и теперь ее любишь! - проговорила растроганная ПульхерияАлександровна

- Ее-то? Теперь? Ах да... вы про нее! Нет. Это все теперь точно на томсвете... и так давно. Да и все-то кругом точно не здесь делается..

Он со вниманием посмотрел на них

- Вот и вас... точно из-за тысячи верст на вас смотрю... Да и чертзнает зачем мы об этом говорим! И к чему расспрашивать? - прибавил он сдосадой и замолчал, кусая себе ногти и вновь задумываясь

- Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, - сказала вдругПульхерия Александровна, прерывая тягостное молчание, - я уверена, что тынаполовину от квартиры стал такой меланхолик

- Квартира?.. - отвечал он рассеяно. - Да, квартира многоспособствовала... я об этом тоже думал... А если б вы знали, однако, какуювы странную мысль сейчас сказали, маменька, - прибавил он вдруг, странноусмехнувшись

Еще немного, и это общество, эти родные, после трехлетней разлуки,этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудьговорить, - стали бы, наконец, ему решительно невыносимы. Было, однако ж,одно неотлагательное дело, которое так или этак, а надо было непременнорешить сегодня, - так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь онобрадовался делу, как выходу

- Вот что, Дуня, - начал он серьезно и сухо, - я, конечно, прошу утебя за вчерашнее прощения, но я долгом считаю опять тебе напомнить, что отглавного моего я не отступлюсь. Или я, или Лужин. Пусть я подлец, а ты недолжна. Один кто-нибудь. Если же ты выйдешь за Лужина, я тотчас же перестаютебя сестрой считать

- Родя, Родя! Да ведь это все то же самое, что и вчера, - горестновоскликнула Пульхерия Александровна, - и почему ты все подлецом себяназываешь, не могу я этого выносить! И вчера то же самое..

- Брат, - твердо и тоже сухо отвечала Дуня, - во всем этом есть ошибкас твоей стороны. Я за ночь обдумала и отыскала ошибку. Все в том, что ты,кажется, предполагаешь, будто я кому-то и для кого-то приношу себя вжертву. Совсем это не так. Я просто для себя выхожу, потому что мне самойтяжело; а затем, конечно, буду рада, если удастся быть полезною родным, нов моей решимости это не самое главное побуждение..

"Лжет! - думал он про себя, кусая ногти со злости. - Гордячка!Сознаться не хочет, что хочется благодетельствовать! О, низкие характеры!Они и любят, точно ненавидят... О, как я... ненавижу их всех!"

- Одним словом, я выхожу за Петра Петровича, - продолжала Дунечка, потому что из двух зол выбираю меньшее. Я намерена честно исполнить все,чего он от меня ожидает, а стало быть, его не обманываю... Зачем ты таксейчас улыбнулся?

Она тоже вспыхнула, и в глазах ее мелькнул гнев

- Все исполнишь? - спросил он, ядовито усмехаясь

- До известного предела. И манера, и форма сватовства Петра Петровичапоказали мне тотчас же, чего ему надобно. Он, конечно, себя ценит, можетбыть, слишком высоко, но я надеюсь, что он и меня ценит... Чего ты опятьсмеешься?

- А чего ты опять краснеешь? Ты лжешь, сестра, ты нарочно лжешь, поодному только женскому упрямству, чтобы только на своем поставить передомной... Ты не можешь уважать Лужина: я видел его и говорил с ним. Сталобыть, продаешь себя за деньги, и, стало быть, во всяком случае поступаешьнизко, и я рад, что ты, по крайней мере, краснеть можешь!

- Неправда, не лгу!.. - вскричала Дунечка, теряя все хладнокровие, - яне выйду за него, не быв убеждена, что он ценит меня и дорожит мной; невыйду за него, не быв твердо убеждена, что сама могу уважать его. Ксчастию, я могу в этом убедиться наверное, и даже сегодня же. А такой бракне есть подлость, как ты говоришь! А если бы ты был и прав, если б ядействительно решилась на подлость, - разве не безжалостно с твоей сторонытак со мной говорить? Зачем ты требуешь от меня геройства, которого и втебе-то, может быть, нет? Это деспотизм, это насилие! Если я погублю кого,так только себя одну... Я еще никого не зарезала!.. Что ты так смотришь наменя? Что ты так побледнел? Родя, что с тобой? Родя, милый!.

- Господи! До обморока довела! - вскричала Пульхерия Александровна

- Нет, нет... вздор... ничего!.. Немного голова закружилась. Совсем необморок... Дались вам эти обмороки!.. Гм! да... что бишь я хотел? Да: какимобразом ты сегодня же убедишься, что можешь уважать его и что он... ценит,что ли, как ты сказала? Ты, кажется, сказала, что сегодня? Или я ослышался?

- Маменька, покажите брату письмо Петра Петровича, - сказала Дунечка

Пульхерия Александровна дрожащими руками передала письмо. Он с большимлюбопытством взял его. Но прежде чем развернуть, он вдруг как-то судивлением посмотрел на Дунечку

- Странно, - проговорил он медленно, как бы вдруг пораженный новоюмыслию, - да из чего я так хлопочу? Из чего весь крик? Да выходи за когохочешь!

Он говорил как бы для себя, но выговорил вслух и несколько временисмотрел на сестру, как бы озадаченный

Он развернул наконец письмо, все еще сохраняя вид какого-то странногоудивления; потом медленно и внимательно начал читать и прочел два раза

Пульхерия Александровна была в особенном беспокойстве; да и все ждаличего-то особенного

- Это мне удивительно, - начал он после некоторого раздумья ипередавая письмо матери, но не обращаясь ни к кому в частности, - ведь онпо делам ходит, адвокат, и разговор даже у него такой... с замашкой, - аведь как безграмотно пишет

Все пошевелились; совсем не того ожидали

- Да ведь они и все так пишут, - отрывисто заметил Разумихин

- Ты разве читал?