Книга "ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ". Страница 25

презрительнее после его исповеди, но, странное дело, - ему вдруг сталосамому решительно все равно до чьего бы то ни было мнения, и перемена этапроизошла как-то в один миг, в одну минуту. Если б он захотел подуматьнемного, то, конечно, удивился бы тому, как мог он так говорить с ними,минуту назад, и даже навязываться с своими чувствами? И откуда взялись этичувства? Напротив, теперь, если бы вдруг комната наполнилась неквартальными, а первейшими друзьями его, то и тогда, кажется, не нашлось быдля них у него ни одного человеческого слова, до того вдруг опустело егосердце. Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждениявдруг сознательно сказались душе его. Не низость его сердечных излиянийперед Ильей Петровичем, не низость и поручикова торжества над нимперевернули вдруг так ему сердце. О, какое ему дело теперь до собственнойподлости, до всех этих амбиций, поручиков, немок, взысканий, контор ипроч., и проч.! Если б его приговорили даже сжечь в эту минуту, то и тогдаон не шевельнулся бы, даже вряд ли прослушал бы приговор внимательно. С нимсовершалось что-то совершенно ему незнакомое, новое, внезапное и никогда небывалое. Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения, чтоне только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем быто ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям, в квартальнойконторе, и будь это все его родные братья и сестры, а не квартальныепоручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и дажени в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты не испытывалподобного странного и ужасного ощущения. И что всего мучительнее - это былоболее ощущение, чем сознание, чем понятие; непосредственное ощущение,мучительнейшее ощущение из всех до сих пор жизнию пережитых им ощущений



Письмоводитель стал диктовать ему форму обыкновенного в таком случаеотзыва, то есть заплатить не могу, обещаюсь тогда-то (когда-нибудь), изгорода не выеду, имущество ни продавать, ни дарить не буду и проч

- Да вы писать не можете, у вас перо из рук валится, - заметилписьмоводитель, с любопытством вглядываясь в Раскольникова. - Вы больны?

- Да... голова кругом... говорите дальше!

- Да все; подпишитесь

Письмоводитель отобрал бумагу и занялся с другими

Раскольников отдал перо, но вместо того чтоб встать и уйти, положилоба локтя на стол и стиснул руками голову. Точно гвоздь ему вбивали в темя

Странная мысль пришла ему вдруг: встать сейчас, подойти к Никодиму Фомичу ирассказать ему все вчерашнее, все до последней подробности, затем пойтивместе с ними на квартиру и указать им вещи, в углу, в дыре. Позыв был дотого силен, что он уже встал с места, для исполнения. "Не обдумать ли хотьминуту? - пронеслось в его голове. - Нет, лучше и не думая, и с плечдолой!" Но вдруг он остановился как вкопанный: Никодим Фомич говорил сжаром Илье Петровичу, и до него долетели слова:

- Быть не может, обоих освободят! Во-первых, все противоречит; судите:зачем им дворника звать, если б это их дело? На себя доносить, что ли? Альдля хитрости? Нет, уж было бы слишком хитро! И, наконец, студентаПестрякова видели у самых ворот оба дворника и мещанка в самую ту минуту,как он входил: он шел с тремя приятелями и расстался с ними у самых ворот иоE6ительстве у дворников расспрашивал, еще при приятелях. Ну, станет такойо жительстве расспрашивать, если с таким намерением шел? А Кох, так тот,прежде чем к старухе заходить, внизу у серебряника полчаса сидел и ровнобез четверти восемь от него к старухе наверх пошел. Теперь сообразите..

- Но позвольте, как же у них такое противоречие вышло: сами уверяют,что стучались и что дверь была заперта, а через три минуты, когда сдворником пришли, выходит, что дверь отперта?

- В том и штука: убийца непременно там сидел и заперся на запор; инепременно бы его там накрыли, если бы не Кох сдурил, не отправился сам задворником. А он именно в этот-то промежуток и успел спуститься по лестницеи прошмыгнуть мимо их как-нибудь. Кох обеими руками крестится: "Если б ятам, говорит, остался, он бы выскочил и меня убил топором". Русский молебенхочет служить, хе-хе!.

- А убийцу никто и не видал?

- Да где ж тут увидеть? Дом - Ноев ковчег, - заметил письмоводитель,прислушивавшийся с своего места

- Дело ясное, дело ясное! - горячо повторил Никодим Фомич

- Нет, дело очень неясное, - скрепил Илья Петрович

Раскольников поднял свою шляпу и пошел к дверям, но до дверей он недошел..

Когда он очнулся, то увидал, что сидит на стуле, что его поддерживаетсправа какой-то человек, что слева стоит другой человек, с желтым стаканом,наполненным желтою водою, и что Никодим Фомич стоит перед ним и пристальноглядит на него; он встал со стула

- Что это, вы больны? - довольно резко спросил Никодим Фомич

- Они и как подписывались, так едва пером водили, - заметилписьмоводитель, усаживаясь на свое место и принимаясь опять за бумаги

- А давно вы больны? - крикнул Илья Петрович с своего места и тожеперебирая бумаги. Он, конечно, тоже рассматривал больного, когда тот был вобмороке, но тотчас же отошел, когда тот очнулся

- Со вчерашнего... - пробормотал в ответ Раскольников

- А вчера со двора выходили?

- Выходил

- Больной?

- Больной

- В котором часу?

- В восьмом часу вечера

- А куда, позвольте спросить?

- По улице

- Коротко и ясно

Раскольников отвечал резко, отрывисто, весь бледный как платок и неопуская черных воспаленных глаз своих перед взглядом Ильи Петровича

- Он едва на ногах стоит, а ты... - заметил было Никодим Фомич

- Ни-че-го! - как-то особенно проговорил Илья Петрович

Никодим Фомич хотел было еще что-то присовокупить, но, взглянув написьмоводителя, который тоже очень пристально смотрел на него, замолчал

Все вдруг замолчали. Странно было

- Ну-с, хорошо-с, - заключил Илья Петрович, - мы вас не задерживаем

Раскольников вышел. Он еще мог расслышать, как по выходе его началсяоживленный разговор, в котором слышнее всех отдавался вопросительный голосНикодима Фомича... На улице он совсем очнулся

"Обыск, обыск, сейчас обыск! - повторял он про себя, торопясь дойти; разбойники! подозревают!" Давешний страх опять охватил его всего, с ног доголовы

II

"А что, если уж и был обыск? Что, если их как раз у себя и застану?"

Но вот его комната. Ничего и никого; никто не заглядывал. ДажеНастасья не притрогивалась. Но, господи! Как мог он оставить давеча все этивещи в этой дыре?

Он бросился в угол, запустил руку под обои и стал вытаскивать вещи инагружать ими карманы. Всего оказалось восемь штук: две маленькие коробки ссерьгами или с чем-то в этом роде - он хорошенько не посмотрел; потомчетыре небольшие сафьянные футляра. Одна цепочка была просто завернута вгазетную бумагу. Еще что-то в газетной бумаге, кажется орден..






Возможно заинтересуют книги: