Школьная библиотека

Борменталь подлетел к нему и нежно и тревожно взял его за рукав.

- Вы, знаете, не нахальничайте, мосье Шариков! - Борменталь очен

повысил голос. Шариков отступил, вытащил из кармана три бумаги: зелену

желтую и белую и, тыча в них пальцами, заговорил:

- Вот. Член жилищного товарищества, и площадь мне полагаетс

определенно в квартире номер пять у ответственного съемщик

Преображенского в шестнадцать квадратных аршин, - Шариков подумал

добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу, как ново

благоволите.

Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил:

- Клянусь, что я этого Швондера в конце концов застрелю.

Шариков в высшей степени внимательно и остро принял эти слова, чт

было видно по его глазам.

- Филипп Филиппович, vorsichtig... - предостерегающе нача

Борменталь.

- Ну, уж знаете... Если уж такую подлость!.. - вскричал Филип

Филиппович по-русски. - Имейте в виду, Шариков... Господин, что я, если в

позволите себе еще одну наглую 2ыходку, я лишу вас обеда и вообще питани

в моем доме. 16 Аршин - это прелестно, но ведь я вас не обязан кормить п

этой лягушечьей бумаге!

Тут Шариков испугался и приоткрыл рот.

- Я без пропитания оставаться не могу, - забормотал он, - где же

буду харчеваться?

- Тогда ведите себя прилично! - в один голос заявили оба эскулапа.

Шариков значительно притих и в тот день не причинил никакого вред

никому, за исключением самого себя: пользуясь небольшой отлучко

Борменталя, он завладел его бритвой и распорол себе скулы так, что Филип

Филиппович и доктор Борменталь накладывали ему на порез швы, отчег

Шариков долго выл, заливаясь слезами.

Следующую ночь в кабинете профессора в зеленом полумраке сидели дво

- сам Филипп Филиппович и верный, привязанный к нему Борменталь. В дом

уже спали. Филипп Филиппович был в своем лазоревом халате и красны

туфлях, а Борменталь в рубашке и синих подтяжках. Между врачами на кругло

столе рядом с пухлым альбомом стояла бутылка коньяку, блюдечко с лимоном

сигарный ящик. Ученые, накурив полную комнату, с жаром обсуждали последни

события: этим вечером Шариков присвоил в кабинете Филиппа Филипповича дв

червонца, лежавшие под пресс-папье, пропал из квартиры, вернулся поздно

совершенно пьяный. Этого мало. С ним явились две неизвестных личности

шумевших на парадной лестнице и изъявивших желание ночевать в гостях

Шарикова. Удалились означенные личности лишь после того, как Федор

присутствовавший при этой сцене в осеннем пальто, накинутом сверх белья

позвонил по телефону в 45 отделение милиции. Личности мгновенно отбыли

лишь только Федор повесил трубку. Неизвестно куда после ухода личносте

задевалась малахитовая пепельница с подзеркальника в передней боброва

шапка Филиппа Филипповича и его же трость, на каковой трости золотой вязь

было написано: "Дорогому и уважаемому Филиппу Филипповичу благодарны

ординаторы в день ...ъ", дальше шла римская цифра X.

- Кто они такие? - наступал Филипп Филиппович, сжимая кулаки н

Шарикова.

Тот, шатаясь и прилипая к шубам, бормотал насчет того, что личност

ему неизвестны, что они не сукины сыны какие-нибудь, а - хорошие.

- Изумительнее всего, что ведь они же оба пьяные... Как же он

ухитрились? - поражался Филипп Филиппович, глядя на то место в стойке, гд

некогда помещалась память юбилея.

- Специалисты, - пояснил Федор, удаляясь спать с рублем в кармане.

От двух червонцев Шариков категорически отперся и при этом выговори

что-то неявственное насчет того, что вот, мол, он не один в квартире.

- Ага, быть может, это доктор Борменталь свистнул червонцы?

осведомился Филипп Филиппович тихим, но страшным по оттенку голосом.

Шариков качнулся, открыл совершенно посоловевшие глаза и высказа

предположение:

- А может быть, Зинка взяла...

- Что такое?.. - закричала Зина, появившись в дверях как привидение

прикрывая на груди расстегнутую кофточку ладонью, - да как он...

Шея Филиппа Филипповича налилась красным цветом.

- Спокойно, Зинуша, - молвил он, простирая к ней руку, - не волнуйся

мы все это устроим.

Зина немедленно заревела, распустив губы, и ладонь запрыгала у нее н

ключице.

- Зина, как вам не стыдно? Кто же может подумать? Фу, какой срам!

заговорил Борменталь растерянно.

- Ну, Зина, ты - дура, прости господи, - начал было Филип

Филиппович.

Но тут Зинин плач прекратился сам собой и все умолкли. Шарикову стал

нехорошо. Стукнувшись головой об стену он издал звук - не то "и", не т

"е" - вроде "эээ"! Лицо его побледнело и судорожно задвигалась челюсть.

- Ведро ему, негодяю, из смотровой дать!

И все забегали, ухаживая за заболевшим Шариковым. Когда его отводил

спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодическ

ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.

Вся эта история произошла около часу, а теперь было часа

пополуночи, но двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком

лимоном. Накурили они до того, что дым двигался густыми медленным

плоскостями, даже не колыхаясь.

Доктор Борменталь, бледный, с очень решительными глазами, подня

рюмку с стрекозиной талией.

- Филипп Филиппович, - прочувственно воскликнул он, - я никогда н

забуду, как я полуголодным студентом явился к вам, и вы приютили меня пр

кафедре. Поверьте, Филипп Филиппович, вы для меня гораздо больше, че

профессор, учитель... Мое безмерное уважение к вам... Позвольте ва

поцеловать, дорогой Филипп Филиппович.

- Да, голубчик, мой... - Растерянно промычал Филипп Филиппович

поднялся навстречу. Борменталь его обнял и поцеловал в пушистые, сильн

прокуренные усы.

- Ей-богу, Филипп Фили...

- Так растрогали, так растрогали... Спасибо вам, - говорил Филип

Филиппович, - голубчик, я иногда на вас ору на операциях. Уж простит

стариковскую вспыльчивость. В сущности ведь я так одинок... "От Севильи д

Гренады..."

- Филипп Филиппович, не стыдно ли вам?.. - искренно воскликну

пламенны Борменталь, - если вы не хотите меня обижать, не говорите мн

больше таким образом...

- Ну, спасибо вам... "К берегам священным Нила..." Спасибо... И я ва

полюбил как способного врача.

- Филипп Филиппович, я вам говорю!.. - страстно воскликну

Борменталь, сорвался с места, плотнее прикрыл дверь, ведущую в коридор и

вернувшись, продолжал шепотом, - ведь это - единственный исход. Я не сме

вам, конечно, давать советы, но, Филипп Филиппович, посмотрите на себя, в

совершенно замучились, ведь так нельзя же больше работать!

- Абсолютно невозможно, - вздохнув, подтвердил Филипп Филиппович.

- Ну, вот, это же немыслимо, - шептал Борменталь, - в прошлый раз в

говорили, что боитесь за меня, если бы вы знали, дорогой профессор, как в

меня этим тронули. Но ведь я же не мальчик и сам соображаю, насколько эт

может получиться ужасная шутка. Но по моему глубокому убеждению, другог

выхода нет.

Филипп Филиппович встал, замахал на него руками и воскликнул:

- И не соблазняйте, даже и не говорите, - профессор заходил п

комнате, закачав дымные волны, - и слушать не буду. Понимаете, чт

получиться, если нас накроют. Нам ведь с вами на "принимая во внимани

происхождение" - отъехать не придется, невзирая на нашу первую судимость

Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой?

- Какой там черт! Отец был судебным следователем в Вильно, - горестн

ответил Борменталь, допивая коньяк.

- Ну вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность

Пакостнее и представить себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня ещ

хуже. Отец - кафедральный протоиерей. Мерси. "От Севильи до Гренады...

тихом сумраке ночей..." Вот, черт ее возьми.

- Филипп Филиппович, вы - величина мирового значения, и из-з

какого-то извините за выражение, сукиного сына... Да разве они могут ва

тронуть, помилуйте!

- Тем более, не пойду на это, - задумчиво возразил Филипп Филиппович

останавливаясь и озираясь на стеклянный шкаф.

- Да почему?

- Потому что вы-то ведь не величина мирового значения.

- Где уж...

- Ну вот-с. А бросать коллегу в случае катастрофы, самому ж

выскочить на мировом значении, простите... Я - московский студент, а н

Шариков.

Филипп Филиппович горделиво поднял плечи и сделался похож н

французского древнего короля.

- Филипп Филиппович, эх... - горестно воскликнул Борменталь,

значит, что же? Теперь вы будете ждать, пока удастся из этого хулиган

сделать человека?

Филипп Филиппович жестом руки остановил его, налил себе коньяку

хлебнул, пососал лимон и заговорил:

- Иван Арнольдович, как по-вашему, я понимаю что-либо в анатомии

физиологии, ну скажем, человеческого мозгового аппарата? Как ваше мнение?

- Филипп Филиппович, что вы спрашиваете! - с большим чувством ответи

Борменталь и развел руками.

- Ну, хорошо. Без ложной скромности. Я тоже полагаю, что в этом я н