Школьная библиотека

- Но ведь это вс¬ вы, вы же сами! О, боже мой!- Нет-с, я вас предостерегал, мы ссорились, слышите ли, мы ссорились!- Да вы в глаза лжете

- Ну да уж конечно вам это ничего не стоит сказать, Вам теперь надо жертву,на ком-нибудь злобу сорвать; ну и рвите на мне, я сказал. Я лучше к вамобращусь, господин... (Он вс¬ не мог вспомнить моего имени.) Сочтем попальцам: я утверждаю, что кроме Липутина никакого заговора не было,ни-ка-кого! Я докажу, но анализируем сначала Липутина. Он вышел со стихамидурака Лебядкина - что ж это, по-вашему, заговор? Да знаете ли, что Липутину это просто остроумным могло показаться? Серьезно, серьезно остроумным

Он просто вышел с целию всех насмешить и развеселить, а покровительницуЮлию Михайловну первую, вот и вс¬. Не верите? Ну не в тоне ли это всеготого, что было здесь целый месяц? И хотите вс¬ скажу: Ей богу, при другихобстоятельствах пожалуй бы и прошло! Шутка грубая, ну там сильная что ли, аведь смешная, ведь смешная?- Как! Вы считаете поступок Липутина остроумным? - в страшном негодованиивскричала Юлия Михайловна, - этакую глупость, этакую бестактность, этунизость, подлость, этот умысел, о, вы это нарочно! Вы сами с ними послеэтого в заговоре!- Непременно, сзади сидел, спрятался, всю машинку двигал! Да ведь если б яучаствовал в заговоре, - вы хоть это поймите! - так не кончилось бы однимЛипутиным! Стало быть, я, по-вашему, сговорился и с папенькой, чтоб оннарочно такой скандал произвел? Ну-с, кто виноват, что папашу допустиличитать? Кто вас вчера останавливал, еще вчера, вчера?- Oh, hier il avait tant d'esprit, я так рассчитывала, и при том у негоманеры: я думала, он и Кармазинов... и вот!- Да-с и вот. Но, несмотря на весь tant d'esprit, папенька подгадил, а еслиб я сам знал вперед, что он так подгадит, то, принадлежа к несомненномузаговору против вашего праздника, я бы уж, без сомнения, вас не стал вчерауговаривать не пускать козла в огород, так ли-с? А между тем я вас вчераотговаривал, - отговаривал потому что предчувствовал. Вс¬ предусмотреть,разумеется, возможности не было: он наверно и сам не знал, еще за минуту,чем выпалит. Эти нервные старички разве похожи на людей? Но еще можноспасти: пошлите к нему завтра же, для удовлетворения публики,административным порядком и со всеми он¬рами, двух докторов узнать оздоровьи, даже сегодня бы можно, и прямо в больницу на холодные примочки

По крайней мере все рассмеются и увидят, что обижаться нечем. Я об этом ещесегодня же на бале возвещу, так как я сын. Другое дело Кармазинов, тотвышел зеленым ослом и протащил свою статью целый час, - вот уж этот, безсомнения, со мной в заговоре! Дай, дескать, уж и я нагажу, чтобы повредитьЮлии Михайловне!- О, Кармазинов, quelle honte! Я сгорела, сгорела со стыда за нашу публику!- Ну-с, я бы не сгорел, а его самого изжарил. Публика-то ведь права. А ктоопять виноват в Кармазинове? Навязывал я вам его или нет? Участвовал в егообожании или нет? Ну да чорт с ним, а вот третий маньяк, политический-то,ну это другая статья. Тут уж все дали маху, а не мой один заговор

- Ах, не говорите, это ужасно, ужасно! В этом я, я одна виновата!- Конечно-с, но уж тут я вас оправдаю. Э, кто за ними усмотрит, заоткровенными! От них и в Петербурге не уберегутся. Ведь он вам былрекомендован; да еще как! Так согласитесь, что вы теперь даже обязаныпоявиться на бале. Ведь это штука важная, ведь вы его сами на кафедрувзвели. Вы именно должны теперь публично заявить, что вы с этим несолидарны, что молодец уже в руках полиции, а что вы были необъяснимымобразом обмануты. Вы должны объявить с негодованием, что вы были жертвоюсумасшедшего человека. Потому что ведь это сумасшедший и больше ничего. Онем так и доложить надо. Я этих кусающихся терпеть не могу. Я пожалуй самеще пуще говорю, но ведь не с кафедры же. А они теперь как раз кричат просенатора

- Про какого сенатора? Кто кричит?- Видите ли, я сам ничего не понимаю. Вам, Юлия Михайловна, ничегонеизвестно про какого-нибудь сенатора?- Сенатора?- Видите ли, они убеждены, что сюда назначен сенатор, а что вас сменяют изПетербурга. Я от многих слышал

- И я слышал, - подтвердил я

- Кто это говорил? - вся вспыхнула Юлия Михайловна

- То-есть кто заговорил первый? Почем я знаю. А так, говорят. Массаговорит. Вчера особенно говорили. Все как-то уж очень серьезны, хоть ничегоне разберешь. Конечно, кто поумнее и покомпетентнее - не говорят, но и изтех иные прислушиваются

- Какая низость! И... какая глупость!- Ну так вот именно вам теперь и явиться, чтобы показать этим дуракам

- Признаюсь, я сама чувствую, что я даже обязана, но... что если ждетдругой позор? Что если не соберутся? Ведь никто не приедет, никто, никто!- Экой пламень! Это они-то не приедут? А платья нашитые, а костюмы девиц?Да я от вас после этого как от женщины отрекаюсь. Вот человекознание!- Предводительша не будет, не будет!- Да что тут наконец случилось! Почему не приедут? - вскричал он наконец взлобном нетерпении

- Бесславие, позор, - вот что случилось. Было я не знаю что, но такое,после чего мне войти невозможно

- Почему? Да вы-то наконец чем виноваты? С чего вы берете вину на себя? Невиновата ли скорее публика, ваши старцы, ваши отцы семейств? Они должныбыли негодяев и шелопаев сдержать, - потому что тут ведь одни шелопаи данегодяи, и ничего серьезного. Ни в каком обществе и нигде одною полицией неуправишься. У нас каждый требует, входя, чтоб за ним особого кварташкуотрядили его оберегать. Не понимают, что общество оберегает само себя. Ачто у нас делают отцы семейств, сановники, жены, девы в подобныхобстоятельствах? Молчат и дуются. Даже настолько, чтобы шалунов сдержать,общественной инициативы недостает

- Ах, это золотая правда! Молчат, дуются и... озираются

- А коли правда, вам тут ее и высказать, вслух, гордо, строго. Именнопоказать, что вы не разбиты. Именно этим старичкам и матерям. О, высумеете, у вас есть дар, когда голова ясна. Вы их сгруппируйте и вслух, ивслух. А потом корреспонденцию в Голос и в Биржевые. Постойте, я сам задело возьмусь, я вам вс¬ устрою. Разумеется, побольше внимания, наблюдатьбуфет; просить князя, просить господина... Не можете же вы нас оставить,m-r, когда именно надо вс¬ вновь начинать. Ну и наконец вы под руку сАндреем Антоновичем. Как здоровье Андрея Антоновича?- О, как несправедливо, как неверно, как обидно судили вы всегда об этомангельском человеке! - вдруг, с неожиданным порывом и чуть не со слезамивскричала Юлия Михайловна, поднося платок к глазам. Петр Степанович впервое мгновение даже осекся:- Помилуйте, я... да я что же... я всегда..

- Вы никогда, никогда! Никогда вы не отдавали ему справедливости!- Никогда не поймешь женщину! - проворчал Петр Степанович с кривоюусмешкой

- Это самый правдивый, самый деликатный, самый ангельский человек! Самыйдобрый человек!- Помилуйте, да я что ж насчет доброты... я всегда отдавал насчетдоброты..

- Никогда! Но оставим. Я слишком неловко вступилась. Давеча этот иезуитпредводительша закинула тоже несколько саркастических намеков о вчерашнем

- О, ей теперь не до намеков о вчерашнем, у ней нынешнее. И чего вы так