Школьная библиотека

однако, на следующее утро по той причине, что Полиграф Полиграфович исче

из дома. Борменталь пришел в яростное отчаяние, обругал себя ослом за то

что не спрятал ключ от парадной двери, кричал, что это непростительно,

кончил пожеланием, чтобы Шариков попал под автобус. Филипп Филиппови

сидел в кабинете, запустив пальцы в волосы, и говорил:

- Воображаю, что будет твориться на улице... Вообража-а-ю. "О

Севильи до Гренады", боже мой.

- Он в домкоме еще может быть, - бесновался Борменталь и куда-т

бегал.

В домкоме он поругался с председателем Швондером до того, что тот се

писать заявление в народный суд Хамовнического района, крича при этом, чт

он не сторож питомца профессора Преображенского, тем более, что это

питомец Полиграф не далее, как вчера, оказался прохвостом, взяв в домком

якобы на покупку учебников в кооперативе 7 рублей.

Федор, заработавший на этом деле три рубля, обыскал весь дом сверх

до низу. Нигде никаких следов Шарикова не было.

Выяснилось только одно что Полиграф отбыл на рассвете в кепке,

шарфе и пальто, захватив с собой бутылку рябиновой в буфете, перчатк

доктора Борменталя и все свои документы. Дарья Петровна и Зина, н

скрывая, выразили свою бурную радость и надежду, что Шариков больше н

вернется. У Дарьи Петровны Шариков занял накануне три рубля пятьдеся

копеек.

- Так вам и надо! - рычал Филипп Филиппович, потрясая кулаками. Целы

день звенел телефон, звенел телефон на другой день. Врачи принимал

необыкновенное количество пациентов, а на третий день вплотную встал

кабинете вопрос о том, что нужно дать знать в милицию, каковая должн

разыскать Шарикова в московском омуте.

И только что было произнесено слово "милиция", как благоговейну

тишину обухова переулка прорезал лай грузовика и окна в доме дрогнули

Затем прозвучал уверенный звонок, и Полиграф Полиграфович вошел

необычайным достоинством, в полном молчании снял кепку, пальто повесил н

рога и оказался в новом виде. На нем была кожаная куртка с чужого плеча

кожаные же потертые штаны и английские высокие сапожки со шнуровкой д

колен. Неимоверный запах котов сейчас расплылся по всей передней

Преображенский и Борменталь точно по команде скрестили руки на груди

стали у притолоки и ожидали первых сообщений от Полиграфа Полиграфовича

Он пригладил жесткие волосы, кашлянул и осмотрелся так, что видно было

смущение Полиграф желает скрыть при помощи развязности.

- Я, Филипп Филиппович, - начал он наконец говорить, - на должност

поступил.

Оба врача издали неопределенный сухой звук горлом и шевельнулись

Преображенский опомнился первый, руку протянул и молвил:

- Бумагу дайте.

Было напечатано: "Предъявитель сего товарищ Полиграф Полиграфови

Шариков действительно состоит заведующим подотделом очистки города Москв

от бродячих животных (котов и пр.) В отделе МКХ".

- Так, - тяжело молвил Филипп Филиппович, - кто же вас устроил? Ах

впрочем я и сам догадываюсь.

- Ну, да, Швондер, - ответил Шариков.

- Позвольте вас спросить - почему от вас так отвратительно пахнет?

Шариков понюхал куртку озабоченно.

- Ну, что ж, пахнет... Известно: по специальности. Вчера кото

душили, душили...

Филипп Филиппович вздрогнул и посмотрел на Борменталя. Глаза у тог

напоминали два черных дула, направленных на Шарикова в упор. Без всяки

предисловий он двинулся к Шарикову и легко и уверенно взял его за глотку.

- Караул! - пискнул Шариков, бледнея.

- Доктор!

- Ничего не позволю себе дурного, Филипп Филиппович, - н

беспокойтесь, - железным голосом отозвался Борменталь и завопил: - Зина

Дарья Петровна!

Те появились в передней.

- Ну, повторяйте, - сказал Борменталь и чуть-чуть притиснул горл

Шарикова к шубе, - извините меня...

- Ну хорошо, повторяю, - сиплым голосом ответил совершенно пораженны

Шариков, вдруг набрал воздуху, дернулся и попытался крикнуть "караул", н

крик не вышел и голова его совсем погрузилась в шубу.

- Доктор, умоляю вас.

Шариков закивал головой, давая знать, что он покоряется и буде

повторять.

- ...Извините меня, многоуважаемая Дарья Петровна и Зинаида?..

- Прокофьевна, - шепнула испуганно Зина.

- Уф, Прокофьевна... - говорил, перехватывая воздух, охрипши

Шариков, - ...что я позволил себе...

- Себе гнусную выходку ночью в состоянии опьянения

- Опьянения...

- Никогда больше не буду...

- Не бу...

- Пустите, пустите его, Иван Арнольдович, - взмолились одновременн

обе женщины, - вы его задушите.

Борменталь выпустил Шарикова на свободу и сказал:

- Грузовик вас ждет?

- Нет, - почтительно ответил Полиграф, - он только меня привез.

- Зина, отпустите машину. Теперь имейте в виду следующее: вы опят

вернулись в квартиру Филиппа Филипповича?

- Куда же мне еще? - робко ответил Шариков, блуждая глазами.

- Отлично-с. Быть тише воды, ниже травы. В противном случае за кажду

безобразную выходку будете иметь со мною дело. Понятно?

- Понятно, - ответил Шариков.

Филипп Филиппович во все время насилия над Шариковым хранил молчание

Как-то жалко он съежился у притолоки и грыз ноготь, потупив глаза

паркет. Потом вдруг поднял их на Шарикова и спросил, глухо

автоматически:

- Что же вы делаете с этими... С убитыми котами?

- На польты пойдут, - ответил Шариков, - из них белок будут делать н

рабочий кредит.

Засим в квартире настала тишина и продолжалась двое суток. Полигра

Полиграфович утром уезжал на грузовике, появлялся вечером, тихо обедал

компании Филиппа Филипповича и Борменталя.

Несмотря на то, что Борменталь и Шариков спали в одной комнат

приемной, они не разговаривали друг с другом, так что Борментал

соскучился первый.

Дня через два в квартире появилась худенькая с подрисованными глазам

барышня в кремовых чулочках и очень смутилась при виде великолепи

квартиры. В потертом пальтишке она шла следом за Шариковым и в передне

столкнулась с профессором.

Тот оторопелый остановился, прищурился и спросил:

- Позвольте узнать?

- Я с ней расписываюсь, это - наша машинистка, жить со мной будет

Борменталя надо будет выселить из приемной. У него своя квартира есть,

крайне неприязненно и хмуро пояснил Шариков.

Филипп Филиппович поморгал глазами, подумал, глядя на побагровевшу

барышню, и очень вежливо пригласил ее.

- Я вас попрошу на минуточку ко мне в кабинет.

- И я с ней пойду, - быстро и подозрительно молвил Шариков.

И тут моментально вынырнул как из-под земли Борменталь.

- Извините, - сказал он, - профессор побеседует с дамой, а мы уж

вами побудем здесь.

- Я не хочу, - злобно отозвался Шариков, пытаясь устремиться вслед з

сгорающей от стыда барышней и Филиппом Филипповичем.

- Нет, простите, - Борменталь взял Шарикова за кисть руки и они пошл

в смотровую.

Минут пять из кабинета ничего не слышалось, а потом вдруг глух

донеслись рыдания барышни.

Филипп Филиппович стоял у стола, а барышня плакала в грязны

кружевной платочек.

- Он сказал, негодяй, что ранен в боях, - рыдала барышня.

- Лжет, - непреклонно отвечал Филипп Филиппович. Он покачал головой

продолжал. - Мне вас искренне жаль, но нельзя же так с первым встречны

только из-за служебного положения... Детка, ведь это безобразие. Во

что... - Он открыл ящик письменного стола и вынул три бумажки по тр

червонца.

- Я отравлюсь, - плакала барышня, - в столовке солонина кажды

день... И угрожает... Говорит, что он красный командир... Со мною

говорит, будешь жить в роскошной квартире... Каждый день аванс... Психик

у меня добрая, говорит, я только котов ненавижу... Он у меня кольцо н

память взял...

- Ну, ну, ну, - психика добрая... "От Севильи до Гренады", - бормота

Филипп Филиппович, - нужно перетерпеть - вы еще так молоды...

- Неужели в этой самой подворотне?

- Ну, берите деньги, когда дают взаймы, - рявкнул Филипп Филиппович.

Затем торжественно распахнулись двери и Борменталь по приглашени

Филиппа Филипповича ввел Шарикова. Тот бегал глазами, и шерсть на голове

него возвышалась, как щетка.

- Подлец, - выговорила барышня, сверкая заплаканными размазанным

глазами и полосатым напудренным носом.

- Отчего у вас шрам на лбу? Потрудитесь объяснить этой даме

вкрадчиво спросил Филипп Филиппович.

Шариков сыграл ва-банк:

- Я на колчаковских фронтах ранен, - пролаял он