Школьная библиотека

заключение уже совсем другим голосом, - и зачем я это приглашал его, накакой конец я все это делал? ведь истинно сам голову сую в петлю ихворовскую, сам эту петлю свиваю. Ах ты голова, голова! ведь и утерпеть-тоне можешь ты, чтоб не провраться, как мальчишка какой-нибудь, канцеляристкакой-нибудь, как бесчиновная дрянь какая-нибудь, тряпка, ветошка гнилаякакая-нибудь, сплетник ты этакой, баба ты этакая!.. Святые вы мои! Истишки, шельмец, написал и в любви ко мне изъяснился! Как бы этак, того..

Как бы ему, шельмецу, приличнее на дверь указать, коли воротится?Разумеется, много есть разных оборотов и способов. Так и так, дескать, примоем ограниченном жалованье... Или там припугнуть его как-нибудь, что,дескать, взяв в соображение вот то-то и то-то, принужден изъясниться..

дескать, нужно в половине платить за квартиру и стол и деньги впередотдавать. Гм! нет, черт возьми, нет! Это меня замарает. Оно не совсемделикатно! Разве как-нибудь там вот этак бы сделать: взять бы да инадоумить Петрушку, чтоб Петрушка ему насолил как-нибудь, неглижировал бы сним как-нибудь, сгрубил ему, да и выжить его таким образом? Стравить бы ихэтак вместе... Нет, черт возьми, нет! Это опасно, да и опять, если с этакойточки зренья смотреть - ну, да, вовсе нехорошо! Совсем нехорошо! А ну, еслион не придет? и это плохо будет? проврался я ему вчера вечером!.. Эх,плохо, плохо! Эх, дело-то наше как плоховато! Ах, я голова, головаокаянная! взубрить-то ты чего следует не можешь себе, резону-то вгвоздитьтуда не можешь себе! Ну, как он придет и откажется? А дай-то господи, еслиб пришел! Весьма был бы рад я, если б пришел он; много бы дал я, если бпришел..." Так рассуждал господин Голядкин, глотая свой чай и беспрестаннопоглядывая на стенные часы. "Без четверти девять теперь; ведь вот уж пораидти. А что-то будет такое; что-то тут будет? Желал бы я знать, что здесьименно особенного такого скрывается, - этак цель, направление и разные тамзакавыки. Хорошо бы узнать, на что именно метят все эти народы и каков-тобудет их первый шаг..." Господин Голядкин не мог долее вытерпеть, бросилнедокуренную трубку, оделся и пустился на службу, желая накрыть, еслиможно, опасность и во всем удостовериться своим личным присутствием. Аопасность была: это уж он сам знал, что опасность была. "А вот мы ее... ираскусим, - говорил господин Голядкин, снимая шинель и калоши в передней, вот мы и проникнем сейчас во все эти дела". Решившись, таким образом,действовать, герой наш оправился, принял вид приличный и форменный и толькочто хотел было проникнуть в соседскую комнату, как вдруг, в самых дверях,столкнулся с ним вчерашний знакомец, друг и приятель его. ГосподинГолядкин-младший, кажется, не замечал господина Голядкина-старшего, хотя исошелся с ним почти носом к носу. Господин Голядкин-младший был, кажется,занят, куда-то спешил, запыхался; вид имел такой официальный, такойделовой, что, казалось, всякий мог прямо прочесть на лице его "командирован по особому поручению..."

- Ах, это вы, Яков Петрович! - сказал наш герой, хватая своеговчерашнего гостя за руку.

- После, после, извините меня, расскажете после, - закричал господинГолядкин-младший, порываясь вперед.

- Однако позвольте; вы, кажется, хотели, Яков Петрович, того-с...

- Что-с? Объясните скорее-с. - Тут вчерашний гость господина Голядкинаостановился как бы через силу и нехотя и подставил ухо свое прямо к носугосподина Голядкина.

- Я вам скажу, Яков Петрович, что я удивляюсь приему... приему, какогововсе, по-видимому, не мог бы я ожидать.

- На все есть известная форма-с. Явитесь к секретарю егопревосходительства и потом отнеситесь, как следует, к господину правителюканцелярии. Просьба есть?..

- Вы, я не знаю, Яков Петрович! вы меня просто изумляете, ЯковПетрович! вы, верно, не узнаете меня или шутите, по врожденной веселостию0рактера вашего.

- А, это вы! - сказал господин Голядкин-младший, как будто толькосейчас разглядев господина Голядкина-старшего, - так это вы? Ну, что ж,хорошо ли вы почивали? - Тут господин Голядкин-младший, улыбнувшисьнемного, - официально и форменно улыбнувшись, хотя вовсе не так, как быследовало (потому что ведь во всяком случае он одолжен же былблагодарностью господину Голядкину-старшему), - итак, улыбнувшисьофициально и форменно, прибавил, что он с своей стороны весьма рад, чтогосподин Голядкин хорошо почивал; потом наклонился немного, посеменилнемного на месте, поглядел направо, налево, потом опустил глаза в землю,нацелился в боковую дверь и, прошептав скороговоркой, что он по особомупоручению, юркнул в соседнюю комнату. Только его и видели.

- Вот-те и штука!.. - прошептал наш герой, остолбенев на мгновение, вот-те и штука! Так вот такое-то здесь обстоятельство!.. - Тут господинГолядкин почувствовал, что у него отчего-то заходили мурашки по телу. Впрочем, - продолжал он про себя, пробираясь в свое отделение, - впрочем,ведь я уже давно говорил о таком обстоятельстве; я уже давнопредчувствовал, что он по особому поручению, - именно вот вчера говорил,что непременно по чьему-нибудь особому поручению употреблен человек...

- Окончили вы, Яков Петрович, вчерашнюю вашу бумагу? - спросил АнтонАнтонович Сеточкин усевшегося подле него господина Голядкина. - У вас здесьона?

- Здесь, - прошептал господин Голядкин, смотря на своегостолоначальника отчасти с потерявшимся видом.

- То-то-с. Я к тому говорю, что Андрей Филиппович уже два разаспрашивал. Того и гляди, что его превосходительство потребует...

- Нет-с, она кончена-с...

- Ну-с, хорошо-с.

- Я, Антон Антонович, всегда,кажется, исполнял свою должность какследует и радею о порученных мне начальством делах-с, занимаюсь имирачительно.

- Да-с. Ну-с, что же вы хотите этим сказать-с?

- Я ничего-с, Антон Антонович. Я только, Антон Антонович, хочуобъяснить, что я ... то есть я хотел выразить, что иногданеблагонамеренность и зависть не щадят никакого лица, ища своейповседневной отвратительной пищи-с.

- Извините, я вас не совсем-то понимаю. То есть на какое лицо вытеперь намекаете?

- То есть я хотел только сказать, Антон Антонович, что я иду прямымпутем, а окольным путем ходить презираю, что я не интригант и что сим, еслипозволено только будет мне выразиться, могу весьма справедливо гордиться...

- Да-с. Это все так-с, и, по крайнему моему разумению, отдаю полнуюсправедливость рассуждению вашему; но позвольте же и мне вам, ЯковПетрович, заметить, что личности в хорошем обществе не совсемпозволительны-с; что за глаза я, например, готов снести, - потому что заглаза и кого ж не бранят! - но в глаза, воля ваша, и я, сударь мой,например, себе дерзостей говорить не позволю. Я, сударь мой, поседел нагосударственной службе и дерзостей на старости лет говорить себе непозволю-с...

- Нет-с, я, Антон Антонович-с, вы, видите ли, Антон Антонович, вы,кажется, Антон Антонович, меня не совсем-то уразумели-с. А я, помилуйте,Антон Антонович, я с своей стороны могу только за честь поставить-с...

- Да уж и нас тоже прошу извинить-с. Учены мы по-старинному-с. Апо-вашему, по-новому, учиться нам поздно. На службе отечеству разумениядоселе нам, кажется, доставало. У меня, сударь мой, как вы сами знаете,есть знак за двадцатилетнюю беспорочную службу-с...

- Я чувствую, Антон Антонович, я с моей стороны совершенно все эточувствую-с. Но я не про то-с, я про маску говорил, Антон Антонович-с...

- Про маску-с?

- То есть вы опять... я опасаюсь, что вы и тут примете в другуюсторону смысл, то есть смысл речей моих, как вы сами говорите, АнтонАнтонович. Я только тему развиваю, то есть пропускаю идею, Антон Антонович,что люди, носящие маску, стали не редки-с и что теперь трудно под маскойузнать человека-с...

- Ну-с, знаете ли-с, оно не совсем и трудно-с. Иногда и довольнолегко-с, иногда и искать недалеко нужно ходить-с.

- Нет-с, знаете ли-с, я, Антон Антонович, говорю-с, про себя говорю,что я, например, маску надеваю, лишь когда нужда в ней бывает, то естьединственно для карнавала и веселых собраний, говоря в прямом смысле, ночто не маскируюсь перед людьми каждодневно, говоря в другом, более скрытомсмысле-с. Вот что я хотел сказать, Антон Антонович-с.

- Ну, да мы покамест оставим все это; да мне же и некогда-с, - сказалАнтон Антонович, привстав с своего места и собирая кой-какие бумаги длядоклада его превосходительству. - Дело же ваше, как я полагаю, не замедлитсвоевременно объясниться. Сами же увидите вы, на кого вам пенять и когообвинять, а затем прошу вас покорнейше уволить меня от дальнейших частных ивредящих службе объяснений и толков-с...

- Нет-с, я, Антон Антонович, - начал побледневший немного господинГолядкин вслед удаляющемуся Антону Антоновичу, - я, Антон Антонович,того-с, и не думал-с. "Что же это такое? - продолжал уже про себя нашгерой, оставшись один. - Что же это за ветры такие здесь подувают и чтоозначает этот новый крючок?" В то самое время, как потерянный и полуубитыйгерой наш готовился было разрешить этот новый вопрос, в соседней комнатепослышался шум, обнаружилось какое-то деловое движение, дверь отворилась, иАндрей Филиппович, только что перед тем отлучившийся по делам в кабинет егопревосходительства, запыхавшись, появился в дверях и крикнул господинаГолядкина. Зная в чем дело и не желая заставить ждать Андрея Филипповича,господин Голядкин вскочил с своего места и, как следует, немедленнозасуетился на чем свет стоит, обготовляя и обхоливая окончательно требуемуютетрадку, да и сам приготовляясь отправиться, вслед за тетрадкой и АндреемФилипповичем, в кабинет его превосходительства. Вдруг, и почти из-под рукиАндрея Филипповича, стоявшего в то время в самых дверях, юркнул в комнатугосподин Голядкин-младший, суетясь, запыхавшись, загонявшись на службе, с