Школьная библиотека

существо, лабораторное. - Филипп Филиппович говорил все менее уверенно.

Человек победоносно молчал.

- Отлично-с. Что же, в конце концов, нужно, чтобы вас прописать

вообще устроить все по плану этого вашего домкома? Ведь у вас же нет н

имени, ни фамилии.

- Это вы несправедливо. Имя я себе совершенно спокойно могу избрать

Пропечатал в газете и шабаш.

- Как же вам угодно именоваться?

Человек поправил галстук и ответил:

- Полиграф Полиграфович.

- Не валяйте дурака, - хмуро отозвался Филипп Филиппович, - я с вам

серьезно говорю.

Язвительная усмешка искривила усишки человека.

- Что-то не пойму я, - заговорил он весело и осмысленно. - Мне п

матушке нельзя. Плевать - нельзя. А от вас только и слышу: "дурак, дурак"

Видно только профессорам разрешается ругаться в ресефесере.

Филипп Филиппович налился кровью и, наполняя стакан, разбил его

Напившись из другого, подумал: "Еще немного, он меня учить станет и буде

совершенно прав. В руках не могу держать себя".

Он повернулся на стуле, преувеличенно вежливо склонил стан и

железной твердостью произнес:

- Из-вините. У меня расстроены нервы. Ваше имя показалось мн

странным. Где вы, интересно знать, откопали себе такое?

- Домком посоветовал. По календарю искали - какое тебе, говорят? Я

выбрал.

- Ни в каком календаре ничего подобного быть не может.

- Довольно удивительно, - человек усмехнулся, - когда у вас

смотровой висит.

Филипп Филиппович, не вставая, закинулся к кнопке на обоях и н

звонок явилась Зина.

- Календарь из смотровой.

Протекла пауза. Когда Зина вернулась с календарем, Филипп Филиппови

спросил:

- Где?

- 4-го марта празднуется.

- Покажите... гм... черт... В печку его, Зина, сейчас же.

Зина, испуганно тараща глаза, ушла с календарем, а человек покача

укоризненно головою.

- Фамилию позвольте узнать?

- Фамилию я согласен наследственную принять.

- Как? Наследственную? Именно?

- Шариков

В кабинете перед столом стоял председатель домкома Швондер в кожано

тужурке. Доктор Борменталь сидел в кресле. При этом на румяных от мороз

щеках доктора (он только что вернулся) было столь же растерянно

выражение, как и у Филиппа Филипповича, сидящего рядом.

- Как же писать? - Нетерпеливо спросил он.

- Что же, - заговорил Швондер, - дело несложное. Пишит

удостоверение, гражданин профессор. Что так, мол, и так, предъявитель сег

действительно Шариков Полиграф Полиграфович, гм... Зародившийся в вашей

мол, квартире.

Борменталь недоуменно шевельнуляF в кресле. Филипп Филиппович дерну

усом.

- Гм... Вот черт! Глупее ничего себе и представить нельзя. Ничего о

не зародился, а просто... Ну, одним словом...

- Это - ваше дело, - со спокойным злорадством вымолвил Швондер

зародился или нет... В общем и целом ведь вы делали опыт, профессор! Вы

создали гражданина Шарикова.

- И очень просто, - пролаял Шариков от книжного шкафа. Он вглядывалс

в галстук, отражавшийся в зеркальной бездне.

- Я бы очень просил вас, - огрызнулся Филипп Филиппович, - н

вмешиваться в разговор. Вы напрасно говорите "и очень просто" - это очен

не просто.

- Как же мне не вмешиваться, - обидчиво забубнил Шариков.

Швондер немедленно его поддержал.

- Простите, профессор, гражданин Шариков совершенно прав. Это ег

право - участвовать в обсуждении его собственной участи, в особенност

постольку, поскольку дело касается документов. Документ - самая важна

вещь на свете.

В этот момент оглушительный трезвон над ухом оборвал разговор. Филип

Филиппович сказал в трубку: "да"... Покраснел и закричал:

- Прошу не отрывать меня по пустякам. Вам какое дело? - и он с сило

всадил трубку в рогульки

Голубая радость разлилась по лицу Швондера.

Филипп Филиппович, багровея, прокричал:

- Одним словом, кончим это.

Он оторвал листок от блокнота и набросал несколько слов, зате

раздраженно прочитал вслух:

- "Сим удостоверяю"... Черт знает, что такое... гм... "Предъявител

сего - человек, полученный при лабораторном опыте путем операции н

головном мозгу, нуждается в документах"... Черт! Да я вообще проти

получения этих идиотских документов. Подпись - "профессор Преображенский".

- Довольно странно, профессор, - обиделся Швондер, - как это так в

документы называете идиотскими? Я не могу допустить пребывания в дом

бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией.

вдруг война с империалистическими хищниками?

- Я воевать не пойду никуда! - вдруг хмуро тявкнул Шариков в шкаф.

Швондер оторопел, но быстро оправился и учтиво заметил Шарикову:

- Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. Н

воинский учет необходимо взяться.

- На учет возьмусь, а воевать - шиш с маслом, - неприязненно ответи

Шариков, поправляя бант.

Настала очередь Швондера смутиться. Преображенский злобно и тосклив

переглянулся с Борменталем: "Не угодно ли - мораль". Борментал

многозначительно кивнул головой.

- Я тяжко раненный при операции, - хмуро подвыл Шариков, - меня

вишь, как отделали, - и он показал на голову. Поперек лба тянулся очен

свежий операционный шрам.

- Вы анархист-индивидуалист? - спросил Швондер, высоко поднима

брови.

- Мне белый билет полагается, - ответил Шариков на это.

- Ну-с, хорошо-с, не важно пока, - ответил удивленный Швондер, - фак

в том, что мы удостоверение профессора отправим в милицию и нам выдаду

документ.

- Вот что, э... - внезапно перебил его Филипп Филиппович, очевидн

терзаемый какой-то думой, - нет ли у вас в доме свободной комнаты?

согласен ее купить.

Желтенькие искры появились в карих глазах Швондера.

- Нет, профессор, к величайшему сожалению. И не предвидится.

Филипп Филиппович сжал губы и ничего не сказал. Опять как оглашенны

загремел телефон. Филипп Филиппович, ничего не спрашивая, молча сброси

трубку с рогулек так, что она, покрутившись немного, повисла на голубо

шнуре. Все вздрогнули. "Изнервничался старик", - подумал Борменталь,

Швондер, сверкая глазами, поклонился и вышел.

Шариков, скрипя сапожным рантом, отправился за ним следом.

Профессор остался наедине с Борменталем. Немного помолчав, Филип

Филиппович мелко потряс головой и заговорил.

- Это кошмар, честное слово. Вы видите? Клянусь вам, дорогой доктор

я измучился за эти две недели больше, чем за последние 14 лет! Вот - тип

я вам доложу...

В отдалении глухо треснуло стекло, затем вспорхнул заглушенны

женский визг и тотчас потух. Нечистая сила шарахнула по обоям в коридоре

направляясь к смотровой, там чем-то грохнуло и мгновенно пролетел

обратно. Захлопали двери, и в кухне отозвался низкий крик Дарьи Петровны

Затем завыл Шариков.

- Боже мой, еще что-то! - закричал Филипп Филиппович, бросаясь

дверям

- Кот, - сообразил Борменталь и выскочил за ним вслед. Они понеслис

по коридору в переднюю, ворвались в нее, оттуда свернули в коридор

уборной и ванной. Из кухни выскочила Зина и вплотную наскочила на Филипп

Филипповича.

- Сколько раз я приказывал - котов чтобы не было, - в бешенств

закричал Филипп Филиппович. - Где он?! Иван Арнольдович, успокойте, рад

бога, пациентов в приемной!

- В ванной, в ванной проклятый черт сидит, - задыхаясь, закричал

Зина.

Филипп Филиппович навалился на дверь ванной, но та не поддавалась.

- Открыть сию секунду!

В ответ в запертой ванной по стенам что-то запрыгало, обрушилис

тазы, дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью:

- Убью на месте...

Вода зашумела по трубам и полилась. Филипп Филиппович налег на двер

и стал ее рвать. Распаренная Дарья Петровна с искаженным лицом появилас

на пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее под самым потолком ванно

в кухню, треснуло червиной трещиной и из него вывалились два осколка, а з

ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и с голубым банто

на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинное блюдо

расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах,