Книга "Собачье сердце". Страница 12

занимать до тех пор, пока блистающий меч правосудия не сверкнул над ни

красным лучом. Шв...Р"

Очень настойчиво с залихватской ловкостью играли за двумя стенами н

балалайке, и звуки хитрой вариации "Светит месяц" смешивались в голов

Филиппа Филипповича со словами заметки в ненавистную кашу. Дочитав, о

сухо плюнул через плечо и машинально запел сквозь зубы:

- Све-е-етит месяц... Све-е-етит месяц... Светит месяц... Тьфу

прицепилась, вот окаянная мелодия!

Он позвонил. Зинино лицо просунулось между полотнищами портьеры.

- Скажи ему, что пять часов, чтобы прекратил, и позови его сюда

пожалуйста.

Филипп Филиппович сидел у стола в кресле. Между пальцами левой рук

торчал коричневый окурок сигары. У портьеры, прислонившись к притолоке

стоял, заложив ногу за ногу, человек маленького роста и несимпатично

наружности. Волосы у него на голове росли жесткие, как бы кустами н


выкорчеванном поле, а лицо покрывал небритый пух. Лоб поражал своей мало

вышиной. Почти непосредственно над черными кисточками раскиданных брове

начиналась густая головная щетка.

Пиджак, прорванный под левой мышкой, был усеян соломой, полосаты

брючки на правой коленке продраны, а на левой выпачканы лиловой краской

На шее у человека был повязан ядовито - небесного цвета галстук

фальшивой рубиновой булавкой. Цвет этого галстука был настолько бросок

что время от времени, закрывая утомленные глаза, Филипп Филиппович

полной тьме то на потолке, то на стене видел пылающий факел с голубы

венцом. Открывая их, слеп вновь, так как с полу, разбрызгивая веера света


бросались в глаза лаковые штиблеты с белыми гетрами.

"Как в калошах" - с неприятным чувством подумал Филипп Филиппович

вздохнул, засопел и стал возиться с затухшей сигарой. Человек у двер

мутноватыми глазами поглядывал на профессора и курил папиросу, посыпа

манишку пеплом.

Часы на стене рядом с деревянным рябчиком прозвенели пять раз. Внутр

них еще что-то стонало, когда вступил в беседу Филипп Филиппович.

- Я, кажется, два раза уже просил не спать на полатях в кухне - те

более днем?

Человек кашлянул сипло, точно подавившись косточкой, и ответил:

- Воздух в кухне приятнее.

Голос у него был необыкновенный, глуховатый, и в то же время гулкий

как в маленький бочонок.

Филипп Филиппович покачал головой и спросил:

- Откуда взялась эта гадость? Я говорю о галстуке.

Человечек, глазами следуя пальцу, скосил их через оттопыренную губу

любовно поглядел на галстук.

- Чем же "гадость"? - заговорил он, - шикарный галстук. Дарь

Петровна подарила.

- Дарья Петровна вам мерзость подарила, вроде этих ботинок. Что эт

за сияющая чепуха? Откуда? Я что просил? Купить при-лич-ные ботинки; а эт

что? Неужели доктор Борменталь такие выбрал?

- Я ему велел, чтобы лаковые. Что я, хуже людей? Пойдите на Кузнецки

- все в лаковых.

Филипп Филиппович повертел головой и заговорил веско:

- Спанье на полатях прекращается. Понятно? Что это за нахальство

Ведь вы мешаете. Там женщины.

Лицо человека потемнело и губы оттопырились.

- Ну, уж и женщины. Подумаешь. Барыни какие. Обыкновенная прислуга,

форсу как у комиссарши. Это все Зинка ябедничает.

Филипп Филиппович глянул строго:

- Не сметь называть Зину Зинкой! Понятно?

Молчание.

- Понятно, я вас спрашиваю?

- Понятно.

- Убрать эту пакость с шеи. Вы... ...Вы посмотрите на себя в зеркал

на что вы похожи. Балаган какой-то. Окурки на пол не бросать - в сотый ра

прошу. Чтобы я более не слышал ни одного ругательного слова в квартире! Н

плевать! Вот плевательница. С писсуаром обращаться аккуратно. С Зино

всякие разговоры прекратить. Она жалуется, что вы в темноте е

подкарауливаете. Смотрите! Кто ответил пациенту "пес его знает"!? Что вы

в самом деле, в кабаке, что ли?

- Что-то вы меня, папаша, больно утесняете, - вдруг плаксив

выговорил человек.

Филипп Филиппович покраснел, очки сверкнули.

- Кто это тут вам папаша? Что это за фамильярности? Чтобы я больше н

слышал этого слова! Называть меня по имени и отчеству!

Дерзкое выражение загорелось в человеке.

- Да что вы все... То не плевать. То не кури. Туда не ходи... Что у

это на самом деле? Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даете?!

насчет "папаши" - это вы напрасно. Разве я просил мне операцию делать?

человек возмущенно лаял. - Хорошенькое дело! Ухватили животную

исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своег

разрешения на операцию не давал. А равно (человек завел глаза к потолк

как бы вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, име

право предъявить.

Глаза Филиппа Филипповича сделались совершенно круглыми, сигар

вывалилась из рук. "Ну, тип", - пролетело у него в голове.

- Вы изволите быть недовольным, что вас превратили в человека

Прищурившись спросил он. - Вы, может быть, предпочитаете снова бегать п

помойкам? Мерзнуть в подворотнях? Ну, если бы я знал...

- Да что вы все попрекаете - помойка, помойка. Я свой кусок хлеб

добывал. А если бы я у вас помер под ножом? Вы что на это выразите

товарищ?

- Филипп Филиппович! - раздраженно воскликнул Филипп Филиппович, -

вам не товарищ! Это чудовищно! "Кошмар, кошмар", - подумалось ему.

- Уж, конечно, как же... - иронически заговорил человек и победоносн

отставил ногу, - мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы

университетах не обучались, в квартирах по 15 комнат с ванными не жили

Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет сво

право...

Филипп Филиппович, бледнея, слушал рассуждения человека. Тот прерва

речь и демонстративно направился к пепельнице с изжеванной папиросой

руке. Походка у него была развалистая. Он долго мял окурок в раковине

выражением, ясно говорящим: "На! На!". Затушив папиросу, он на ходу вдру

лязгнул зубами и сунул нос под мышку.

- Пальцами блох ловить! Пальцами! - яростно крикнул Филип

Филиппович, - и я не понимаю - откуда вы их берете?

- Да что уж, развожу я их, что ли? - обиделся человек, - видно, блох

меня любят, - тут он пальцами пошарил в подкладке под рукавом и выпустил

воздух клок рыжей легкой ваты.

Филипп Филиппович обратил взор к гирляндам на потолке и забарабани

пальцами по столу. Человек, казнив блоху, отошел и сел на стул. Руки о

при этом, опустив кисти, развесил вдоль лацканов пиджака. Глаза ег

скосились к шашкам паркета. Он созерцал свои башмаки и это доставляло ем

большое удовольствие. Филипп Филиппович посмотрел туда, где сияли резки

блики на тупых носках, глаза прижмурил и заговорил:

- Какое дело еще вы мне хотели сообщить?

- Да что ж дело! Дело простое. Документ, Филипп Филиппович, мне надо.

Филиппа Филипповича несколько передернуло.

- Хм... Черт! Документ! Действительно... Кхм... А, может быть, эт

как-нибудь можно... - Голос его звучал неуверенно и тоскливо.

- Помилуйте, - уверенно ответил человек, - как же так без документа

Это уж - извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строг

воспрещается существовать. Во-первых, домком...

- Причем тут домком?

- Как это при чем? Встречают, спрашивают - когда ж ты, говорят

многоуважаемый, пропишешься?

- Ах, ты, господи, - уныло воскликнул Филипп Филиппович,

встречаются, спрашивают... Воображаю, что вы им говорите. Ведь я же ва

запрещал шляться по лестницам.

- Что я, каторжный? - удивился человек, и сознание его правот

загорелось у него даже в рубине. - Как это так "шляться"?! Довольно обидн

ваши слова. Я хожу, как все люди.

При этом он посучил лакированными ногами по паркету.

Филипп Филиппович умолк, глаза его ушли в сторону. "Надо все-так

сдерживать себя", - подумал он. Подойдя к буфету, он одним духом выпи

стакан воды.

- Отлично-с, - поспокойнее заговорил он, - дело не в словах. Итак

что говорит этот ваш прелестный домком?

- Что ж ему говорить... Да вы напрасно его прелестным ругаете. О

интересы защищает.

- Чьи интересы, позвольте осведомиться?

- Известно чьи - трудового элемента.

Филипп Филиппович выкатил глаза.

- Почему же вы - труженик?

- Да уж известно - не нэпман.

- Ну, ладно. Итак, что же ему нужно в защитах вашего революционног

интереса?

- Известно что - прописать меня. Они говорят - где ж это видано, что

человек проживал непрописанный в Москве. Это - раз. А самое главно

учетная карточка. Я дезертиром быть не желаю. Опять же - союз, биржа...

- Позвольте узнать, по чему я вас пропишу? По этой скатерти или п

своему паспорту? Ведь нужно все-таки считаться с положением. Не забывайте

что вы... э... гм... Вы ведь, так сказать, - неожиданно явившеес






Возможно заинтересуют книги: