Школьная библиотека

С год тому назад я читал в журнале статью его, написанную с страшноюпретензией на самую наивную поэзию и при этом на психологию. Он описывалгибель одного парохода, где-то у английского берега, чему сам былсвидетелем и видел, как спасали погибавших и вытаскивали утопленников. Всястатья эта, довольно длинная и многоречивая, написана была единственно сцелию выставить себя самого. Так и читалось между строками: "Интересуйтесьмною, смотрите, каков я был в эти минуты. Зачем вам это море, буря, скалы,разбитые щепки корабля? Я ведь достаточно описал вам вс¬ это моим могучимпером. Чего вы смотрите на эту утопленницу с мертвым ребенком в мертвыхруках? Смотрите лучше на меня, как я не вынес этого зрелища и от негоотвернулся. Вот я стал спиной; вот я в ужасе и не в силах оглянуться назад;я жмурю глаза - не правда ли, как это интересно?" Когда я передал моемнение о статье Кармазинова Степану Трофимовичу, он со мной согласился

Когда пошли у нас недавние слухи, что приедет Кармазинов, я, разумеется,ужасно пожелал его увидать и, если возможно, с ним познакомиться. Я знал,что мог бы это сделать чрез Степана Трофимовича; они когда-то былидрузьями. И вот вдруг я встречаюсь с ним на перекрестке. Я тотчас узналего; мне уже его показали дня три тому назад, когда он проезжал в коляске сгубернаторшей

Это был очень невысокий, чопорный старичок, лет впрочем не более пятидесятипяти, с довольно румяным личиком, с густыми седенькими локончиками,выбившимися из под круглой цилиндрической шляпы и завивавшимися околочистеньких, розовеньких, маленьких ушков его. Чистенькое личика его былонесовсем красиво, с тонкими, длинными, хитро сложенными губами, с несколькомясистым носом и с востренькими, умными, маленькими глазками. Он был одеткак-то ветхо, в каком-то плаще в накидку, какой например носили бы в этотсезон где-нибудь в Швейцарии или в Северной Италии. Но по крайней мере всемелкие вещицы его костюма: запоночки, воротнички, пуговки, черепаховыйлорнет на черной тоненькой ленточке, перстенек, непременно были такие же,как и у людей безукоризненно хорошего тона. Я уверен, что летом он ходитнепременно в каких-нибудь цветных, плюнелевых ботиночках с перламутровымипуговками сбоку. Когда мы столкнулись, он приостановился на повороте улицыи осматривался со вниманием. Заметив, что я любопытна смотрю на него, онмедовым, хотя несколько крикливым голоском, спросил меня:- Позвольте узнать, как мне ближе выйти на Быкову улицу?- На Быкову улицу? Да это здесь, сейчас же, - вскричал я в необыкновенномволнении. - Вс¬ прямо по этой улице к потом второй поворот налево

- Очень вам благодарен

Проклятие на эту минуту: я, кажется, оробел и смотрел подобострастно! Онмигом вс¬ это заметил и конечно тотчас же вс¬ узнал, то-есть узнал, что мнеуже известно, кто он такой, что я его читал и благоговел пред ним с самогодетства, что я теперь оробел и смотрю подобострастно. Он улыбнулся, кивнулеще раз головой и пошел прямо, как я указал ему. Не знаю для чего яповоротил за ним назад; не знаю для чего я пробежал подле него десятьшагов. Он вдруг опять остановился

- А не могли бы вы мне указать, где здесь всего ближе стоятизвозчики?-прокричал он мне опять

Скверный крик; скверный голос!- Извозчики? извозчики всего ближе отсюда... у собо0 стоят, там всегдастоят, - и вот я чуть было не повернулся бежать за извозчиком. Яподозреваю, что он именно этого и ждал от меня. Разумеется, я тотчас жеопомнился и остановился, но движение мое он заметил очень хорошо и следилза мною вс¬ с тою же скверною улыбкой. Тут случилось то, чего я никогда незабуду

Он вдруг уронил крошечный сак, который держал в своей левой руке. Впрочем,это был не сак, а какая-то коробочка, или, вернее, какой-то портфельчик,или еще лучше, ридикюльчик, в роде старинных дамских ридикюлей, впрочем незнаю, что это было, но знаю только, что я, кажется, бросился его поднимать

Я совершенно убежден, что я его не поднял, но первое движение, сделанноемною, было неоспоримо; скрыть его я уже не мог и покраснел как дурак

Хитрец тотчас же извлек из обстоятельства вс¬, что ему можно было извлечь

- Не беспокойтесь, я сам, - очаровательно проговорил он, то-есть когда ужевполне заметил, что я не подниму ему ридикюль, поднял его, как будтопредупреждая меня, кивнул еще раз головой и отправился своею дорогой,оставив меня в дураках. Было вс¬ равно как бы я сам поднял. Минут с пять яХ считал себя вполне и навеки опозоренным; но подойдя к дому СтепанаТрофимовича, я вдруг расхохотался. Встреча показалась мне так забавною, чтоя немедленно решил потешить рассказом Степана Трофимовича и изобразить емувсю сцену даже в лицах

III

Но на этот раз, к удивлению моему, я застал его в чрезвычайной перемене

Он, правда, с какою-то жадностию набросился на меня только что я вошел, истал меня слушать, но с таким растерянным видом, что сначала видимо непонимал моих слов. Но только что я произнес имя Кармазинова, он совершенновдруг вышел из себя

- Не говорите мне, не произносите! - воскликнул он чуть не в бешенстве, вот, вот смотрите, читайте! читайте!Он выдвинул ящик и выбросил на стол три небольшие клочка бумаги, писанныенаскоро карандашем, все от Варвары Петровны. Первая записка была оттретьего дня, вторая от вчерашнего, а последняя пришла сегодня, всего часназад; содержания самого пустого, все о Кармазинове и обличали суетное ичестолюбивое волнение Варвары Петровны от страха, что Кармазинов забудет ейсделать визит. Вот первая, от третьего дня (вероятно была и от четвертогодня, а, может быть, и от пятого):"Если он наконец удостоит вас сегодня, то обо мне прошу ни слова. Нималейшего намека. Не заговаривайте и не напоминайте

"В. С."Вчерашняя:"Если он решится, наконец, сегодня утром вам сделать визит, всегоблагороднее, я думаю, совсем не принять его. Так по-моему, не знаю, какпо-вашему

"В. С."Сегодняшняя, последняя:"Я убеждена, что у вас copy целый воз и дым столбом от табаку. Я вам пришлюМарью и Фомушку; они в полчаса приберут. А вы не мешайте и посидите вкухне, пока прибирают. Посылаю бухарский ковер и две китайские вазы; давнособиралась вам подарить, и сверх того моего Теньера (на время). Вазы можнопоставить на окошко, а Теньера повесьте справа над портретом Гете, тамвиднее и по утрам всегда свет. Если он наконец появится, примите утонченновежливо, но постарайтесь говорить о пустяках, об чем-нибудь ученом, и стаким видом, как будто вы вчера только расстались. Обо мне ни слова. Можетбыть, зайду взглянуть у вас вечером

"В. С.""Р. S. Если и сегодня не приедет, то совсем не приедет"

Я прочел и удивился, что он в таком волнении от таких пустяков. Взглянув нанего вопросительно, я вдруг заметил, что он, пока я читал, успел переменитьсвой всегдашний белый галстук на красный. Шляпа и палка его лежали настоле. Сам же был бледен и даже руки его дрожали

- Я знать не хочу ее волнений! - исступленно вскричал он, отвечая на мойвопросительный взгляд. - Je m'en fiche! Она имеет дух волноваться оКармазинове, а мне на мои письма не отвечает! Вот, вот нераспечатанноеписьмо мое, которое она вчера воротила мне, вот тут на столе, под книгой,под 'Homme qui rit. Какое мне дело, что она убивается о Ни-ко-леньке! Jem'en fiche et je proclame ma libert[EACUTE]. Au diable le Karmazinoff! Audiable la Lembke! Я вазы спрятал в переднюю, а Теньера в комод, а от неепотребовал, чтоб она сейчас же приняла меня. Слышите: потребовал! Я послалей такой же клочок бумаги, карандашем, незапечатанный, с Настасьей, и жду

Я хочу, чтобы Дарья Павловна сама объявила мне из своих уст и пред лицомнеба, или по крайней мере пред вами. Vous me seconderez n'est ce pas, commeami et t[EACUTE]moin. Я не хочу краснеть, я не хочу лгать, я не хочу тайн,я не допущу тайн в этом деле! Пусть мне во всем признаются, откровенно,простодушно, благородно, и тогда... тогда я, может быть, удивлю вс¬