Школьная библиотека

как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту

Он пришел к себе уже к вечеру, стало быть, проходил всего часов шесть

Где и как шел обратно, ничего он этого не помнил. Раздевшись и весь дрожа,как загнанная лошадь, он лег на диван, натянул на себя шинель и тотчас жезабылся..

Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику. Боже, что это за крик!Таких неестественных звуков, такого воя, вопля, скрежета, слез, побой иругательств он никогда еще не слыхивал и не видывал. Он и вообразить не могсебе такого зверства, такого исступления. В ужасе приподнялся он и сел насвоей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь. Но драки, вопли иругательства становились все сильнее и сильнее. И вот, к величайшемуизумлению, он вдруг расслышал голос своей хозяйки. Она выла, визжала ипричитала, спеша, торопясь, выпуская слова так, что и разобрать нельзябыло, о чем-то умоляя, - конечно, о том, чтоб ее перестали бить, потому чтоее беспощадно били на лестнице. Голос бившего стал до того ужасен от злобыи бешенства, что уже только хрипел, но все-таки и бивший тоже что-то такоеговорил, и тоже скоро, неразборчиво, торопясь и захлебываясь. ВдругРаскольников затрепетал как лист: он узнал этот голос; это был голос ИльиПетровича. Илья Петрович здесь и бьет хозяйку! Он бьет ее ногами, колотитее головою о ступени, - это ясно, это слышно по звукам, по воплям, поударам! Что это, свет перевернулся, что ли? Слышно было, как во всехэтажах, по всей лестнице собиралась толпа, слышались голоса, восклицания,всходили, стучали, хлопали дверями, сбегались. "Но за что же, за что же, икак это можно!" - повторял он, серьезно думая, что он совсем помешался. Нонет, он слишком ясно слышит!.. Но, стало быть, и к нему сейчас придут, еслитак, "потому что... верно, все это из того же... из-за вчерашнего..

Господи!" Он хотел было запереться на крючок, но рука не поднялась... да ибесполезно! Страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его..

Но вот наконец весь этот гам, продолжавшийся верных десять минут, сталпостепенно утихать. Хозяйка стонала и охала, Илья Петрович все еще грозил иругался... Но вот наконец, кажется, и он затих; вот уж и не слышно его;"неужели ушел! Господи!" Да, вот уходит и хозяйка, все еще со стоном иплачем... вот и дверь у ней захлопнулась... Вот и толпа расходится слестниц по квартирам, - ахают, спорят, перекликаются, то возвышая речь докрику то понижая до шепоту. Должно быть, их много было; чуть ли не весь домсбежался. "Но, боже, разве все это возможно! И зачем, зачем он приходилсюда!"

Раскольников в бессилии упал на диван, но уже не мог сомкнуть глаз; онпролежал с полчаса в таком страдании, в таком нестерпимом ощущениибезграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий светозарил его комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа. Посмотревна него внимательно и разглядев, что он не спит, она поставила свечку настол и начала раскладывать принесенное: хлеб, соль, тарелку, ложку

- Небось со вчерашнего не ел. Целый-то день прошлялся, а самоголихоманка бьет

- Настасья... за что били хозяйку?

Она пристально на него посмотрела

- Кто бил хозяйку?

- Сейчас... полчаса назад, Илья Петрович, надзирателя помощник, налестнице... За что он так ее избил? и... зачем приходил?.C/p>

Настасья молча и нахмурившись его рассматривала и долго так смотрела

Ему очень неприятно стало от этого рассматривания, даже страшно

- Настасья, что ж ты молчишь? - робко проговорил он, наконец, слабымголосом

- Это кровь, - отвечала она, наконец, тихо и как будто про себяговоря

- Кровь!.. Какая кровь?.. - бормотал он, бледнея и отодвигаясь кстене. Настасья продолжала молча смотреть на него

- Никто хозяйку не бил, - проговорила она опять строгим и решительнымголосом. Он смотрел на нее, едва дыша

- Я сам слышал... я не спал... я сидел, - еще робче проговорил он. - Ядолго слушал... Приходил надзирателя помощник... На лестницу все сбежались,из всех квартир..

- Никто не приходил. А это кровь в тебе кричит. Это когда ей выходунет и уж печенками запекаться начнет, тут и начнет мерещиться... Есть-тостанешь, что ли?

Он не отвечал. Настасья все стояла над ним, пристально глядела на негои не уходила

- Пить дай... Настасьюшка

Она сошла вниз и минуты через две воротилась с водой в белой глинянойкружке; но он уже не помнил, что было дальше. Помнил только, как отхлебнулодин глоток холодной воды и пролил из кружки на грудь. Затем наступилобеспамятство

III

Он, однако ж, не то чтоб уж был совсем в беспамятстве во все времяболезни: это было лихорадочное состояние, с бредом и полусознанием. Многоеон потом припомнил. То казалось ему, что около него собирается много народуи хотят его взять и куда-то вынести, очень об нем спорят и ссорятся. Товдруг он один в комнате, все ушли и боятся его, и только изредка чуть-чутьотворяют дверь посмотреть на него, грозят ему, сговариваются об чем-топромеж себя, смеются и дразнят его. Настасью он часто помнил подле себя;различал и еще одного человека, очень будто бы ему знакомого, но когоименно - никак не мог догадаться и тосковал об этом, даже и плакал. Инойраз казалось ему, что он уже с месяц лежит; в другой раз - что все тот жедень идет. Но об том, - об том он совершенно забыл; зато ежеминутно помнил,что об чем-то забыл, чего нельзя забывать, - терзался, мучился, припоминая,стонал, впадал в бешенство или в ужасный, невыносимый страх. Тогда онпорывался с места, хотел бежать, но всегда кто-нибудь его останавливалсилой, и он опять впадал в бессилие и беспамятство. Наконец, он совсемпришел в себя

Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные дни,солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало уголподле двери. У постели его стояла Настасья и еще один человек, оченьлюбопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодойпарень в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Изполуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся

- Это кто, Настасья? - спросил он, указывая на парня

- Ишь ведь, очнулся! - сказала она

- Очнулись, - отозвался артельщик. Догадавшись, что он очнулся,хозяйка, подглядывавшая из дверей, тотчас же притворила их и спряталась

Она и всегда была застенчива и с тягостию переносила разговоры иобъяснения; ей было лет сорок, и она была толста и жирна, черноброва ичерноглаза, добра от толстоты и лености; и собою даже очень смазлива

Стыдлива же сверх необходимости

- Вы... кто? - продолжал он допрашивать, обращаясь к самомуартельщику. Но в эту минуту опять отворилась дверь настежь, и, немногонаклонившись, потому что был высок, вошел Разумихин

- Экая морская каюта, - закричал он, входя, - всегда лбом стукаюсь;тоже ведь квартирой называется! А ты, брат, очнулся? Сейчас от Пашенькислышал

- Сейчас очнулся, - сказала Настасья

- Сейчас очнулись, - поддакнул опять артельщик с улыбочкой

- А вы кто сами-то изволите быть-с? - спросил, вдруг обращаясь к нему,Разумихин. - Я вот, изволите видеть, Вразумихин; не Разумихин, как меня вс°величают, а Вразумихин, студент, дворянский сын, а он мой приятель. Ну-с, авы кто таковы?

- А я в нашей конторе артельщиком, от купца Шелопаева-с, и сюда поделу-с

- Извольте садиться на этот стул, - сам Разумихин сел на другой, с