Школьная библиотека

Потрудитесь внести.

- Хорошенькое дело, - ответил Шариков, испугавшись, - это за чт

такое?

- За кран и за кота, - рявкнул вдруг Филипп Филиппович, выходя и

состояния иронического спокойствия.

- Филипп Филиппович, - тревожно воскликнул Борменталь.

- Погодите. За безобразие, которое вы учинили и благодаря котором

сорвали прием. Это же нестерпимо. Человек, как первобытный, прыгает п

всей квартире, рвет краны. Кто убил кошку у мадам Поласухер? Кто...

- Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице, - подлете

Борменталь.

- Вы стоите... - рычал Филипп Филиппович.

- Да она меня по морде хлопнула, - взвизгнул Шариков, - у меня н

казенная морда!

- Потому что вы ее за грудь ущипнули, - закричал Борменталь

опрокинув бокал, - вы стоите...

- Вы стоите на самой низшей ступени развития, - перекричал Филип

Филиппович, - вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношени

существо, все ваши поступки чисто звериные, и вы в присутствии двух люде

с университетским о1разованием позволяете себе с развязностью совершенн

невыносимой подавать какие-то советы космического масштаба и космическо

же глупости о том, как все поделить... А в то же время вы наглоталис

зубного порошку...

- Третьего дня, - подтвердил Борменталь.

- Ну вот-с, - гремел Филипп Филиппович, - зарубите себе на носу

кстати, почему вы стерли с него цинковую мазь? - Что вам нужно молчать

слушать, что вам говорят. Учиться и стараться стать хоть сколько-нибуд

приемлемым членом социалистического общества. Кстати, какой негодя

снабдил вас этой книжкой?

- Все у вас негодяи, - испуганно ответил Шариков, оглушенны

нападением с двух сторон.

- Я догадываюсь, - злобно краснея, воскликнул Филипп Филиппович.

- Ну, что же. Ну, Швондер дал. Он не негодяй... Что я развивался...

- Я вижу, как вы развиваетесь после Каутского, - визгливо и пожелтев

крикнул Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал на кнопку в стене

Сегодняшний случай показывает это как нельзя лучше. Зина!

- Зина! - кричал Борменталь.

- Зина! - орал испуганный Шариков.

Зина прибежала бледная.

- Зина, там в приемной... Она в приемной?

- В приемной, - покорно ответил Шариков, - зеленая, как купорос.

- Зеленая книжка...

- Ну, сейчас палить, - отчаянно воскликнул Шариков, - она казенная

из библиотеки!

- Переписка - называется, как его... Энгельса с этим чертом...

печку ее!

Зина улетела.

- Я бы этого Швондера повесил, честное слово, на первом суку

воскликнул Филипп Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, - сиди

изумительная дрянь в доме - как нарыв. Мало того, что он пишет всяки

бессмысленные пасквили в газетах...

Шариков злобно и иронически начал коситься на профессора. Филип

Филиппович в свою очередь отправил ему косой взгляд и умолк.

"Ох, ничего доброго у нас, кажется, не выйдет в квартире", - вдру

пророчески подумал Борменталь.

Зина унесла на круглом блюде рыжую с правого и румяную с левого бок

бабу и кофейник.

- Я не буду ее есть, - сразу угрожающе-неприязненно заявил Шариков.

- Никто вас не приглашает. Держите себя прилично. Доктор, прошу вас.

В молчании закончился обед.

Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею

Филипп Филиппович поглядел на часы, нажал на репетитор и они проиграл

нежно восемь с четвертью. Филипп Филиппович откинулся по своем

обыкновению на готическую спинку и потянулся к газете на столике.

- Доктор, прошу вас, съездите с ним в цирк. Только, ради бога

посмотрите в программе - котов нету?

- И как такую сволочь в цирк пускают, - хмуро заметил Шариков

покачивая головой.

- Ну, мало ли кого туда допускают, - двусмысленно отозвался Филип

Филиппович, - что там у них?

- У Соломонского, - стал вычитывать Борменталь, - четыре какие-то..

юссемс и человек мертвой точки.

- Что за юссемс? - Подозрительно осведомился Филипп Филиппович.

- Бог их знает. Впервые это слово встречаю.

- Ну, тогда лучше смотрите у Никитиных. Необходимо, чтобы было вс

ясно.

- У Никитиных... У Никитиных... Гм... Слоны и предел человеческо

ловкости.

- Так-с. Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков

Недоверчиво спросил Филипп Филиппович.

Тот обиделся.

- Что же, я не понимаю, что ли. Кот - другое дело. Слоны - животны

полезные, - ответил Шариков.

- Ну-с и отлично. Раз полезные, поезжайте и поглядите на них. Иван

Арнольдовича слушаться надо. И ни в какие разговоры там не пускаться

буфете! Иван Арнольдович, покорнейше прошу пива Шарикову не предлагать.

Через 10 минут Иван Арнольдович и Шариков, одетый в кепку с утины

носом и в драповое пальто с поднятым воротником, уехали в цирк. В квартир

стихло. Филипп Филиппович оказался в своем кабинете. Он зажег лампу по

тяжелым зеленым колпаком, отчего в громадном кабинете стало очень мирно,

начал мерять комнату. Долго и жарко светился кончик сигары бледно-зелены

огнем. Руки профессор заложил в карманы брюк и тяжкая дума терзала ег

ученый с взлизами лоб. Он причмокивал, напевал сквозь зубы "к берега

священным Нила..." И что-то бормотал. Наконец, отложил сигару

пепельницу, подошел к шкафу, сплошь состоящему из стекла, и весь кабине

осветил тремя сильнейшими огнями с потолка. Из шкафа, с третьей стеклянно

полки Филипп Филиппович вынул узкую банку и стал, нахмурившись

рассматривать ее на свет огней. В прозрачной и тяжкой жидкости плавал, н

падая на дно, малый беленький комочек, извлеченный из недр Шарикова мозга

Пожимая плечами, кривя губы и хмыкая, Филипп Филиппович пожирал ег

глазами, как будто в белом нетонущем комке хотел разглядеть причин

удивительных событий, перевернувших вверх дном жизнь в пречистенско

квартире.

Очень возможно, что высокоученый человек ее и разглядел. По крайне

мере, вдоволь насмотревшись на придаток мозга, он банку спрятал в шкаф

запер его на ключ, ключ положил в жилетный карман, а сам обрушился, вдави

голову в плечи и глубочайше засунув руки в карманы пиджака, на кож

дивана. Он долго палил вторую сигару, совершенно изжевав ее конец, и

наконец, в полном одиночестве, зелено окрашенный, как седой Фауст

воскликнул:

- Ей-богу, я, кажется, решусь.

Никто ему не ответил на это. В квартире прекратились всякие звуки.

обуховом переулке в одиннадцать часов, как известно, затихает движение

Редко-редко звучали отдаленные шаги запоздавшего пешехода, они постукивал

где-то за шторами и угасали. В кабинете нежн