Школьная библиотека

- Нету, Родя. Очень часто ее дома не вижу, оставляет меня одну

Дмитрий Прокофьич, спасибо ему, заходит со мной посидеть и все об тебеговорит. Любит он тебя и уважает, мой друг. Про сестру же не говорю, чтобона уж так очень была ко мне непочтительна. Я ведь не жалуюсь. У ней свойхарактер, у меня свой; у ней свои тайны какие-то завелись; ну у меня тайнот вас нет никаких. Конечно, я твердо уверена, что Дуня слишком умна и,кроме того, и меня и тебя любит... но уж не знаю, к чему все это приведет

Вот ты меня осчастливил теперь, Родя, что зашел, а она-то вот и прогуляла;придет, я и скажу: а без тебя брат был, а ты где изволила время проводить?Ты меня, Родя, очень-то и не балуй: можно тебе - зайди, нельзя - нечегоделать, и так подожду. Ведь я все-таки буду знать, что ты меня любишь, сменя и того довольно. Буду вот твои сочинения читать, буду про тебя слышатьото всех, а нет-нет - и сам зайдешь проведать, чего ж лучше? Ведь вот зашелже теперь, чтоб утешить мать, я ведь вижу..

Тут Пульхерия Александровна вдруг заплакала

- Опять я! Не гляди на меня, дуру! Ах господи, да что ж я сижу, вскричала она, срываясь с места, - ведь кофей есть, а я тебя и не потчую!Вот ведь эгоизм-то старушечий что значит. Сейчас, сейчас!

- Маменька, оставьте это, я сейчас пойду. Я не для того пришел

Пожалуйста, выслушайте меня

Пульхерия Александровна робко подошла к нему

- Маменька, что бы ни случилось, что бы вы обо мне ни услышали, что бывам обо мне ни сказали, будете ли вы любить меня так, как теперь? - спросилон вдруг от полноты сердца, как бы не думая о своих словах и не взвешиваяих

- Родя, Родя, что с тобою? Да как же ты об этом спрашивать можешь! Дакто про тебя мне что-нибудь скажет? Да я и не поверю никому, кто бы ко мнени пришел, просто прогоню

- Я пришел вас уверить, что я вас всегда любил, и теперь рад, что мыодни, рад даже, что Дунечки нет, - продолжал он с тем же порывом, - япришел вам сказать прямо, что хоть вы и несчастны будете, но все-такизнайте, что сын ваш любит вас теперь больше себя и что все, что вы думалипро меня, что я жесток и не люблю вас, все это была неправда. Вас я никогдане перестану любить... Ну и довольно; мне казалось, что так надо сделать иэтим начать..

Пульхерия Александровна молча обнимала его, прижимала к своей груди итихо плакала

- Что с тобой, Родя, не знаю, - сказала она наконец, - думала я всеэто время, что мы просто надоедаем тебе, а теперь вижу по всему, что тебевеликое горе готовится, оттого ты и тоскуешь. Давно я уже предвижу это,Родя. Прости меня, что об этом заговорила; все об этом думаю и по ночам несплю. Эту ночь и сестра твоя всю напролет в бреду пролежала и все о тебевспоминала. Расслушала я что-то, а ничего не поняла. Все утро как передказнью ходила, чего-то ждала, предчувствовала и вот дождалась! Родя, Родя,куда же ты? Едешь, что ли, куда-нибудь?

- Еду

- Так я и думала! Да ведь и я с тобой поехать могу, если тебе надобудет. И Дуня; она тебя любит, она очень любит тебя, и Софья Семеновна,пожалуй, пусть с нами едет, если надо; видишь, я охотно ее вместо дочеридаже возьму. Нам Дмитрий Прокофьич поможет вместе собраться... но... кудаже ты... едешь?

- Прощай, маменька

- Как! Сегодня же! - вскрикнула она, как бы теряя его навеки

- Мне нельзя, мне пора, мне очень нужно..

- И мне нельзя с тобой?

- Нет, а вы станьте на колени и помолитесь за меня богу. Ваша молитва,может, и дойдет

- Дай же я перекрещу тебя, благословлю тебя! Вот так, вот так. О боже,что это мы делаем!

Да, он был рад, он был очень рад, что никого не было, что они былинаедине с матерью. Как бы за все это ужасное время разом размягчилось егосердце. Он упал пред нею, он ей ноги целовал, и оба, обнявшись, плакали. Иона не удивлялась и не расспрашивала на этот раз. Она уже давно понимала,что с сыном что-то ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшнаядля него минута

- Родя, милый мой, первенец ты мой, - говорила она, рыдая, - вот тытеперь такой же, как был маленький, так же приходил ко мне, так же обнимали целовал меня; еще когда мы с отцом жили и бедовали, ты утешал нас однимуже тем, что был с нами, а как я похоронила отца, - то сколько раз мы,обнявшись с тобой вот так, как теперь, на могилке его плакали. А что ядавно плачу, то это сердце материнское беду предузнало. Я как только впервый раз увидела тебя тогда, вечером, помнишь, как мы только что приехалисюда, то все по твоему взгляду одному угадала, так сердце у меня тогда идрогнуло, а сегодня как отворила тебе, взглянула, ну, думаю, видно пришелчас роковой. Родя, Родя, ты ведь не сейчас едешь?

- Нет

- Ты еще придешь?

- Да... приду

- Родя, не сердись, я и расспрашивать не смею. Знаю, что не смею, нотак, два только словечка скажи мне, далеко куда ты едешь?

- Очень далеко

- Что же там, служба какая, карьера, что ли, тебе?

- Что бог пошлет... помолитесь только за меня..

Раскольников пошел к дверям, но она ухватилась за него и отчаяннымвзглядом смотрела ему в глаза. Лицо ее исказилось от ужаса

- Довольно, маменька, - сказал Раскольников, глубоко раскаиваясь, чтовздумал прийти

- Не навек? Ведь еще не навек? Ведь ты придешь, завтра придешь?

- Приду, приду, прощайте

Он вырвался наконец

Вечер был свежий, теплый и ясный; погода разгулялась еще с утра

Раскольников шел в свою квартиру; он спешил. Ему хотелось кончить все дозаката солнца. До тех же пор не хотелось бы с кем-нибудь повстречаться

Поднимаясь в свою квартиру, он заметил, что Настасья, оторвавшись отсамовара, пристально следит за ним и провожает его глазами. "Уж нет ли когоу меня?" - подумал он. Ему с отвращением померещился Порфирий. Но, дойдя досвоей комнаты и отворив ее, он увидел Дунечку. Она сидела одна-одинешенька,в глубоком раздумье и, кажется, давно уже ждала его. Он остановился напороге. Она привстала с дивана в испуге и выпрямилась пред ним. Ее взгляд,неподвижно устремленный не него, изображал ужас и неутолимую скорбь. И поодному этому взгляду он уже понял сразу, что ей все известно

- Что же, мне входить к тебе или уйти? - спросил он недоверчиво

- Я целый день сидела у Софьи Семеновны; мы ждали тебя обе. Мы думали,что ты непременно туда зайдешь

Раскольников вошел в комнату и в изнеможении сел на стул

- Я как-то слаб, Дуня; уж очень устал; а мне бы хотелось хоть в эту-томинуту владеть собою вполне

Он недоверчиво вскинул на нее глазами

- Где же ты был всю ночь?

- Не помню хорошо; видишь, сестра, я окончательно хотел решиться и